Чтение 2–й страницы книги ~Вопреки закону~

так, и непонятно, зачем начальнику УР копаться в личных проблемах реци-
дивиста, надолго сгинувшего с горизонта. Но вот Колька ушел в побег, да
при этом замочил конвоира, да забрал автомат. И Нинка уже не просто ша-
лавистая бабенка с крашенными перекисью волосами, а связь разыскиваемо-
го! И сейчас к ней уже не подъедешь: насторожилась, замкнулась, не то
что опера - старого приятеля на пушечный выстрел не подпустит, ни крупи-
цы информации из-под нее не получишь! А Лису ничего и не надо - он и так
что надо знает. Поставил засаду на Природной, 17, у Нинки - ной матери,
и взял Крюка без особых затей.

Блатные не только друг другу клички дают - и ментам навешивают. Поче-
му Лис? Может, обликом похож? Вряд ли... Сто семьдесят семь, сухой, жи-
листый, прическа короткая, чтоб за волосы нельзя было ухватить, брюнет с
заметной сединой, хотя вроде рано еще для тридцати пяти... Нос и вправду
лисий - длинный, тонкий, хрящеватый, будто вынюхивающий мышиный след. И
ведь действительно вынюхивает, не мышей, правда, зверей покрупней и поо-
пасней обычных. Здесь хитрость нужна, осторожность, чувство опасности
обостренное. Может, поэтому и Лис.

Коренев в Тиходонске родился и всю жизнь прожил в центре - на Богатя-
новке. Пай-мальчиком никогда не был: учился прилично, школу не пропус-
кал, но лет с пятнадцати тянул с пацанами в Клиническом сквере пиво пря-
мо из горлышка, которое предварительно припасенной солью обмазывалось -
мода такая была. С кильдюмскими ходил драться, кастеты в гипсовой форме
отливал, попался бы - спецучилище или колония обеспечены, времена тогда
суровые были, нынешним не чета, когда все можно. Сейчас многие друзья
детства по второй-третьей ходке срока мотают, кто-то уже откинулся, при
встрече руку придерживают: вдруг не захочет гражданин начальник с зеком
ручкаться...

Но Лис всегда с корешами здоровается, про жизнь разговаривает,
детство вспоминает. И они отмякают, оживляются: "А Крыса-то пятнадцать
разматывает, особо опасным признали" - и головами качают с осуждением.
Игорь Кривсанов - сосед, пожалуй, самый близкий школьный товарищ. Нор-
мальный парень, да и все вроде были нормальные.

Жили они тогда на Нижне-Бульварной, тянувшейся по-над Доном дряхлыми
домишками частного сектора - полусараями, и почти все мужики здесь, да и
некоторые бабы имели судимость, и это тоже считалось нормальным. И все
пацаны, достигая возраста, УХОДИЛИ в зону, только он, Коренев, да Сереж-
ка Сисякин выскочили - тот мединститут окончил, врачом работает. "Лепи-
лой, - как сказал Валерка Добриков, щеря наросшие один на другой зубы. -
А ты вот в уголовке... Разошлись наши дорожки..."

Коренев подумал, что дорожки у них с самого начала были разными. Ког-
да по уличной моде все наколки кололи, и он себе перстень с крестом сде-
лал. Но ему такую баню дома устроили, что больше и мыслей татуироваться
не было. А у Крысы все сидели: и отец, и мать, и старший брательник. По-
тому он беспрепятственно сначала руки расписал, потом грудь, ягодицы. И
вина-водки Коренев в те годы не любил. А Крыса с Кривозубым пиво быстро
проскочили и стали креплягу стаканами засаживать. Бухие любили приключе-
ния искать: "Аида на Державинский фраерам морды бить!" - "Да вы что, му-
дилы, а если вам морды понабивать от не хер делать?" Ему с ними неинте-
ресно, им с ним делать нечего. Палатку грабить его уже не позвали.

В семнадцать Кривсанов и Добриков ушли в зону, вскоре Коренев приз-
вался в армию. А дембельнулся, его стали в милицию агитировать, золотые
горы сулили: учебу, офицерские погоны, квартиру. Хамов и блатоту всякую
не терпел, а потому и согласился охотно. Вместо золотых гор он получил
возможность таскать пьяных, сворачивать в бараний рог хулиганов, вести
нудные разборки с бытовыми правонарушителями. Три года отпахал в пат-
рульно-постовой службе, поступил на заочное отделение "Вышки", на втором
курсе действительно получил офицерскую звездочку и одиннадцать лет прот-
рубил в розыске.

Жизнь менялась, менялась и работа. Раньше из-за пропавшего пистолета
ставили на уши всю область, теперь в газетах буднично сообщалось о кра-
жах и захватах стволов, а суточные сводки наполнились небывалыми фактами
автоматно-гранатометных расстрелов. Раньше авторитет блатного определял-
ся громкостью сделанных "дел", количеством судимостей, местом в крими-
нальной иерархии. Теперь изо всех щелей лезли не нюхавшие лагерной пох-
лебки, а оттого особенно наглые молодчики, которые по организованности и
дерзости заткнули за пояс традиционные кодланы. В отличие от своих пред-
шественников они не прятались и не маскировались, наоборот, завели уни-
форму - спортивные костюмы вызывающей расцветки, кожаные куртки, стан-
дартную стрижку "под горшок". Опять-таки, в отличие от воров, они плева-
ли на законы, ни в грош не ставили милицию. Они вертели сумасшедшими
"бабками" и знали, кому и сколько "отстегнуть", чтобы власть не ставила
препятствий, а, наоборот, помогала во всех начинаниях.

