Чтение 2–й страницы книги ~Канкан для братвы~

- Неправда ваша! Когда я голоден, у меня одна мысль - о еде. Ты же не хочешь, чтобы стратегия и тактика защиты Глюка строились на фундаменте из кулинарных рецептов. Так что давай запихивай птицу в чугунок...

Ксения усмехнулась и, не поднимаясь с дивана, щелкнула переключателем автоматической газовой плиты. За толстым стеклом духовки вспыхнуло голубоватое пламя.

- Все давно готово. Через десять минут будем ужинать.

- Монтана! - Рыбаков набулькал из тетрапакета стакан томатного сока. - То, о чем я мечтал с самого утра...

- Ты что, не мог на встрече чего-нибудь перехватить? - Ксения подняла брови. - Вы ж вечно в ресторанах сидите.

- Не до того было. Только кофеем нахлебался и все. А потом, ты же знаешь, если начать перед братанами есть, так и они захотят. Для сугрева водочки закажут. И понесется... Вместо серьезного базара получится примитивная обжираловка, плавно переходящая в народное гулянье. На стрелках одному Горынычу позволено жевать...

- Интересно знать, почему?

- А Данька привык к регулярному питанию. Ему давным-давно кто-то рассказал, что от голода он может впасть в диабетическую кому. Пошутили... Но Горыныч отнесся серьезно и теперь не упускает шанс что-нибудь в пасть забросить. У него даже наручный хронометр раз в три часа звонит. Напоминает, что пора подкрепиться...

- Я даже знаю имя того человека, кто ему про диабетическую кому рассказал,- Ксения легко поднялась на ноги и распахнула дверцу холодильника.

Рыбаков сделал вид, что слова супруги к нему не относятся.

Кухонный приемник, настроенный на волну радиостанции "Азия-минус", созданной Толиком-Нефтяником в пику слишком популярной "Европе-плюс" издал мелодичный звон маленьких колокольчиков, возвещающих о том, что музыкальная программа подошла к концу и наступило время новостей.

"В семье есаула черной сотни Опанаса Петренко, - бодрым голосом сказал диктор, - родился еврейский ребенок. Мальчик чувствует себя отвратительно..."

Денис хихикнул и немного прибавил звук.

* * *

Старший следственной группы, созданной для изучения творческого наследия Александра Ивановича Печенкина, известного также по погонялу Саша-Носорог, пребывал в мерзейшем настроении. Младшего советника юстиции Моисея Филимоновича Нефедко окончательно достала бравая милиционерша Панаренко, требовавшая от скромного работника прокуратуры все новых и новых санкций на задержание подозреваемых, в разряд которых ищейка с Захарьевской[7] заносила каждого, кто был даже шапочно знаком с покойным Печенкиным или был упомянут в многостраничном доносе бизнесмена Пылкина, скончавшегося на несколько часов позже Саши-Носорога.

Рвение Ирины Львовны Панаренко, в девичестве - Фиры Лейбовны Стукельман, было легко объяснимо. Майор милиции подошла к рубежу пенсионного возраста, оттрубив в ГУВД почти двадцать лет, и желала с блеском завершить свою карьеру, напоследок разоблачив самую масштабную банду в истории Санкт-Петербурга. Ей грезились благодарность от самого министра внутренних дел, орден, подполковничьи погоны, солидная денежная премия и уговоры коллег и начальства остаться на рабочем месте еще хотя бы на годик-другой.

Панаренко-Стукельман ради удовлетворения собственных амбиций была готова пересажать по камерам половину населения северной столицы.

Нефедко чурался подобного подхода к расследованию уголовных дел. Ему было гораздо ближе неспешное течение событий, обычно приводящее к тому, что потерпевшие сами отказывались от борьбы за собственные нарушенные права, переставали появляться в здании прокуратуры, и папки со следственными материалами покрывались пылью в углу кабинета. По истечение пары лет дела сами собой прекращались "за отсутствием состава преступления" или по очередной амнистии. В молодости Моисей Филимонович прошел стажировку у районного прокурора Терпигорева, который и научил юношу всем тонкостям "настоящей" следственно-надзирающей работы, за что Нефедко был очень благодарен старшему товарищу. Советы Терпигорева сильно помогали недалекому и хилому выпускнику заштатного юридического вуза благополучно продвигаться по служебной лестнице, в личном деле у него было ровно в два раза больше поощрений, чем замечаний.

