злополучную безрукавку в сторону, а я с запозданием сообразила, чья она, -
парамоновская!
оставила ее без внимания, и усмехнулась про себя: ?И это все, что осталось
от долгой и мучительной любви?. А потом без тени сожаления выбросила этот
хлам в мусорное ведро. Там ему и место.
проснулась среди ночи. В слезах. Оказывается, я рыдала во сне. Я оплакивала
не мужа, не Парамонова и даже не себя, я оплакивала свою любовь, которой
было так много, что, вполне возможно, хватило бы на две жизни, а то и на
три, а ее раздавили ботинком, как замусоленный окурок. И когда слезы мои
высохли, я ненавидела Парамонова всеми фибрами души, так, словно он был не
человеком, а земным воплощением вселенского зла. Заодно я ненавидела и себя,
ненавидела за то, что позволила Парамонову обижать себя, за то, что
унижалась, сочиняла идиотские письма и вымаливала любовь, как осужденный на
казнь - помилование.
останусь бедной, монотонно блеющей овечкой: ?Н-не уходи... П-по-жалуйста,
н-не уходи... Я так люблю тебя...? Дорого бы я дала, чтобы отмотать пленку
времени вспять и переиграть эту сцену заново! С каким торжеством и
злорадством я пульнула бы в Парамонова его вещичками, этими его безвкусными
безрукавками и стоптанными тапками, а какие слова бы нашла! Я бы вонзала в
него свои проклятия, как заточенные отвертки, а потом медленно, с
наслаждением их поворачивала, спрашивая с иезуитской улыбочкой:
книжки, голубком залетевшую в мой почтовый ящик: ?Был у тебя - не застал,
заскочу завтра вечером. Парамонов?? И все же мне было как-то не по себе. Не
потому, что я боялась проявить слабость, просто он стал для меня почти
покойником, а страничка из записной книжки с латинской буквой L казалась
весточкой с того света.
неторопливо сняла пальто и ботинки, прошла в комнату и устроила полную
иллюминацию, включив все осветительные приборы вплоть до карманного
фонарика. Момент того стоил, все-таки не каждый день получаешь послания от
любовника, который сбежал от тебя, сверкая пятками, целых десять лет тому
назад. Потом я торжественно возложила записку на стол, тщательно разгладила
и принялась ее внимательно изучать.
писал как курица лапой, так что скорее всего буквы в записке прыгали не от
волнения и не от избытка чувств. Тогда, черт побери, что ему от меня нужно?
Неужели за тряпками своими пожаловал, тоже мне, нашел камеру хранения! Или
так, по-дружески, решил заглянуть на чашку чаю? Ну это каким же надо быть
нахалом! Впрочем, за чем бы он ни явился, я обеспечу ему горячую встречу. С
чаем и прочими причиндалами, только уж пусть потом не взыщет!
ванную - стирать свою лучшую блузку, поскольку противника следовало
встретить во всеоружии. Весь следующий день прошел как во сне. Я так
увлеченно готовила отповедь Парамонову, что даже начала заговариваться. И с
работы я отпросилась пораньше, чтобы забежать в парикмахерскую. Пусть, пусть
посмотрит, как много он потерял! Пусть убедится, что без него я не пропала,
а, напротив, даже похорошела. И работа у меня интересная, хоть и
малооплачиваемая, и поклонников завались. Я воя трепетала и благодарила бога
за то что он предоставил мне возможность заглянуть в наглые парамоновские
глаза и высказать ему все, что во мне накопилось за последние десять лет. Не
сомневаюсь, мало ему не покажется!
тщательный макияж. Поначалу я даже собиралась изобразить из себя
женщину-вамп, но вовремя передумала, уж лучше ничего лишнего, скромно, но со
вкусом: никаких ярких красок, естественные тона, едва заметный румянец,
бледно-розовый маникюр. Выполнив все необходимые манипуляции, я с полчаса
покрутилась перед зеркалом и осталась вполне довольна собой.
