пережить, но все будет хорошо, время лечит...
ей в глаза. Тогда даже показалось, будто он действительно сочувствует,
переживает за нее. Фамилию его Лена вспомнить не могла, а вот лицо, такое
доброе, интеллигентное, с аккуратненькой седой бородкой, как у Айболита,
стояло у нее перед глазами.
больничной койке.
со снотворным что-то, стимулирующее роды? Если сейчас, в этом грязном
подвале, она родит крошечного ребеночка, который погибнет у нее на руках?
начинаются роды. Господи! Откуда мне помнить? Только по чужим рассказам...
Схватки. Сначала редкие, потом чаще и больней".
сердце колотилось и коленки дрожали. И вдруг, неожиданно для себя, она
впервые заговорила с ребенком: "Все в порядке, малыш. Мы с тобой молодцы". И
прямо под рукой она почувствовала легкое, упругое движение. Так таинственно
и нежно отозвалось в ней это движение, что она на несколько секунд забыла,
где находится, только слушала себя, свой еще небольшой, но уже одушевленный
живот.
крепкий малыш. Только промедол, но это мы переживем. Ты родишься в срок, и
никто нас с тобой больше не тронет!
***
Лесногорской городской больницы, было шестьдесят лет. Высокая, полноватая
той приятной полнотой, которая только красит женщину после пятидесяти -
морщин меньше, и фигура имеет солидный, царственный вид, - Амалия Петровна
ухаживала за собой тщательно и с любовью.
контрастный душ. Раз или два в неделю посещала очень дорогой и престижный
салон красоты. Ее идеально подстриженные и уложенные седые волосы были
слегка подцвечены специальной французской краской, которая придавала им
голубоватое сверкание. Еще три года назад Амалия Петровна пользовалась для
этих целей обыкновенными синими чернилами, разведенными в четырех литрах
воды. Три года назад она не могла себе позволить даже такую мелочь, как
целые, нештопаные колготки...
бриллианты самой высокой чистоты, а в "ракушке" под окнами трехкомнатной
квартиры стояла новенькая серебристая "Тойота".
требовали срочно, причем не для очередной серии препарата на продажу, а для
какого-то конкретного, очень важного человека. Речь шла не о деньгах, а о
"крыше", о крупном чиновнике то ли из Минздрава, то ли из МВД.
- значит будет". Однако, просмотрев свой резервный список, обнаружила, что
раньше чем через месяц никакого нового поступления сырья не предвидится. Она
стала обзванивать своих поставщиков. Их было немного, всего четверо - трое в
Москве и один в Клину. Но и у них пока было пусто.
"Христофор Колумб" на Тверской, и разговор состоялся весьма серьезный.
дело набирало обороты, росло число заказчиков. Еще два месяца назад Амалия
Петровна предупредила:
Холодильник пуст.
разрабатывайте новые источники. Это ваша прямая обязанность. Нельзя же
выстраивать наших заказчиков в очередь.
поставщиков и назначила каждому из них встречу в разных местах Москвы на
разное время, с интервалами в два часа.
тридцать минут. С часу дня до десяти часов вечера она побывала в четырех
валютных ресторанах в центре Москвы. Заказывала себе везде одно и то же:
фруктовый салат с обезжиренными взбитыми сливками и апельсиновый сок.
Примерно одинаковыми были и беседы, состоявшиеся в четырех ресторанах.
и отправить к вам! - так или примерно так отвечал, выслушав Амалию Петровну,
каждый из четырех ее собеседников.
всегда можно что-то потом придумать, - наставляла она.
немного подождать?
но тебя это уже не касается. Можешь идти. До свидания.
уже не в ресторане. Сев в свою "Тойоту" у американского бара на площади
Маяковского, она вырулила на Садовое кольцо, в сторону Патриарших прудов.
Подъехав к скверу, остановила машину у края тротуара, почти упершись в
бампер черного "БМВ". Выйдя из машины, она открыла дверцу "БМВ" и уселась на
заднее сиденье.
затем вышла из "БМВ", села за руль своей "Тойоты" и поехала домой, в
Лесногорск.
сестрам, рявкала на лечащих врачей, потом зачем-то вызвала к себе в кабинет
старенькую санитарку тетю Клаву, которая работала в больнице сорок лет, и
наорала на нее так, что старушка заплакала и написала заявление об уходе.
сигарет и закурила. Вообще курила она крайне редко, здоровье свое берегла,
но, когда волновалась, сигарета ее успокаивала.
пришлось к вам отправить больную на "скорой". Очень неприятный случай:
двадцать четвертая неделя, женщине тридцать пять лет...
к себе ординатора Борю Симакова.
Глава 2
альпинистка, мастер спорта, сорвалась со скалы. Елизавета Генриховна не
могла жить без своих восхождений, и, когда ребенку исполнилось два, Николай
Владимирович Полянский взял отпуск за свой счет и отпустил жену на Эльбрус.
Потом он всю жизнь не мог себе этого простить.
женщина, даже самая лучшая, все равно была бы для его Леночки мачехой...
Полянская была отличницей. Она не гналась за пятерками - ей просто нравилось
учиться.
ритмичную музыку на вечеринках или, как тогда говорили, на "сейшенах",
курили в школьном туалете и обсуждали свои отношения с мальчиками.
танцевать она не умела. Брови-"ниточки" и модная тогда стрижка "паж" с
челкой до носа ей категорически не шли, к тому же папа очень просил бровей
не выщипывать и косу, отросшую к семнадцати годам до пояса, не остригать.
Отношения с мальчиками если и возникали, то обсуждать их в школьном туалете
не хотелось. Вообще хотелось только учиться и читать запоем по-русски и
по-английски.
годам вдруг обнаружила, что ничего, кроме как поглощать и усваивать
информацию, не умеет: ни себя, ни других не понимает и даже не знает, в
какой ей хочется поступить институт.
физико-математических наук, а Лена неожиданно для него и для себя поступила
на факультет журналистики МГУ.
замужем. Первым ее мужем был сокурсник, маленький, худенький мальчик с
нежными пепельными усиками. Он был ниже Лены на полголовы. Знакомясь с ним,
обязательно говорили: "Вы так похожи на Лермонтова!", на что он хмуро и
небрежно отвечал:
коммуналке на Сретенке. В этой комнате и состоялась пьяная свадьба с салатом
"оливье", шпротами, окурками в тарелках и самозабвенными поцелуями в темном
коммунальном коридоре, где на голову падали то корыто, то велосипед.
вернулся, Лена с гордостью показала ему Андрюшу и свежий штамп в паспорте.
Знакомясь с зятем, Николай Владимирович заметил:
верьте. На самом деле ни капли не похожи...