К тому же Нефедко, как и многие его коллеги, страдал легкой формой умственной отсталости, это выражалось в том, что он мог усваивать лишь небольшие объемы информации, да и то - с перерывом в несколько дней. Его попытка выучить английский язык на ускоренных курсах закончилась истерическим срывом.

Полечившись в пансионате, куда он был отправлен по настоянию невропатолога из ведомственной поликлиники, Моисей Филимонович предпринял еще одну попытку овладеть тонкостями произношения определенного артикля "the" и увеличить свой лексический запас с трех английских слов "table", "pencil" и "paper" хотя бы до сотни. Нефедко приобрел кассеты с записями уроков Илоны Давыдовой, для чего, будучи дежурным следователем, обчистил карманы одного из задержанных, и спустя сутки был госпитализирован с острым помутнением сознания. Как выразился один из врачей, сей случай можно было бы назвать "грыжей головного мозга". Но, к сожалению, подобного заболевания в реестре не числилось, и потому Моисея лечили от обычного переутомления...

- Ну и что вы опять от меня хотите? - заныл Нефедко, с неприязнью глядя на всклокоченную Панаренко, вот уже битых полчаса рассказывающую следователю о своих грандиозных планах.

- Идите к прокурору и берите санкции!

- На кого опять?

Майорша помахала перед лицом Моисея пачкой желтоватых листков, в которых он узнал выгоревший на солнце донос бизнесмена Пылкина.

- Я вычислила тех, кого заявитель называл "неизвестными" ему лицами! - гордо выкрикнула Панаренко. - Это сторожа с автостоянки и дворник! С ними Печенкин тоже поддерживал преступные связи!

От визгливого голоса майорши у Нефедко заложило уши.

- А основания?

- Вот! - на стол к прокурорскому работнику бухнулась толстая папка с какими-то документами. Моисей Филимонович опасливо посмотрел на пачку "оснований", состряпанных в РУБОПиКе по прямому указанию Панаренко. - Здесь все! Результаты наружного наблюдения, оперативная информация и выводы. Для санкций на арест достаточно!

- А санкции прокурора на проведение наружного наблюдения были? - Нефедко неожиданно вспомнил одну из процессуальных норм и гордо надулся.

- Ах, оставьте! - на мгновение крашенная пергидролем майорша превратилась в манерную дамочку, игриво подмигивающую кавалеру на балу в честь окончания школы милиции. - Проведем задним числом.

Младший советник юстиции раскрыл папку, прочитал первые строки заявки на получение санкций, почувствовал, как голову наполняет серая муть непонимания, и пригорюнился. Усилия по овладению языком Шекспира окончательно нарушили хрупкие связи в сером веществе Нефедко, и теперь он мог с трудом одолеть лишь юмористическую страничку в журнале. На большее следователя не хватало. Прочесть хотя бы треть из представленных Панаренко материалов было выше его сил.

Моисей Филимонович понял, что долго держать оборону он не сможет, и мысленно махнул рукой. Пусть майорша арестовывает сторожей и дворника. В конце концов это будет не его вина. Как решит прокурор, так и произойдет. Дело Нефедко маленькое - заполнить три бланка и принести их на подпись. Слава Богу, это следователь был еще в состоянии сделать.

- А они не станут жаловаться? - Нефедко приложил последнее усилие к тому, чтобы отбрить Панаренко.

- Я им пожалуюсь! - злобно рыкнула милиционерша.

- Хорошо, хорошо, - следователь достал пустые бланки. - Сейчас я все оформлю... Или, - Нефедко с надеждой посмотрел в глаза Ирине Львовне, - вы сами?

- Давайте! - Панаренко схватила со стола шариковую ручку и принялась активно чиркать на четвертушке стандартного листа. - Не пишет!

- Чернила высохли, - заунывно сказал Нефедко не пользовавшийся ручкой уже почти год. Все бумаги за него писали стажеры, а свою подпись он ставил забытым кем-то из посетителей "паркером". - Вот, возьмите фломастер...

