ни в коем случае. Квартира Ильи Захаровича должна остаться вне подозрений.
Мы задержим его совсем по-другому, в другое время и в другом месте, когда
он уже забудет даже о квартире, где ночевал.
Тем временем Илья Захарович критически осматривает стол, покрытый на этот
раз грязной клеенкой, прожженной в нескольких местах сигаретами. Прямо на
клеенке лежат небрежно нарезанная колбаса, ломти хлеба, стоит грубо
вспоротая коробка консервов и недопитая бутылка водки, тут же валяются
сигареты, спички и старые, засаленные карты. Словом, все, кажется, как
надо. Но Илья Захарович задумчиво чешет за ухом и отправляется на кухню,
оттуда он приносит небрежно оторванный угол газеты и делает на нем
какие-то корявые записи, потом, полюбовавшись ими, удовлетворенно говорит:
- Помни. Ты мне уже полсотни проиграл.
И как раз в это время в передней раздается звонок.
Я валюсь на стул и небрежно закуриваю, потом придвигаю к себе карты, а
Илья Захарович идет открывать дверь.
И вот уже из передней до меня доносится шарканье ног, возбужденный голос
Володи, воркотня Ильи Захаровича. Только третьего голоса не слышно. А,
нет! Третий голос что-то гудит, глухо, неразборчиво.
Наконец, все заходят в комнату.
Ого, вот это экземпляр! Совершенно квадратный малый. Ниже меня на голову,
наверное. Впрочем, это как раз неудивительно, рост сто восемьдесят девять
повторяется нечасто, и порой моя долговязая фигура приносит ощутимые
неудобства в нашей сложной работе. Но у этого парня зато впечатляют
поперечные размеры, тут мать-природа расщедрилась; начинаешь при взгляде
на него думать, что выражение "косая сажень в плечах" не всегда бывает
слишком сильным преувеличением. И сила скрыта, я вам доложу, воловья. При
этом довольно неглупая рожа, узкие, с припухшими веками, настороженные
глаза, над которыми низко нависли густые брови, все лицо как бы растянуто
вширь, все тут крупное, грубое - нос, рот, уши, очень толстые сочные губы,
все бросается в глаза. Нет, этот парень не числится в розыске, я почти
убежден. Но почему он сбежал из вокзального ресторана, почему испугался?
- Садись, паря, садись. Стул только случайно не поломай, - весело
шепелявит между тем Илья Захарович. - Гостем будешь, если монета водится.
А нет, счастья попытай, вон они, сами в ручки просятся. На худой конец без
порток уйдешь, - посмеиваясь, он кивает на карты, потом представляет меня:
- Витек, дружок мой закадычный. Только начали, а уже полсотни мне оставил.
И выпил всего ничего. Ну, как не дружок, верно?
- За дружбу с тобой, дядя Илья, можно и больше оставить, - хитро щурюсь я
и поворачиваюсь к гостю. - Как тебя величать-то будем?
Взгляд у меня настороженный, даже подозрительный, оценивающий, словом,
"деловой" взгляд, никакой приветливости в нем нет. Пусть чувствует, не к
новичкам попал, не к "лопухам", пусть сам подмазывается, ищет
расположения, доказывает, кто он есть и чего заслуживает в такой компании.
- Леха, - гудит он и тянет свою лапу.
- Садись, Леха, насмешливо говорю я и отвожу его руку. - Рано суешь. Скажи
лучше, как еще тебя кличут?
Но гость уверен в себе и спокоен.
- Если ты Витек, то я Леха, - снова гудит он. - А сунуть я могу и
по-другому.
- Пока не требуется, - отвечаю я. - Лучше выпьем по первой за знакомство.
Не возражаешь? А уж там будем смотреть, что и как.
- Принято, - соглашается Леха, и толстые губы его чуть расползаются в
усмешке. - За знакомство можно.
- И то, Лешенька, - наставительно говорит Илья Захарович, разливая водку.
- Порядок знаешь? Вопросы задаем мы, раз уж ты к нам залетел. А твое дело
отвечать. Ты как? - обращается он к Володе и указывает на водку.
- Ни-ни, дядя Илья, - вскакивает со стула тот. - Я побегу. У меня еще
полплана только. Значит, клиент мой будет доволен? - и он весело
подмигивает Лехе.
- Если человек свой, то будет доволен, - туманно отвечает Илья Захарович.
Володя уходит, а мы продолжаем наше застолье, время от времени кидая Лехе
всякие вопросики. Его это, однако, не удивляет и не настораживает,
"порядок" он, видно, знает.
Постепенно мы узнаем, что Леха приезжий, что в Москве он недавно и туда,
где он до сих пор ночевал, возвращаться ему сейчас никак нельзя. Потому
что он кое с кем тут, в Москве, посчитался, и шум теперь от этого пойдет
большой.
- Завалил? - деловито спрашиваю я.
- Вроде того... - хмурясь, отвечает Леха, и мне кажется, что он сам
недоволен тем, что сотворил.
А я внутренне невольно напрягаюсь. Неужели убийство? Где, кого? Но такие
вопросы уже не положено задавать в лоб. А мы пока ничего не знаем.
