Тебя просто ограбят и уберут, едва обнаружат акции. Мгновенно!.. Для их
реализации должно быть не менее чем прикрытие какого-либо свободного и
цивилизованного государства. Я имею возможность обеспечить такое прикрытие.
прорычал Мавр. - И ты мне тут сроков не ставь!
нравится эта комнатка, чем-то напоминает развалины и молодость.
изъявил желание наконец-то искупаться в Черном море, вместе со всеми
отдыхающими и хозяином "русского отеля" Мавром. Сделали организованный
заплыв до буйков, после чего устроили игру в водное поло, и никто не
заметил, как исчез иностранец.
через три дня, далеко от Соленой Бухты, обнаружили тело немца, прибитое
волнами к берегу...
***
отдыхающих, но жизнь заставила, и он снова начал сдавать жилье, только
супружеским или иным парам, однако в последнее время стало не до выбора,
поскольку в конце восьмидесятых резко убавился поток отдыхающих. Потом
бизнес набрал обороты, и на юг потянулись начинающие богатеть одиночки, и
больше всего - барышни молодые и жаждущие развлечений предпринимательницы,
жены скоробогатых коммерсантов, еще не освоившие пляжи Канар, удачливые
валютные проститутки и просто челноки.
и дом в летний сезон наполовину опустел.
лечил с помощью массажа многие заболевания - от хандры до бесплодия. Сам
Мавр в благодатное и лечебное действие своих рук не верил, а облегчение и
улучшение здоровья клиенток (массировал исключительно женщин) относил к
области психологии. Если что-то и лечил, то только душу. Однако бывало, что
получал письма с благодарностью, в том числе и за восстановленные детородные
способности, над чем весьма осторожно шутили и посмеивались приятели.
милостью Божьей, поскольку Виктор Сергеевич всю жизнь был верен жене.
индивидуально. Если откровенно, над некоторыми пресыщенными и тоскующими
особами он попросту издевался и умучивал их на массажном столе до
полусмерти. После того как раза три он чуть было не подрался с ревнивыми
мужьями, пришлось все свои лекарские таинства из комнаты выносить на
всеобщее обозрение - в сад, под кроны платанов.
отдыхающих, например, массаж с листьями роз или пирамидального тополя, в
морской или дистиллированной воде, перед сном и после пробуждения. Еще лечил
голосом - тихо и вкрадчиво басил какие-то слова то в одно ушко, то в другое
и при этом массировал копчик. А то уносил стол к морю и там обкладывал
женщин камнями, наваливал огромные тяжести, заставляя лежать по часу под
таким тяглом, - конечно, потом испытаешь облегчение!
глядя, как чернокожий седовласый старик мнет ягодицы и поглаживает шейки их
возлюбленных, он заставлял ему помогать - таскать с моря "свежую" воду,
рвать листья, носить те же камни. Валял дурака, глумился над богагенькими
дамами и одновременно зарабатывал на электромолот для кузницы.
заводил. Последним, истинным и верным другом оставалась Любовь Алексеевна, с
которой он прожил чуть ли не полвека. Она страстно любила телевизор и
политику, верила в сверхъестественные силы и астрологию, и когда к власти
пришел Горбачев, с пятном на лысине, она успокоилась, сказала, что теперь
Советский Союз ждет стабильность и слава на вечные времена. Вскоре она
умерла.
кипарисовые доски от времянки, выстрогал их, сколотил гроб и схоронил жену в
своем саду, под ее любимой яблоней. Сначала на могиле поставил просто
столбик, а через год привез с каменоломни глыбу гранита и сам вытесал
надгробие - два сросшихся восьмигранных кристалла в виде буквы V,
заключенные в причудливый кованый орнамент.
власти Крыма, вплоть до прокурора: все требовали выкопать гроб и отнести его
на кладбище, грозили тюрьмой, но перезахоронить прах без ведома Мавра никто
не посмел, ибо весь прибрежный край Соленой Бухты стоял за него горой.
