по мнению моих подружек, я была одета по высшему разряду. Так что комплексов
себе не добавила. Зато свободы действий я была лишена почти начисто. Мне
запрещалось все, а особенно то, чего мне особенно хотелось - играть с
детьми, гулять с подружками, смотреть фильмы по телевизору, сидеть у окна и
глазеть на улицу, читать перед сном, собирать смешные и глупые пустячки,
милые сердцу каждой девочки, а волосы я должна была исключительно заплетать
в косички. Только косички и никаких разговоров! Во дворе дома был устроен
скверик с качелями, горкой, песочницей - игровая площадка для детей. Как-то
чудесным летним днем я, скучая, спросила, могу ли туда пойти, и тетка
коротко ответила: "Нет". На вопрос "почему?" последовал столь же краткий
ответ: "Потому". С возрастом я начала бунтовать против тетки, но еще долго
не могла избавиться от жуткого страха, который она мне внушала.
каким-то чудесным образом сумела не обнаружить своего равнодушия перед
теткой. Я любила читать и рисовать. Как сейчас помню тот погожий день во
время каникул, когда я, смирившись с недоступностью детской площадки, решила
нарисовать и раскрасить цветок настурции. Поставила вазочку с цветком перед
собой и со сладкой дрожью в сердце приступила к любимому делу. Я была в
самом начале работы, когда тетка оторвалась от телевизора, чтобы посмотреть,
чем я занята.
настурцией, и все рисовальные принадлежности. Краски она спрятала так, что я
не смогла найти, как ни старалась, а появились они у меня исключительно
благодаря домашним заданиям по математике, которые я решала для подружки.
Коробкой с початыми красками она выразила мне свою благодарность.
огромно, и запрет оказался для меня страшным ударом. У меня все сжалось
внутри, я не могла даже заплакать. Я взяла первую попавшуюся книжку и
попыталась читать. Книжка оказалась про Аню с Зеленого Холма, и как раз
когда я начала вникать в ее содержание и заинтересовалась, тетка неожиданно
вырвала книгу у меня из рук.
она скупа, я думала, что мы просто бедные. Я покорно штопала старые
салфетки, начищала ботинки, просившие каши, а кухонные полотенца шила из
тряпок. Тот день, памятный цветком настурции, я провела в результате, латая
дыры.
одна, но такое счастье выпадало редко и длилось недолго. Одна я бывала
только по дороге в школу и обратно, а дома - когда тетка шла в ванную или к
нам приходили гости. Я мечтала о гостях, но у нас мало кто бывал. Во время
визитов гостей меня отправляли в спальню, где я переживала самые прекрасные
минуты моей жизни. Не имело значения, что я делала, чинила ли коврик,
лежавший перед кроватью, или сидела неподвижно, уставившись в стену, это
было неважно. Важно было то, что я была одна, не чувствовала на себе ее
жуткого взгляда, не слышала свистящего дыхания и в ноздри мне не бил ее
запах.
не стирала одежду и постоянно источала запах грязи. Я так и не смогла к
этому привыкнуть. Ее непременное присутствие превращалось в мучение для
меня, я всегда должна была сидеть в той же комнате, где и она, всегда
выходить из дома вместе с ней. Я ненавидела эти выходы, особенно летом,
потому что обязана была надевать свитеры, рейтузы, платки, в которых
изнывала от жары. Тетка мерзла, а значит, и я должна была тепло одеваться.
Удивительно, как я вообще жива осталась.
каникулы. Я понятия не имела, как выглядит деревня, море, озеро или лес, в
глаза не видала живой коровы. В зоопарке была только раз со школьной
экскурсией. Я не могла себе представить, что такое кино, не знала вкуса
мороженого. Шоколадом, апельсинами, кока-колой меня угощали в школе, но
мороженого никто в школу не приносил, а приглашения в гости к подружкам мне
запрещено было принимать. Я даже не понимала, что не знаю, как выглядит
нормальное человеческое жилье.
события.
предварительно спросив: "Кто там?", без этого открывать не дозволялось. Он
назвал свое имя, Райчик. Я сказала тетке, что за дверью стоит пан Райчик, и
та велела его впустить. Я плохо разглядела его, в прихожей было темно, лишь
отметила про себя, что раньше его не встречала, и шмыгнула в спальню. Мне
было тогда уже пятнадцать лет, но правило удалять меня с глаз долой при
появлении гостей оставалось в силе.