Возможно, это попадет только в завтрашнюю суточную сводку по городу. И
конечно, немедленно задерживать бесполезно, он тут же откажется от своих
слов и уже через час нам придется его отпустить, ничего доказать мы все
равно сейчас не сможем. Немедленно хватать Леху не только бесполезно и
глупо, но еще и вредно. Как только мы его отпустим, он тут же скроется,
исчезнет из Москвы. И когда мы наконец узнаем о совершенном им
преступлении, когда соберем хоть какие-нибудь улики, сам Леха будет уже
далеко. Да и совершил ли он вообще это самое убийство? Может, похвастать
решил, "для авторитета" выдумал, "деловым" хочет казаться, "серьезным".
Такое тоже довольно часто бывает. Но что-то мне на этот раз подсказывает,
что Леха не врет, что он и в самом деле мог нечто подобное сотворить. Ох,
мог. Как говорят, "печенкой чую".
- Откуда ж ты к нам залетел? - интересуется Илья Захарович.
- Где тепло, где урюк растет, - усмехается Леха.
После очередной рюмки, когда взгляд у Лехи слегка затуманивается, Илья
Захарович снова подступает к нему.
- Счеты, соколик, сводил или деньга большая светила? - спрашивает он, с
заметным усилием прожевывая колбасу.
- Надо было, значит. - неохотно гудит в ответ Леха.
Я зло ощериваюсь:
- Темнишь?
В такой компании этого не любят. Леха должен знать. А если не любят, то
бьют. Но драка Лехе невыгодна. Не потому, что он не надеется взять верх.
Тут он, кажется, не сомневается. Но он боится снова очутиться на улице.
Это его состояние я ощущаю каждым своим нервом. Боится, боится. И, видно,
не зря боится. Видно, он и в самом деле натворил что-то серьезное. А раз
так, он ссориться ни в коем случае не будет, и на него можно нажать. Во
всяком случае, следует попробовать. Надо непременно узнать хоть какие-то
детали, обстоятельства совершенного им преступления и подержать его у Ильи
Захаровича хоть сутки, пока мы не получим сообщение о каком-либо похожем
преступлении и не "примерим" его к этому Лехе, к бандитской его роже, к
явно бандитским повадкам, судя по которым от этого парня можно ждать чего
угодно.
- Ты номера-то брось, понял? - добавляю я угрожающе. - Отвечай человеку,
когда спрашивают. Закона не знаешь? Хозяин он.
А добродушный Илья Захарович улыбается при этом так многозначительно, что
Лехе становится явно не по себе.
- Счеты свели, - бормочет он.
- Ты в Москве много бывал? - вкрадчиво шепелявит Илья Захарович. - Порядки
тут знаешь или как?
- Первый раз залетел. Больше не сунусь.
- И умно сделаешь, - кивает Илья Захарович. - Потому порядки здесь, паря,
особые, чтоб ты знал. Вот я на них зубы все съел, видал? - Он оскаливает
зубы, и я на секунду столбенею, но тут же вспоминаю, как он мне перед
приходом Лехи жаловался, что уже неделю ждет новый протез и даже
стесняется выходить на улицу.
А Леха в усмешке кривит толстые губы, но в узеньких глазах его появляется
тревога. Ох, и неуютно же ему в Москве, даже страшно.
- Чем кончал? - небрежно спрашиваю я. - Перышком?
И, продолжая жевать, лениво и равнодушно закуриваю.
Между тем вопрос очень важен. Если он ударил свою жертву ножом - это одно.
Нож можно выбросить, можно якобы случайно найти. За него не зацепишься. Да
и не всякий нож считается холодным оружием. Но если у Лехи пистолет, то
все меняется. С пистолетом его можно брать хоть сейчас, и надо брать. Это
слишком опасно. И прокурор немедленно даст санкцию на арест. А как же? У
нас это ЧП, преступник, вооруженный пистолетом.
- Не все те равно чем? - угрюмо и недовольно отвечает Леха.
Я пожимаю плечами.
- Думал, может, тебе маслята нужны, а ты небось при капитале.
Леха в ответ подозрительно щурится и, решившись, говорит:
- При себе, робя, ничего нет. Вот, три сотни, и все.
Он достает из кармана брюк деньги, красные десятки рассыпаются по столу.
А Леха между тем выворачивает карманы. На столе появляется расческа,
кошелек, небольшой перочинный нож, которым убить человека никак нельзя,
грязный носовой платок. На Лехе толстый старый свитер и, кроме как в
брюках, карманов у него больше нет. Но в задний карман брюк он почему-то
не лезет. И я коротко приказываю:
- Там чего? Покажь!
Это все в порядке вещей. На это Леха обижаться и сердиться не должен.
Церемониться в таких случаях не принято. Надо знать, с чем пришел
незнакомый человек, что от него можно ждать и можно ли ему довериться. Все
тут обычно насторожены; за каждым что-то тянется и всем что-то грозит, а
кое-кого, бывает, и ищут уже. Поэтому чужака встречают подозрительно,
настороженно, и проверка неминуема. Это Леха знает, и кажется, к этому
готов. При моем напоминании он поспешно хватается за задний карман,
вытаскивает оттуда измятый, замызганный паспорт и небрежно швыряет его на
стол.
- Вот там чего, - усмехается он. - Глядите.
Василенко Иван
Каргалов Вадим
Круз Андрей
Самойлова Елена
Распопов Дмитрий
Майер Стефани