Через неделю после того, как Коренев занял должность начальника уго-
ловного розыска, к нему в кабинет зашли двое из "новой волны", накачан-
ные, уверенные, непривычно доброжелательные. Они предложили дружбу, ус-
луги и долю в их бизнесе - сто штук ежемесячно (пока, а там будет больше
с учетом инфляции).

Коренев повел себя неблагодарно и для гостей очень неожиданно. Выдер-
нув из плечевой кобуры "макар", он поставил их мордами к стене, вызвал
по селектору Ерохина с понятыми и обшарил карманы спортивных штанов и
кожаных курток. В одной нашелся автоматический нож, а во второй - "паке-
тик с веществом буро-зеленого цвета и запахом конопли", что и было не-
медленно задокументировано. Мгновенно потерявших уверенность "гостей"
закрыли в камерах, а через два часа взволнованный Бобовкин прибежал уз-
навать об их судьбе.

- Это ошибка, большая ошибка, - повторял он, утратив обычную вальяж-
ность. - Они из группировки Шамана, а с ним лучше отношений не пор-
тить...

- А чего он мне сделает? - презрительно спросил Лис, зная, что содер-
жание разговора станет известно и Шаману, и многим другим "заинтересо-
ванным лицам". - Я любому могу ребра переломать, а надо будет - башку
прострелю! На моей территории я хозяин, и "бабками" меня не купишь. - Он
немного помолчал. - А этих двоих я заагентурю, пусть Шамана "освещают".
Давно пора ему на нары...

Уголовное дело лопнуло, так и не успев раскрутиться. В ноже оказался
неисправным фиксатор клинка, а потому экспертиза не признала его холод-
ным оружием. Вещество, похожее на анашу, было названо безобидным порош-
ком растительного происхождения. Задержанных приходилось освобождать.
Лис сделал это лично. На прощание он поговорил с каждым наедине, потом,
обняв за плечи, проводил спортсменов до дверей райотдела и дружески поп-
рощался за руку. И хотя беседа носила безобидно-нейтральный характер, а
дружеское прощание - явный наигрыш, больше эти люди на Шамана не работа-
ли, и у других "авторитетов" доверия к ним не было.

А Коренев вернулся в кабинет и составил список тех, кто имел доступ к
вешдокам, а следовательно, мог сломать нож и подменить наркотик: следо-
ватель, эксперт, Бобовкин...

Больше его подкупить не пытались. Вопрос о новом начальнике УР расс-
мотрели "авторитеты" во главе с Шаманом и решили обходиться без его пок-
ровительства, а те дела, где "крыша" милиции необходима, переносить в
другие районы. Всего в Тиходонске было восемь районов.

Хотя слово "коррупция" не сходило, с газетных страниц и телевизионных
экранов, о подкупе в милицейской среде говорилось мало, да и то шепотом.
Дело скрытое, а выступать с голословными обвинениями против мощной и
страшненькой системы смельчаков не находилось. Но сами-то сотрудники
знали, что к чему: кто честный мент, кто с гнильцой, а кто - купленный с
потрохами. Тем более что скрытые дела имели весьма недвусмысленные внеш-
ние признаки.

Много лет назад, в юности, Коренев посмотрел первый и последний в
своей жизни новозеландский фильм про тамошнего полицейского Пепе Гереро.
Тот быстро бегал, смешно вскидывал коротенькие ножки, смертным боем луп-
цевал противников, а особо злостных расстреливал из крупнокалиберного
револьвера, пуля которого отбрасывала тело не меньше чем на три метра,
выбивая из него сноп кровавых ошметков.

В перерывах Пепе Гереро произносил страстные монологи о честности и
справедливости, со всех сторон обкатывая основной тезис: при нищенской
зарплате честный полицейский и должен быть нищим. А если полицейский жи-
вет в шикарной вилле и ездит на дорогом лимузине - значит, он куплен
преступниками. В подтверждение Пепе разувался и показывал желающим рва-
ные носки - символ честности и неподкупности.

В те годы настоящие полицейские ленты на наш экран не попадали, а Пе-
пе Гереро был пропущен, очевидно, во имя идеологических интересов - по-
мощи развивающемуся кинематографу или чего-то в этом роде. Наверное, по-
тому он и запомнился, как и прямолинейная поучительность, сводящая чест-
ность полицейского к рваным носкам.

За время службы Коренев неоднократно вспоминал носки Пепе Гереро.
Зарплату все сотрудники получали одинаковую, двадцать-тридцать рублей
разницы в те времена или двадцать-тридцать тысяч в эти годы погоды, ко-
нечно, не делали. А жили как будто на разные. Было время, когда "преус-
певающие" боялись выделяться из общей массы, маскировались, рассказывали
басни про богатую тещу да про внезапное наследство, про умение жен доро-
го продавать старые вещи и дешево покупать новые, про постоянные долги,
лотерейные выигрыши и прочую туфту.

Потом пришел новый министр, самый крутой за послевоенные годы, он
провел чистку органов под лозунгом борьбы с нечестностью и хозяйственным
обрастанием. Прекрасный лозунг, воплощенный в жизнь, как и все предшест-
вующие, через жопу, а потому трансформировавшийся в свою противополож-
ность: со службы уволили тех, кто случайно подвернулся под руку, а ушлые
ловкачи, как и всегда, остались "при своих".

Коренев помнил: из розыска выгнали Берестнева, жена которого владела
дачным участком и небольшим домиком, и Песочникова - за то, что он