Через сорок минут на стол к районному прокурору легли остро пахнущие ацетоном бланки, заполненные ядовито-зелеными строчками постановлений о привлечении трех граждан в качестве подозреваемых по уголовному делу за номером 390229. Прокурор удивился насыщенному цвету букв, но санкции подписал.

На квартиры к сторожам с автостоянки, на которой Саша-Носорог держал свой "BMW", и к дворнику, подметавшему тротуар перед подъездом дома, где проживал Печенкин, выехали оперативные группы.

* * *

Лысый, в миру - Роман Альтов, ткнул пальцем в запорошенную снегом вышку, с которой летом прыгали привязанные за ноги бесстрашные отдыхающие, и причмокнул.

Головы Пыха и Мизинчика повернулись в сторону неработающего аттракциона.

- Это, блин, идея, - весомо сказал Лысый. - Пока братаны будут с одной стороны подходить, мы, типа, с другой.

- Конкретно, - подтвердил Мизинчик, вдавливая педаль тормоза.

Серо-зеленый "Ford Expedition" встал точно напротив деревянного пирса, уходящего почти до середины озера.

- А получится? - Пых перегнулся с заднего сиденья.

- Если, блин, рассчитать все грамотно, то получится, - кивнул Лысый.

- А где мы специалистов возьмем? - поинтересовался Мизинчик. - Щас зима, их тут нет никого...

- Спокуха! - Лысый достал телефон. - У меня возле "Премерзкой[8]" чувачок знакомый живет. Так он, это, первый в городе "тарзанку" поставил... Поможет разобраться... Э, Слава?.. А кто?.. Славу позови сюда... Здорово. Ты мне нужен... Ага, сейчас... Лады, - браток спрятал трубку в карман. - Поехали. Ждет...

* * *

Рыбаков дозвонился до Воробьева и был тут же приглашен в гости. Никаких отговорок вроде предновогодних забот, необходимости навестить родителей и купить что-нибудь к празднику Андрей даже слушать не стал.

Правда, Денис особенно и не спорил. Договорились на двадцать девятое декабря. Воробьев пообещал организовать горячие мясные блюда, семейство визитеров взяло на себя холодные закуски и фрукты. В середине разговора Рыбаков упомянул о необходимости получить консультацию по одному уголовному делу, на что бывший военный прокурор отреагировал крайне благожелательно.

Андрей не отказывал себе в удовольствии попинать российских ментов и выставить их полными идиотами.

Глава 2. СТРАНА БУХИХ

- ...И вообще, дискутировать с большинством наших судей об уровне интеллекта следователя - только зря время терять, - Андрей Воробьев смешал в высоком тонкостенном стакане джин с тоником, бросил туда пару кусочков льда и воткнул соломинку. - Ибо умственные способности нынешних судей, за редким исключением, находятся в зачаточном состоянии. Где-то между рефлексами ленточного червя и амбициями хохла-сержанта в стройбате... По нашим дурным законам все решения в процессе судебных слушаний принимаются судьей единолично, вне зависимости от их важности. Естественно, кроме приговора. Судья может отказать в любом ходатайстве, в вызове любого дополнительного свидетеля, в производстве экспертизы...

- Но все это остается в протоколе, - Денис прервал монолог приятеля.

- Безусловно,- экс-военный прокурор присосался к трубочке и за раз выхлебал четверть стакана. - Протокол - великая вещь. Если в деле заявлено несколько оставленных без удовлетворения ходатайств, то защита имеет все шансы на апелляции и повторные слушания в суде более высокого уровня. И так до бесконечности.

- Мы сейчас говорим о суде, где будет решаться вопрос об изменении меры пресечения, - напомнила Ксения.

Воробьев вскочил и прошелся по комнате, заложив руки за спину и поблескивая очками. Со стороны могло показаться, что он на собственном примере демонстрирует правила передвижения арестованных по коридорам следственного изолятора.

- Суд есть суд. Без разницы, что он рассматривает. Просто в данном конкретном варианте могут обойтись даже без кивал[9]. И заседание продлится от силы минут десять...

- Нам как выгоднее? - прищурился Рыбаков.