только себе, если судить по мужским взглядам, которые я частенько
перехватывала на улице. Но это не значит, что я собиралась очаровать
Парамонова. Теперь-то я знаю себе цену, не то что десять лет назад, и
Парамонов меня интересует только в качестве подходящего объекта для операции
возмездия. Да-да, возмездия! А что, чем я хуже американцев, рассылающих во
все концы свои ?Томагавки?? Вот именно, не хуже, а лучше. Можно даже
название для этого мероприятия придумать, какой-нибудь там ?Тайфун? или
?Двойной удар?.
будильника. Двигались они, конечно, медленно, но это не означало, что время
остановилось. Так я досидела до полуночи, но Парамонова не дождалась. Он не
пришел!!! Признаться, я растерялась, потому что совсем не предполагала
подобного развития событий. Выходит, он обманул меня снова, уже во второй
раз, с той лишь разницей, что десять лет назад я была наивной и доверчивой
девчонкой, а теперь многоопытной женщиной. Ну кто его, спрашивается, просил
бросать в мой почтовый ящик эту дурацкую записку! Лучше бы я ее сожгла, не
читая, или взяла и рванула по подружкам. По крайней мере, не чувствовала бы
себя одураченной. А этот Парамонов! Каким был подлецом, таким и остался. Я
стащила блузку, смыла макияж, погасила свет и завалилась спать. И если бы он
вздумал явиться ночью или, к примеру, на следующий день, клянусь, я бы ему
не открыла.
временем не располагал, но от него больше не было ни слуху ни духу. Не могу
сказать, что я сильно расстроилась, только на дне души беспокойно копошилась
досада на саму себя: стоило ли принимать злосчастную записку так близко к
сердцу?
помню, я как раз пылесосила ковер. И хоть я себя и убеждала, что на
Парамонова мне наплевать, в тот момент, когда я взялась за дверную ручку,
сердце мое предательски екнуло.
спортивного вида лет тридцати шести, с круглым приветливым лицом и голубыми
глазами. Просто добрый молодец в экспортном исполнении. Короче, ничего
общего с брюзгой и ипохондриком Парамоновым, если даже предположить, что за
десять лет он изменился в лучшую сторону или, чем черт не шутит, сделал себе
пластическую операцию.
?молнию? на темной кожаной куртке и сунул руку во внутренний карман.
насторожило. - А в чем дело?
удостоверением.
сверила фотографию с оригиналом и повторила:
совершенно несусветное:
Вы, случаем, не прячете его у себя?
голубоглазый майор явился именно ко мне.
основания подозревать, что он пропал без вести.
Глава 2
ВСЕ О ПАРАМОНОВЕ
едва переступив порог моей квартиры.
которой по-прежнему стоял пылесос с безвольно обвисшим шлангом-хоботом.
Первый раз в жизни я чувствовала себя так неуютно в собственной квартире.
всякого моего на то благословения расположившемся в моем любимом кресле.
Впрочем, с непринужденностью я, пожалуй, перебрала, потому что, усаживаясь,
он не заметил оставленного мною в кресле вязания и, кажется, наткнулся на
спицу. Правда, если он и смутился, то самую малость, быстро сориентировался
на местности и переложил пряжу на журнальный столик, заваленный выкройками.
торопился с объяснениями. - Как это все о Парамонове? Что я могу о нем
знать, если я его десять лет в глаза не видела! - Язык у меня чесался
добавить: ?И слава богу?, но я смолчала. Зачем посвящать посторонних в
подробности наших с Парамоновым взаимоотношений?
его зубы меня не разочаровали, поскольку вполне соответствовали уже
сформировавшемуся у меня образу доброго молодца.
Сомов, и протянул какую-то слегка пожелтевшую фотокарточку:
Семенова Мария
Каменистый Артем
Махров Алексей
Русанов Владислав
Никитин Юрий
Лукин Евгений