выделял и поддерживал тесные приятельские отношения с бывшим командиром
подводной лодки Радобудом и дежурным с лодочной станции Курбатовым. С
Радобудом его связывало одинокое, холостяцкое житье - от отставного капитана
первого ранга, хватившего дозу радиации, ушла жена. Они часто ходили с
Мавром на быстроходном катере на рыбалку, ныряли с аквалангом и собирали со
дна остатки древних цивилизаций в виде корабельных обломков и битой посуды и
продавали в антикварные лавочки на пляжах.
врагов, поскольку он владел огромным потенциалом примиряющего начала и мог
найти общий язык даже с самым горячим и нетерпимым горцем.
товаром в Турцию, приезжавшие на юг уже лет пятнадцать. Они приезжали и с
мужьями, и с детьми, и с любовниками и просто женской компанией. Потом
постепенно от них перестали приходить открытки с поздравлениями, заказы на
жилье в бархатный сезон. Прекратились и неожиданные наезды веселой толпой;
кто-нибудь из них заедет тихо и в одиночку, и то по торговым или каким-то
странным делам, и уедет, не прощаясь. Мавр сразу же понял, в чем дело: они
мучались и стыдились своей крайней нищеты, семейных разладов и одиночества.
филологическим образованием, умненькие, разговорчивые и все по-пионерски
романтичные - обожали море, ночные костры, песни под гитару и приключения. И
все любили массаж и голос Мавра, на магнитофон его записывали, чтобы слушать
дома зимой.
попутно, с огромными клетчатыми сумками, набитыми кожей и тряпьем. В
красивых платьях и костюмах, с проблеском золота и серебра на руках и шеях,
в изящной импортной обуви, украшающей ноги - неузнаваемые, счастливые и
ухоженные дамы! Повисли все втроем на Мавре, тискали его, мазали губной
помадой, гладили седые вихры и, не опасаясь за макияж, ревели черными
слезами.
отрезка жизни, блеска, нищеты и возрождения. И это нельзя было назвать
дружбой, по крайней мере, сам Коноплев так не считал, поскольку подобных
отношений за долгие годы жизни у теплого моря наладилось тысячи и с самыми
разными людьми. Между ними всегда стояли деньги, и они-то мешали сблизиться:
заканчивался отдых, и наступало время платить за него. И отказаться от этого
Мавр не хотел принципиально, ибо все обращалось или могло обратиться в
плоскость родственных отношений или что еще хуже - в нахлебничество. У него
был горький опыт, когда обнаруживаешь, что нахальство человеческое не имеет
границ и стоит лишь единожды поступиться принципом, как потом потребуется
несколько лет, чтобы отвадить халявщиков. Да еще и расстаешься чуть ли не
врагами!
винами разных сортов, шашлыками, азу собственного приготовления, горами
всевозможных фруктов и катанием по вечернему морю на катере каперанга
Радобуда; почти такой же загул следовал по окончании сезона, но за все
остальное надо было рассчитываться.
вниманием, танцевал в саду с каждой примерно поровну и дурачился со всеми
без обиды и скабрезности и, разумеется, ни с кем не менял своего летнего
наряда, однако когда отправились кататься на катере и к компании
присоединились Радобуд и Курбатов, сам собой разложился марьяж. Марина
забралась в рубку к капитану, Лена спустилась к профессору-пенсионеру в
каюту играть в шахматы, а Томила - женщина, носящая цыганское имя, но
совершенно на нее не похожая, осталась на палубе с Мавром.
эдакое, романтично-сердечное, но кавалеры мало куда годились. Молодой еще
Радобуд вообще избегал женщин, дежурный лодочник-ученый перебрался на юг.
чтобы лечить застарелый ревматизм, и, в буквальном смысле, скрипел на ходу,
как немазаная телега, а Мавру, несмотря на здоровье, шел девятый десяток, и
кроме того, он пристроился в рубке читать газеты.
низовка, вода была градусов восемь, но когда из виду начала скрываться
береговая полоса, барышни изъявили желание окунуться в открытом море. Для
страховки вместе с ними нырнули и Радобуд с Мавром, побултыхались несколько
минут, вылезли на палубу, и тут началось согревание женских тел. Согласно
марьяжу.
Томилу давно и относился к ней с чувством дедушки к внучке - это была