- Не понял, - Андрей оперся на спинку стула.

- Растянуть заседание или укоротить?

- Естественно, растянуть. Кстати, в каком районе это будет происходить?

- В Центральном...

- Так-так-так,-Воробьев ухмыльнулся. - С председателем суда я неплохо знаком. В принципе, можно его попросить, чтобы он указал судье на необходимость внимательного рассмотрения...

- Сколько это будет стоить? - тут же отреагировал Денис.

- Нисколько, - экс-прокурор махнул рукой. - Там нормальный мужик. Правильный.

- Нам бы еще делишки уголовные разделить, - мечтательно заявил Рыбаков. - Бандитизм отдельно, пиратство и незаконную порубку - отдельно...

- И не думай, - Воробьев уселся верхом на стул. - Раз соединили, обратного пути нет.

Денис критически посмотрел на приятеля.

- Ты знаешь, как называется та поза, в которую ты уселся?

Воробьев бросил взгляд на свои ноги и с подозрением уставился на ехидного Рыбакова. Склонность Дениса к дурацким розыгрышам и проведению фрейдистских аналогий была общеизвестна.

- Нет, а что?

- Серьезно, не знаешь?

- Не знаю, - четко произнес Андрей. - По-моему так сидит один телеведущий, обожающий слово ВЦП "однако"... А в чем, собственно, дело?

- Какашка он небритая, а не телеведущий, - выдал Рыбаков. - А вот что касается позы, то, согласно классификации известного психолога Райха, она называется позой "стеснительного онаниста".

Воробьев мгновенно развернулся на стуле и положил ногу на ногу.

- Так, надеюсь, нормально?

- Так нормально...

- Почему "стеснительный онанист"? - заинтересовалась Ксения.

- Широко раздвинутые ноги говорят о подсознательном желании явить всему миру свое мужское достоинство,- объяснил Денис.- Но индивидуум не уверен в своих силах, поэтому все же прикрывает причиндалы спинкой стула. Хотя я лично обозначил бы данное кокетство "позой стеснительного эксгибициониста". Более точное определение...

- Интересно, - Воробьев поправил очки. - У тебя нет книжек этого Райха?

- Есть.

- Дашь почитать?

- Конечно, - Рыбаков открыл жестяную коробочку с тонкими сигарами "Cafe Creme" и закурил. - Используешь в своем литературном творчестве?

- А то! - согласился Андрей. - Психологические экзерсисы - штука весьма полезная. Можно такого наворотить...

- Сделай проводку через всю повесть, - посоветовал Денис. - Начни с юных лет героя и заставь его действовать в соответствии с психологическими комплексами. Я тебе еще Отто Вайненгера дам. Там вообще труба. Фрейд с Юнгом отдыхают...

- Це дало,- кивнул Воробьев. - Народ это любит...

Ксения повертела в руках последнее творение бывшего прокурора, затянутое в яркую целлофанированую обложку. Под картинкой, изображающей обнаженную девушку с торчащим в груди огромным кинжалом, переливалась багровая надпись "Юрист. Дело об утраченной девственности".

- Это ты сам названия повестей придумываешь?

- Не-а,- плодовитый литератор, разделивший пополам с соавтором псевдоним "братья Питерские", повернулся к супруге приятеля. - Редакция. Чем больше бьет по глазам, тем лучше... В оригинале книжка именовалась "Ошибка в субъекте". Но редактору показалось слишком безлико...

- Надо было назвать "Вагинальной рапсодией", - прокомментировал Рыбаков. - Или "Мэри Жоппинс, до свидания!". Бить - так бить.

- Фу! - Ксения сморщила носик.

Воробьев всосал еще четверть стакана джина с тоником, закусил долькой апельсина и потянулся за пачкой сигарет.

- Однако вернемся к нашим баранам, то есть к ментам, - Денис поднес консультанту-надомнику огоньку. - Вот, Андрюха, скажи - пройдет такой дебилизм, как я тебе поведал, через суд?

