"валютную" публику. Самодовольные и полные снисходительности лица,
покровительственные взгляды на сцену - все говорило о присутствии
подлинных хозяев жизни, движителей новой эпохи. Соревновались не в
пассивности цепей или браслетов - большинство безболезненно могло бы
позволить себе облачиться в латы из презренного металла, не в обладании
престижнейшими моделями "мерседесов" и "вольво". Вес человека здесь
определялся размерами банковских счетов, проведением крупномасштабных
финансовых операций. Деятельность разного рода предприятий, совместных и
малых, осуществлялась вовсе не через банки, далекие от умения
по-швейцарски хранить секреты клиентов, а на бирже - открыто, с помпой, у
всех на виду. И не нужно быть Пифагором, чтобы подсчитать, сколько в
денежном исчислении составляли проценты, оседавшие в карманах удачливых
брокеров.
его чистого, как у младенца, сна. То, что "винтики", участвующие в
миллионных сделках, должны уметь отмотать и для себя толику деньжат, он
понимал. Морща нос, скорее презрительно, чем завистливо, думал о Сероусове
- хозяине и подопечном, но безусловно - кормильце. Постоянное кривлянье,
ласковые, почти девичьи повадки с признаками "голубизны", истерические
всплески, переходящие в спокойную отрешенность - тот еще был букетец.
Однако на сцене он выглядел чрезвычайно эффектно. Тинейджеров - тех, кому
"до шестнадцати и младше", - тянуло к нему словно магнитом. Билеты
раскупали с боем, сцену засыпали цветами, в обертках попадались половинки
лифчиков с номерами телефонов, нацарапанными вкривь и вкось фломастером.
Надо отдать должное Сероусову - пользовался он этими телефонами крайне
редко. Еще в начале своей карьеры он влип в неприятную историю с юной
красоткой. Не вовремя вернулся домой муж, и хрупкий Веня уцелел только
благодаря случайному вмешательству прибежавшего на крик соседа. Им
оказался Гусь, временно снимавший соседнюю квартиру. Произойди любовное
приключение неделей позже, когда Владимир Евгеньевич переехал в новые
хоромы, валяться бы Вене с перебитыми ребрами на больничной койке. И
прости-прощай престижная поездка на молодежный фестиваль.
сама!" Людям искусства не пристало иметь дело с прозой жизни, да еще и
столь грубой. Видя, что уговоры не помогают, внезапный спаситель уложил
ражего мужа на пол двумя короткими точными ударами. Укоризненно, но не без
ухмылки погрозив длинным, тонким пальцем полуодетому предмету раздора,
Владимир Евгеньевич увел Сероусова к себе отпаивать чаем.
словно сам Бог помог. Владимир Евгеньевич заботливо освободил его от
хлопот о контрактах и помещениях, налогах и охране. Конечно, не бесплатно,
зато - как за каменной стеной. В обойме исполнителей, работавших на Гуся,
Веня был самого крупного калибра. Оттого и являлся Владимир Евгеньевич на
концерты Сероусова, чаще, чем к другим питомцам-кормильцам, как сам их
шутя величал.
невозможность заткнуть уши поплотнее. Пост у стены, где Саша пребывал в
постоянной боевой готовности, был самым беспокойным: то и дело сновали
восторженные "цветоносцы", мощные усилители преобразовывали венин фальцет
в нестерпимый рев, от которого разламывался череп. Нетерпеливо глянув на
часы, Кронов отметил, что как раз миновала половина первого отделения, и
решительно поменялся местами с приглядывавшим за задником сцены Дубко.
Тот, страдальчески морщась, поплелся под ненавистные децибелы динамика.
Однако Саша ушел не вовремя. К посту, теперь охраняемому длинным, с
плоским, как бы вогнутым лицом, Гришей Дубко, направлялась яркая брюнетка.
Чувственная, гибкая, одухотворенная - такую женщину нельзя было не
выделить среди массы беснующихся в зале подростков. Мягкое, бархатное с
блестками вечернее платье с глубокими вырезами оттеняло нежную кожу ее
спины с прерывистой цепочкой очаровательных родинок. Каждая деталь туалета
была продумана. Кронов при виде ее вздрогнул. Нина! Уже больше года, как
они разошлись, но сердце толкнулось и замерло, подступив к горлу. Они были
счастливы целых четыре года...
