рассудок, которому, как утверждают, они принадлежат, еще в меньшей степени
должен был бы принимать их и довольствоваться ими. Если они не могут быть
определениями вещи в себе, то они еще в меньшей степени могут быть
определениями рассудка, за которым мы должны были бы признать по крайней
мере достоинство некоторой вещи в себе. Определения конечного и бесконечного
одинаково сталкиваются между собой, будем ли мы применять их к времени и
пространству, к миру или они будут признаны определениями внутри духа, точно
так же как черное и белое все равно образуют серое, смешаем ли мы их на
стене или только на палитре. Если наше представление о мире расплывается,
когда мы на него переносим определения бесконечного и конечного, то сам дух,
содержащий в себе эти два определения, должен в еще большей мере оказаться
чем-то внутренне противоречивым, чем-то расплывающимся. Свойство материи или
предмета, к которым мы стали бы их применять или в которых они находятся, не
может составлять [здесь] какое-либо различие, ибо предмет внутренне
противоречив только из-за указанных определений и согласно им.
только от вещи, но оставила их в субъекте в том виде, в каком она их нашла.
А именно, она не рассмотрела этих форм, взятых сами по себе, со свойственным
им содержанием, а прямо заимствовала их при помощи лемм из субъективной
логики. Таким образом, не было речи о выведении их из (an) них самих или
хотя бы о выведении их как субъективно-логических форм, тем более не было
речи о диалектическом их рассмотрении.
ничтожность сохраненного еще критической философией призрака вещи в себе,
этой абстрактной, оторванной от всякого содержания тени, и он поставил себе
целью окончательно его уничтожить. Кроме того, эта философия положила начало
попытке дать разуму развернуть свои определения из самого себя. Но
субъективная позиция этой попытки не позволила завершить ее. В дальнейшем
отказались от этой позиции, а с ней и от указанной начатой попытки и от
разработки чистой науки.
рассматривают то, что обычно понимают под логикой. Эта наука в том
состоянии, в каком она еще находится, лишена, правда, того содержания,
которое признается в обыденном сознании реальностью и некоей истинной сутью.
Однако не поэтому она формальная наука, лишенная всякой содержательной
истины. В том материале, который в ней не находят и отсутствием которого
обычно объясняют ее неудовлетворительность, мы, впрочем, не должны искать
сферу истины. Причина бессодержательности логических форм скорее только в
способе их рассмотрения и трактовки. Так как они в качестве застывших
определений лишены связи друг с другом и не удерживаются в органическом
единстве, то они мертвые формы и в них не обитает дух, составляющий их живое
конкретное единство. Но тем самым им недостает подлинного содержания
(Inhalt) - материи, которая была бы в самой себе содержанием (Gehalt).
Содержание, которого мы не находим в логических формах, есть не что иное,
как некоторая прочная основа и сращение (Konkretion) этих абстрактных
определений, и обычно ищут для них такую субстанциальную сущность вне
логики. Но сам логический разум и есть то субстанциальное или реальное,
которое удерживает в себе все абстрактные определения, и он есть их
подлинное, абсолютно конкретное единство. Нет, следовательно, надобности
далеко искать то, что обычно называют материей. Если логика, как утверждают,
лишена содержания, то это вина не предмета логики, а только способа его
понимания.
которой мы должны рассматривать логику, поскольку эта точка зрения
отличается от прежней трактовки этой науки и есть единственно истинная точка
зрения, которой она впредь должна придерживаться раз и навсегда.
движении от первой непосредственной противоположности между ним и предметом
до абсолютного знания. Этот путь проходит через все формы отношения сознания
к объекту и имеет своим результатом понятие науки. Это понятие,
следовательно (независимо от того, что оно возникает в рамках самой логики),
не нуждается здесь в оправдании, так как оно его получило уже там; и оно не
может иметь никакого другого оправдания, кроме этого его порождения
сознанием, для которого все его собственные образы разрешаются в это
понятие, как в истину. Резонерское обоснование или разъяснение понятия науки
может самое большее привести лишь к тому, что понятие станет объектом
представления и о нем будут получены исторические сведения; но дефиниция
науки, или, точнее, логики, имеет свое доказательство исключительно в
указанной необходимости ее происхождения. Та дефиниция, которой какая-либо
наука начинает абсолютно с самого начала, не может содержать ничего другого,
кроме определенного корректного выражения того, что как известное и
общепризнанное представляют себе в качестве предмета и цели этой науки. Что
в качестве таковых представляют себе именно это, [а не другое], это есть
историческое (historische) уверение, относительно которого можно сослаться
лишь на то или иное признанное или, собственно говоря, можно только в виде
просьбы предложить, чтобы считали то или иное признанным. Вовсе не
удивительно, что один отсюда, другой оттуда приводит какой-нибудь случай или
пример, показывающий, что под таким-то выражением нужно понимать еще нечто
большее и иное и что, стало быть, в его дефиницию следует включить еще одно
более частное или более общее определение и с этим должна быть согласована и
наука. - При этом от резонерства зависит, до какой границы и в каком объеме
те или иные определения должны быть включены или исключены; само же
резонерство имеет перед собой на выбор самые многообразные и самые различные
воззрения, застывшее определение которых может в конце концов давать только
произвол. При этом способе начинать науку с ее дефиниции нет и речи о
потребности показать необходимость ее предмета и, следовательно, также ее
самой.