- Легко, - экс-прокурор окутался клубами дыма. - В нашей стране что угодно пройдет. Важны не победа законности, а участие подсудимого в процессе оценки доказательств и прениях... Тут все дело можно разделить как бы на три этапа. Первый: чисто ментовская работа. Проверка заявления или события преступления, работа дознавателя и другая лабуда. Заканчивается на факте возбуждения дела или отказа... Затем наступает черед следака. Протоколы, экспертизы, допросы, очные ставки и обвинительное заключение. Что будет с делом в суде, следствие и прокуратуру волнует мало. Главное, чтоб обратно на дополнительное расследование не отправили... Потом суд. Можно сказать, сумеречная зона. Решение совершенно непредсказуемое и никак не базирующееся на обычной человеческой логике.

- А эмоциональный фактор?

- Имеет место быть и в большом объеме, - витиевато заявил Воробьев. - Фактически, исход любого дела процентов на пятьдесят зависит от отношения судьи к каждой из сторон. Если кто-то из участников активно не нравится, есть масса способов осложнить ему жизнь. Например, начать слишком подробно опрашивать свидетелей, назначать экспертизы... Да мало ли что! Вот, к примеру. На предпоследних прениях с моим любимым педиком,- Андрей имел в виду скандалиста Пенькова, - тот смог-таки довести судью до крайней степени озлобления тем, что вместе со своим безумным адвокатом обвинил меня и подзащитную газету в неприятии либеральных реформ. А судья на этих реформах потерял свои сбережения, отложенные на покупку дачи... Ну, и ты понимаешь, чем все закончилось. В иске - отказать, Русланчика - пинком из зала, адвоката Шмуца - на пятнадцать суток за оскорбление состава суда. Решение обжалованию не подлежит...

- Ага! - глаза Рыбакова радостно блеснули. - Значит, если прокуроришка или следак достанут судью, тот дело развалит?

- Смотря, на каком этапе.

- Для начала - по вопросу содержания под стражей.

- Легко. Только ты особо не обольщайся... Мусора могут спокойно опять забить в камеру свежеосвобожденного. По "вновь открывшимся обстоятельствам". Тут надо действовать хитрее... Следует изменить статус подследственного. С подозреваемого или обвиняемого на свидетеля. Если суд переведет твоего кореша в свидетели, то у ментов возникнет серьезная проблема. Быстро ее не решить...

- Принципиально это возможно?

- Законом не запрещено, - Воробьев отрицательно покачал головой. - Решение суда обязательно для прокуратуры и следственных органов. Чтобы его обжаловать, требуется куча бумаг от того прокурора, что подписывал санкцию на арест. А при таком раскладе прокурор на обжалование может и не пойти. Скажет следаку, что тот сам не доработал и вообще... Мол, ищи доказательства, с ними и приходи.

- Подобные прецеденты бывали? - деловито спросила Ксения.

- Конечно, бывали, - Андрей прикончил стакан коктейля и нацедил себе почти чистого джина, плеснув чуть-чуть тоника. - Но вы не забывайте, что я в последние годы от уголовки отошел, многого не знаю из современной практики... В мое время суд еще не рассматривал вопроса о законности применения меры пресечения. И следствие немного по-другому шло. Вон, - защитник свободы слова от посягательств обнаглевших представителей секс-меньшинств дотянулся до книжной полки и вытащил толстенную, прошитую суровой нитью папку. - Ксерокопии некоторых материалов по тем делам, которые я вел в качестве следователя прокуратуры. Извольте... Только осмотр места происшествия занимает сорок страниц, - Воробьев полистал документы. - Вот снятие объяснений по факту того, угощал ли рядовой Джангильдеев сержанта Опухалко конфетами или тот их отнял. Двенадцать листов через один интервал... Экспертиза автомата по "самострелу". Три листа... Опять протокол осмотра... А-а! Это вообще песня! Постановление в отказе в возбуждении дела о хищении горюче-смазочных материалов. Двадцать семь листов! Допрошено сто три человека... Сейчас, к сожалению, все иначе. Из общего числа необходимых документов в деле находится от силы процентов тридцать. Остальное - домыслы следователей. Что меня совсем не удивляет. Если у нас дознавателями и следаками работают бывшие парикмахеры и гинекологи, другого ожидать не имеет смысла...

- Так что перспективы есть? - подытожил Денис.