можно тише отворила окно, внимательно прислушиваясь к голосам в соседней
комнате, чтобы тетка не застала меня врасплох. Открывать окна было
запрещено, тетка предпочитала спертый воздух всякому другому. Затем я
принялась читать, то и дело подслушивая через замочную скважину, чтобы по
ходу беседы определить, сколько времени еще пробудет у нас гость. Как долго
я смогу пользоваться свободой взаперти, пять минут или час?..
покойница пани Юлия завещания, кажется, не переписывала? Собственной рукой
перед смертью все отписала внучке, разве нет?
по которому догадалась, что она в бешенстве. Гость продолжал орать:
пьет, а ведь они были люди не бедные. А внучка-то об этом знает? О, уже
вижу, что не знает. Нетрудно было догадаться...
меня позже, тому невольно помогла пани Крыся. Пани Крыся, должница,
возвращавшая долг порциями, пришла как раз на следующий день и ядовито
заметила что-то о том, как обдирают бедную сироту. Я услышала се слова,
потому что дверь в комнату была открыта, а я в это время шла из ванной в
спальню. Пани Крыся смотрела на меня, тетка тоже глянула в мою сторону, и
меня вдруг поразило выражение ее лица. Я поняла, что бедная обдираемая
сирота - это я!
работала. У меня появились подозрения. Сбежав с урока, я отправилась к дому
моей покойной бабушки. Я смутно припоминала, что соседка была давней
бабушкиной приятельницей, и, как оказалось, не ошиблась.
финансовой стороне дела я спросила напрямик, мотивируя вопрос беспокойством,
не объедаю ли я мою тетю, старую беспомощную женщину. Выяснилось, что
незнакомый мне бугай прорычал чистую правду и замечание пани Крыси также
было вполне справедливо: бабушка оставила тетке очень много денег,
предназначенных на мое воспитание, кроме того, тетка продала квартиру
бабушки за какую-то безумную цену и все забрала себе. По моим подсчетам,
этих денег хватило бы на двадцать лет жизни в роскоши даже при нынешних
ценах, а ведь десять лет назад все было дешевле. На деньги мне было
наплевать, но квартиры я не могла ей простить. Квартира принадлежала также
моим родителям и должна была перейти мне! Ее можно было бы сдавать, получать
доход, а потом, став взрослой, я могла бы там жить.
меня от рисования. Учительница говорила, что у меня есть способности. Я
солгала, что нам добавили учебных часов, и оставалась в школе подольше,
учась живописи. Отлично понимая, что самостоятельная жизнь требует денег, я
хотела заняться репетиторством, но тетка мне не разрешила. Тогда я стала
делать рекламу. Я была способной, дешевле обходилась работодателям и потому
получала заказы, но один-два свободных часа в день, добытых с помощью
вранья, ограничивали мои возможности. Много я заработать не могла, но даже
та малость сильно изменила мою жизнь. У меня наконец-то появились
собственные деньги.
случилось чудо. Та самая учительница рисования, с которой мы в конце концов
подружились, собралась в Штаты, ориентировочно года на два, и оставляла
однокомнатную квартиру, полную цветов. За цветами кто-то должен был
ухаживать, и она предложила мне пожить там.
спрашивала, просто объявила, что я уже совершеннолетняя и хочу сменить
квартиру. Переезд не доставил трудностей: у меня ничего не было, а взять с
собой ничего не дозволялось. Я поступила в Академию художеств, как сирота
получила стипендию, могла наконец заработать на рекламе, так что мне было на
что жить. Я впала в эйфорию, часами бродила по городу, навсегда рассталась с
косами, ела, что мне нравилось, делала, что хотела и, наконец, я жила одна,
в чистой комнате, при открытых окнах! У меня была яркая лампа! Тетка
пользовалась исключительно двадцатипятиваттными лампочками...
переступала порога этого дома, но у нее были способы меня удержать. И опять
не обошлось без пани Крыси..
Крыся решила тетке насолить. Она ворвалась ко мне в спальню; тетка пыталась
преградить ей путь, но пани Крыся была крупнее, моложе и наверняка сильнее.
Отказавшись от борьбы, посиневшая от злости тетка села у стола, крепко
сцепив ладони. Пани Крыся с нескрываемым удовлетворением объявила мне, что
все мало-мальски ценное в этом доме является моей собственностью, поскольку
принадлежало моим родителям. Серебряные подсвечники, серебряная посуда,
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Сапковский Анджей
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Перумов Ник