Любому событию он умел придать оттенок скандальности. Каждый, самый
незначительный шаг знаменитой личности журналист Бутейко мог
прокомментировать таким образом, что зрителя не покидала иллюзия, будто
знаменитыми и богатыми становятся только отъявленные мошенники, наглые
ловкие мерзавцы, изощренные развратники, проходимцы, а он, честный рядовой
телезритель, благородный обыватель, остается по ту сторону экрана
исключительно из-за своей природной добропорядочности и отсутствия нужных
связей.
Но искусством создавать подобные иллюзии и зарабатывать на этом деньги
владели многие. На самом деле платные сюжеты содержали пикантную
информацию, которую знаменитости сами с удовольствием открывали публике.
Артем отдавал себе отчет, что для настоящего успеха необходимы настоящие
скандалы. Публика с каждым годом становилась все искушенней и
привередливей, интуитивно чувствовала подвох и ждала чего-то большего,
чего-то совсем уж запредельного, запретного, оглушительного, вовсе не
предназначенного для ее жадных глаз и ушей.
Чтобы интерес к программе не увял, чтобы зритель не чувствовал себя
обманутым, пора было начать разбавлять дозволенную грязь недозволенной,
выдавать то, что знаменитости предпочитают скрывать. Усталость Артема,
головная боль, красные слезящиеся глаза - все это было следствием
нескольких бессонных ночей, которые он провел на лавочке в одном из тихих
дворов в центре Москвы, держа наготове маленькую видеокамеру со.
светочувствительным объективом. Он занимался привычным для себя делом,
охотой за знаменитостью.
Неделю назад он случайно услышал, как одна из самых известных телеведущих,
политический обозреватель первого канала Елизавета Павловна Беляева, в баре
в "Останкино" тихо разговаривала по своему радиотелефону. Что-то сразу
насторожило опытного репортера, то ли ее интонация, то ли напряженность
позы. Она не подозревала, что к разговору кто-то прислушивается, Артем
сидел у нее за спиной, к тому же прятался в тени, да и народу в баре было
много.
- Перестань, пожалуйста... нет, не нужно... Юра, послушай меня, только
спокойно... я не могу, я обещала... ну потерпи еще пару дней... - говорила
Беляева, прикрыв трубку ладонью, - хорошо, Юраша, я заеду к тебе сразу
после эфира.
Артем знал, что эфир у нее заканчивается в половине первого ночи. Ему было
известно, что мужа телеведущей зовут Михаил Генрихович, братьев у нее нет,
ни родных, ни двоюродных. Его вдруг страшно заинтересовало, к какому это
нетерпеливому "Юраше" сорокалетняя звезда, образец добропорядочности,
верная жена, мать двоих детей, собирается заехать в такое позднее время.
Собственной машины Артем не имел. Он поймал у телецентра неприметную
"копейку", и за сотню рублей водитель согласился везти его хоть на край
света.
Следовать за вишневой "шкодой" Елизаветы Павловны по пустым ночным улицам
было совсем не сложно. "Шкода" доехала до центра и свернула в переулок
неподалеку от метро "Новокузнецкая", оттуда во двор. Бутейко расплатился и
отпустил шофера.
Во дворе было светло от снега и ярких фонарей. Опытный глаз Артема тут же
нашел укрытие, щель между "ракушками", откуда отлично просматривались все
подъезды добротного сталинского дома, стоящего буквой "П".
Беляева припарковала машину и не успела выйти, как к ней кинулся крупный
толстолапый щенок добермана-пинчера. Собака бурно радовалась Елизавете
Павловне, и почти так же бурно обрадовался хозяин, невысокий коренастый
мужчина с поводком в руке.
И вот тут Артем чуть не зарыдал. Беляева и этот мужчина обнялись и стали
целоваться прямо на улице, в пустом дворе. Артем готов был биться головой о
железную стену "ракушки". При нем, как назло, не оказалось ни видеокамеры,
ни даже фотоаппарата. Он отлично знал, что это не ее дом, не ее муж и не ее
собака.
Щенок почуял чужого, принялся лаять на "ракушки", и Артем смылся от греха
подальше. Елизавета Павловна могла его заметить, а это вовсе не входило в
его планы.