- Это зависит от того, сможете ли вы перетянуть судью на свою сторону.

- Сможем,- улыбнулся Рыбаков.- Я даже знаю как...

* * *

Миша-Ортопед любовно огладил черненый ствол своего любимого ружья "SPAS 12[10]", заряженного патронами с выплавленными из дореволюционных полтинников серебряными пулями, поправил сбившуюся на затылок ушанку и продолжил наблюдение за темными окнами клуба. Немного мешали огромный нательный крест из полированной латуни и вязанка чесночных головок, висящие поверх дубленки, но предусмотрительный браток не обращал внимание на мелкие неудобства.

Жизнь дороже.

Никому неведомо, что за чудище появляется по ночам в поселковом клубе и упражняется в вокале. То ли оборотень, то ли снежный человек, то ли вампир какой-нибудь... Так что серебряные пули и чесночок могут прийтись очень кстати. На самый крайний случай в кармане дубленки гражданина Грызлова лежала граната Ф-1, но Ортопед надеялся, что воспользоваться ею не придется.

Горыныч предлагал взять пулемет, даже хотел снабдить Мишу двуствольным чудом российского ВПК на треноге. Ортопед отказался. Поливать бревенчатое здание клуба из агрегата, предназначенного для поражения низколетящих и легкобронированных целей, было чересчур. К тому же Михаил надеялся взять пришельца живьем. Или хотя бы не сильно попортить шкурку...

Вдали возле перекрестка истошно заорал местный алкоголик Гришка Мыкин. Судя по последовавшим за воплем тяжелым ударам, жена Григория встретила припозднившегося суженого во всеоружии и теперь охаживала сковородой.

Ортопед сплюнул в снег, отпил из походной фляжки крохотный глоток коньяку, отодвинул в сторону яблоневую ветвь и вновь уставился на окна...

Первым вой из ночного клуба услышал местный участковый. Воспитанный на бабушкиных сказках милиционер не на шутку струхнул и не стал проверять, кто это там бродит по темным помещениям. Однако наутро, подкрепившись двумя стопками самогона, тщательно облазил все здание, но никаких следов не обнаружил.

На следующую ночь все повторилось. Теперь уже вой слышали мужики, собравшиеся у агронома на празднование его именин и курившие в ожидании хозяина, который полез в сарайчик за очередной банкой соленых огурцов. И опять утренний осмотр клуба не дал результатов. Ночной гость таинственно появлялся около полуночи, с полчасика тихонько подвывал и испарялся.

По поселку Волосянец поползли слухи о лешем. Представители интеллигенции в лице киномеханика и паспортистки несколько дней насмехались над необразованной деревенщиной, пока утробные звуки не застали их врасплох на крылечке клуба, куда местный "Спилберг" пригласил работницу милиции на вечерние посиделки, дабы вручить привезенные из города рулоны розовой туалетной бумаги и получить взамен немного женской ласки. Выскочившие из своих домов жители с наслаждением наблюдали, как полуодетые киномеханик и паспортистка с визгом неслись по центральной улице, петляя между подмерзших луж и разбрызгивая грязь. Вслед за беглецами тянулся длинный серпантин из развернувшейся бумаги, что придавало картине несколько карнавальный оттенок.

Случившееся окончательно утвердило сельчан во мнении, что ночной вой из клуба не является следствием неумеренного употребления горячительных напитков группой "очевидцев", а представляет собой жуткую реальность, основанную на материалистическом восприятии мира.

Участковый попробовал созвониться с районным центром, чтобы вызвать подмогу и сообщить о происходящем. Но не рассчитал силу своего убеждения и в результате был послан в грубой форме дежурным по райотделу милиции. Капитан из райотдела здраво рассудил, что деревенский старлей опять нажрался и теперь ему мерещатся голоса. Оскорбленный в лучших чувствах участковый принял на грудь пол-литра водочки, поплакался сочувствующим мужичкам и в порыве бесстрашия связался с дежурным по антитеррористическому центру УФСБ по Санкт-Петербургу. Мирно начавшийся разговор быстро перешел в плоскость взаимных оскорблений, когда эфэсбэшник понял, что абонент на другом конце провода пьян в зюзю. Обозвав старлея "чмырем-алкоголиком" и получив в ответ "гэбэшную падлу", приправленную утробным ревом скрученного рвотными спазмами милиционера, майор Кричевский возжелал крови участкового из Волосянца, но был вовремя остановлен начальством, которое сочло лишним устраивать разборки с МВД из-за одного-единственного телефонного звонка. Пусть даже хамского.