берутся как предпосылка постольку, поскольку феноменология духа есть не что
иное, как дедукция его. Абсолютное знание есть истина всех способов
сознания, потому что, как показало [описанное в "Феноменологии духа"]
движение сознания, лишь в абсолютном знании полностью преодолевается разрыв
между предметом и достоверностью самого себя, я истина стала равной этой
достоверности, так же как и эта достоверность стала равной истине.
сознания [и его предмета]. Она содержит в себе мысль, поскольку мысль есть
также и суть вещи (Sache) сама по себе, или содержит суть вещи саму по себе
(die Sache an sich selbst), поскольку суть вещи есть также и чистая мысль. В
качестве науки истина есть чистое развивающееся самосознание и имеет образ
самости [что выражается в том], что в себе и для себя сущее есть осознанное
(gewusster) понятие, а понятие, как таковое, есть в себе и для себе сущее.
Это объективное мышление и есть содержание чистой науки. Она поэтому в такой
мере не формальна, в такой мере не лишена материи для действительного и
истинного познания, что скорее лишь ее содержание и есть абсолютно истинное
или (если еще угодно пользоваться словом "материя") подлинная материя, но
такая материя, для которой форма не есть нечто внешнее, так как эта материя
есть скорее чистая мысль и, следовательно, есть сама абсолютная форма.
Логику, стало быть, следует понимать как систему чистого разума, как царство
чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для
себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение
Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и конечного
духа.
мысль, есть принцип мира, что необходимо определить сущность мира как мысль.
Он этим положил основание интеллектуального воззрения на Вселенную, чистым
видом (Gestalt) которого должна быть логика. В ней мы имеем дело не с
мышлением о чем-то таком, что имело бы для себя основание вне мышления, не с
формами, которые будто бы дают только признаки истины; но необходимые формы
и собственные определения мышления суть само содержание и сама высшая
истина.
следует отбросить мнение, будто истина есть нечто осязаемое. Подобную
осязаемость вносят, например, даже еще в платоновские идеи, имеющие бытие в
мышлении Бога [толкуя их так], как будто они существующие вещи, но
существующие в некоем другом мире или области, вне которой находится мир
действительности, обладающий отличной от этих идей субстанциальностью,
реальной только благодаря этому отличию. Платоновская идея есть не что иное,
как всеобщее, или, говоря более определенно, понятие предмета; лишь в своем
понятии нечто обладает действительностью; поскольку же оно отлично от своего
понятия, оно перестает быть действительным и есть нечто ничтожное;
осязаемость и чувственное вовне-себя-бытие принадлежат этой ничтожной
стороне. - Но, с другой стороны, можно сослаться на собственные
представления обычной логики; в ней ведь принимается, что, например,
дефиниции содержат не определения, относящиеся лишь к познающему субъекту, а
определения предмета, составляющие его самую существенную, неотъемлемую
природу. Или [другой пример]: когда умозаключают от данных определений к
другим, считают, что выводы не нечто внешнее и чуждое предмету, а скорее
принадлежат самому предмету, что этому мышлению соответствует бытие. -
Вообще при употреблении форм понятия, суждения, умозаключения, дефиниции,
деления т. д. исходят и того, что они формы не только сознающего себя
мышления, но и предметного смысла (Verstandes). -"Мышление" есть выражение,
которое содержащееся в нем определение приписывает преимущественно сознанию.
Но так как говорят, что в предметном мире есть смысл (Verstand), разум, что
дух и природа имеют всеобщие законы, согласно которым протекает их жизнь и
совершаются их изменения, то признают, что определения мысли обладают также
и объективными ценностью и существованием.
подобно позднейшему идеализму 1Я она из страха перед объектом придала, как
мы уже сказали выше, логическим определениям преимущественно субъективное
значение; в то же время они тем самым остаются обремененными объектом,
Акунин Борис
Шилова Юлия
Андреев Николай
Жюль Верн
Володихин Дмитрий
Орловский Гай Юлий