С тех пор каждый свой свободный вечер он проводил в этом дворе, пару раз
видел мужчину со щенком, разглядел его довольно подробно. У словоохотливой
пожилой почтальонши за десятку выяснил, что зовут его Юрий Иванович
Захаров, ему сорок три года, он ветеринарный врач, давно разведен, есть ли
дети, неизвестно, живет один, недавно завел себе щенка добермана. Артем мог
бы запросто ветеринара заснять, однако без Елизаветы Павловны это не имело
смысла. А она все не появлялась.
Его сжигал профессиональный азарт. Больше всего на свете ему хотелось,
чтобы сцена страстных объятий и поцелуев повторилась на "бис", но уже на
экране, в его авторской программе, и ради этого он мог не спать хоть десять
ночей подряд, мерзнуть в пустом дворе с видеокамерой наготове.
Несмотря на крайнюю усталость, Артем готов был сегодня, сразу после
программы, опять мчаться в тот тихий двор у "Новокузнецкой", однако знал
точно, что уже нет смысла. Вчера утром героиня вожделенного скандала
улетела в Монреаль на неделю.
В дневных новостях по всем телеканалам было показано официальное открытие
крупной международной конференции по правам человека. Среди членов
российской делегации была одна из самых известных и обаятельных женщин,
кандидат исторических наук, политический обозреватель первого канала
Елизавета Павловна Беляева. Артем мог со спокойной душой ехать после
программы домой и отсыпаться. В ближайшие пять дней скандального
"эксклюзива" о тайном романе популярной телевидущей Елизаветы Беляевой ему
снять не удастся.
* * *
Саня Анисимов расправил шарф перед зеркалом в прихожей, пригладил волосы и,
прежде чем открыть дверь, заглянул в полумрак гостиной, произнес как можно
небрежней:
- Наташка, я ушел! - Он не ждал никакого ответа, они с женой сегодня трижды
ссорились и только дважды мирились.
- Ты куда? - Наталья возникла, как привидение, в дверном проеме спальни,
босая, в халате. Спутанные светлые пряди упали на щеки, воспаленные красные
глаза часто моргали.
Саня машинально отметил, что с ненакрашенными ресницами его жена напоминает
белого кролика. Раньше ее бледное бесцветное личико казалось ему нежным и
трогательным, а теперь раздражало.
Наталья в последнее время была вялой, засыпала на ходу, зевала, прикрывая
рот ладошкой, даже когда ругалась с Саней. Спала только днем, урывками.
Ночами ей приходилось по нескольку часов подряд катать детскую кроватку
туда-сюда, хо- дить по комнате из угла в угол с Димычем на руках. Ребенку
было девять месяцев. У него тяжело, с болью и высокой температурой,
резались зубки, ночами он плакал и совсем не спал.
- По делам, - буркнул Саня, стараясь не глядеть на жену, машинально
расстегнул и опять застегнул короткую дубленку, еще раз поправил шарф и
затоптался у двери, как нетерпеливый конь.
- В десять вечера? Не ври, Санька, какие могут быть дела в десять вечера в
субботу? - Голос Натальи задрожал, послышались гадкие истерические нотки.
- Прекрати. Ты отлично знаешь, дел у меня сейчас очень много. Я должен
встретиться с одним нужным человеком. Вернусь поздно, - Саня старался
говорить спокойно, но раздражение все-таки вырвалось наружу, - и вообще,
хватит. Мне надоели твои истерики.
Наталья всхлипнула. Лицо ее моментально вспухло и покрылось красными
пятнами.
- Я сижу дома целыми днями. Двор, магазин, детская поликлиника. Я так с ума
сойду, Саня. Ты уходить, когда хочешь, куда хочешь, а я сижу, как
привязанная, в четырех стенах. Я ведь знаю, у тебя есть кто-то. Но я не
могу тебе тем же ответить. Не могу...
- Почему ты без конца пилишь меня?! И так тошно! Нет у меня никого, поняла,
дура?! - неожиданно для себя выкрикнул Саня ей в лицо, так, что полетела
слюна, и оттого, что самому себе в этот момент стал противен, разозлился
еще больше. - Ты сидишь с ребенком. Я кормлю семью. У нас все нормально.
Шилова Юлия
Панов Вадим
Влодавец Леонид
Василенко Иван
Суворов Виктор