Непонятый никем участковый смачно потравил из окна своего кабинета, забрызгав непереваренным винегретом трясущихся от страха паспортистку с киномехаником, был избит подоспевшим мужем своей сослуживицы, ошибочно принявшим его за прелюбодея, и ударился в многодневный запой. В поселке воцарилось безвластие.

Надежда у жителей Волосянца оставалась лишь на Ортопеда. К нему отправились ходоки и через сутки принесли радостную весть о согласии храброго земляка поспособствовать отлову воющей нечисти...

Михаил поерзал в сугробе и подышал на замерзшие пальцы. Три с половиной часа на посту - и все без толку. Прогрессивная мысль Садиста, предлагавшего просто-напросто сжечь здание клуба из огнемета и не тратить время на засаду, уже не казалась такой безумной.

Внутри здания что-то тихо скрипнуло. Ортопед медленно размял затекшие плечи и прислушался.

- У-у-у! - откуда-то сверху раздался слабый звук.

Браток бесшумно переложил ружье в правую руку и приподнялся.

- У-у-у!!! - вой стал чуть громче.

Ортопед на цыпочках просеменил до угла дома, взобрался на крыльцо и выставил перед собой ствол.

- У-У-У! А-у-у! - вой изменил тональность, и в нем проявились нотки сладострастия.

Михаил миновал сени, прокрался по узкому коридорчику и остановился перед дверью в подсобное помещение, где уборщицы хранили инвентарь и иногда ночевал совхозный сторож. Из-под двери пробивался слабый свет.

- У! У! У! А-а-а! - в резкие выдохи неведомого существа вкрался шелест бумаги.

"Гадит он там, что ли?.. - подумал озадаченный браток и снял ружье с предохранителя.- Но тогда бы следы оставались..."

За тонкой фанерной перегородкой тяжело задышали.

"А если он там, блин, не один? Эх, была - не была..." - Ортопед отогнал ненужные мысли, примерился и с маху выбил ногой хлипкую дверцу.

На пол каморки обрушилось чье-то тщедушное тело затянутое в линялый тренировочный костюм, и заверещало. От пронзительного визга у братка заложило уши.

- Лежать! - громовым голосом гаркнул Грызлов и вонзил оконечность ствола под ребра неизвестному.

- Миша! Это же я, я!!! - нечисть на поверку оказалась сторожем.

- Это ты выл? - зарычал Ортопед, проведший полночи в снегу и не выкуривший за это время ни одной сигареты из опасений демаскировать схрон.

- Я ничего! - затрясся сторож, потрясенный сверкающим крестом, болтающимся на груди у двухметрового бугая. Со стороны Михаил сильно смахивал на рыцаря-храмовника, нависшего над плененным сарацином. - Я книжку читал!

- Какую, блин, книжку?!

- Вот, - поселковый дозорный вытянул трясущуюся длань в направлении топчана, над которым располагалась открытая вьюшка печной трубы. - Там лежит...

Грызлов опустил ружье, снял с шеи крест и вязанку чеснока, взял в руку толстый фолиант в синей обложке.

- "Книга о вкусной и здоровой пище"... Та-ак. У ты, блин, и придурок... А звук по трубе шел, - браток тяжело опустился на топчан. - Но выть-то зачем?

- Забылся, - потупился сторож. - Там такие картинки, такие вкусности...

* * *

Выворачивая с улицы Широкой, называвшейся до распада СССР улицей Ленина, на Большой проспект Петроградской стороны, Денис услышал знакомый голос и через секунду нос к носу столкнулся с Мизинчиком, который выгуливал упакованного в ярко-зеленый комбинезон отпрыска возле закрытого на обеденный перерыв магазина спорттоваров.

- Чтоб я этого даже не слышал! Мной учительницу больше не пугать, ясно?

- Ясно, - пообещал Мизинчик-младший.