довелось - и он этого от себя не скрывал - все бы отдал, чтобы вернуть
Нину. Это нелегко, конечно, столько горечи накопилось. Сердце бередили
гнусные слухи, доходившие до него снова и снова. И слухи эти имели
основание. Да и расстались они вовсе не потому, что охладели друг к другу.
Как часто бывает, еще одна любовная лодка разбилась о быт.
Но, увы, эта мерка оказалась вовсе не по Нине. Любящий тесть потакал
капризам своей единственной, пусть и приемной, дочери в меру своих
скромных возможностей и был рад переложить это сладкое, но нелегкое бремя
на широкие спортивные плечи зятя. Но и они не выдержали.
деньги уже растаяли. Очередное платье казалось Нине восхитительным и
совершенно необходимым. Способ же поправить свои финансы для красивой,
чувственной женщины ей был известен только один - тот самый, вполне
традиционный.
Однако с "путаной", пусть и высокого класса, Саша, полный, как выразилась
Нина, классовых предрассудков, жить не хотел. Разошлись быстро, как
говорится, красиво.
Нины невозможно было оставить без внимания. Проняло и Сероусова. Кивнул
Дубко, затем Кронову: "Пропустить". Это значило - то, что надо.
горазд. Правда, как правило, в менее изысканных залах. Публика,
погруженная в созерцание кумира, не слишком вникала. Поэтому, когда
конечную строку одного из куплетов он заменил на ерническое "Хватит одной
на сегодня", эта вольность осталась никем не замеченной.
непроизвольно сжались так, что побелели костяшки. Мысленно старался
остановить бывшего тестя. "Неужто старый осел не соображает, куда Нинку
толкает? Хотя... Не все ли равно - Веня, не Веня? Остальным ведь тоже
можно, были бы бабки".
штучек во время концертов. А что ему, шалопаю, скажешь? Любовь дело
интимное - вот и весь разговор. Да и девица уже за кулисами, все идет
путем.
возвращался на прежнее место в глубине сцены. Зная, что до конца отделения
времени еще много, чуть помедлив, он покинул и этот пост и юркнул за
сцену. Зачем он это делает, Саша и сам толком не знал. Взглянуть на нее,
сказать что-то недоговоренное - но что, что? Следом за ним из зала
двинулся и бдительный Гусь.
охраняемой третьим коллегой Кронова - маленьким, невзрачным каратистом
Мишей Ежиковым. С его фамилией и коротко стриженный, вечно торчащими дыбом
волосами кличка "Ежик" сопровождала его повсюду. В коридоре больше никого
не было.
любвеобильного певца, Нина беседовала тоном светской дамы. Как она была
хороша! Кронову захотелось зажмуриться и ничего не видеть. Нина встретила
бывшего супруга как ни в чем не бывало, взглянула на него с ласковым
сожалением. Казалось даже, возросшим, по сравнению с последней,
двухмесячной давности, встречей.
напряжения. Саша отступил, уклонился, словно уходя от удара противника.
двинулся прочь по коридору. На Нину было больно смотреть, и боль
оборачивалась грубостью.
Чего, Ежик, отворачиваешься? Не нравится? Жениться тебе пора. Решайся,
отведаешь, как оно бывает.
наслаждаться производимым на парня впечатлением. Она ослепительно
улыбнулась, обрывая разговор с Ежиком, повернулась к Кронову.
чересчур. Хороший паренек этот твой напарник, только давай отойдем. Чего
хмуришься, Санек? Поговорить надо.
Подоспел Гусь. Сашину гримасу Нина заметила, когда шоу-бизнесмен уже
склонился над нею с высоты своего почти двухметрового роста. От
неожиданности отшатнулась, хотя физиономия Владимира Евгеньевича
расплылась в галантной улыбке. Гусь с ходу рассыпался в любезностях,
которые, однако, больше походили на вежливые напоминания каждому о своем
месте.
рабочее. Извини, что приходится напоминать. В антракте - сколько душе
угодно. Верно ведь, девушка? Десять минут осталось. Ты же знаешь: самое
горячее время - конец отделения. Не дай Бог, уволокут зрители нашего
Венчика. - И почему-то, глядя в спину покорно уходящему Кронову, добавил:
- А вы, голубушка, подождите антракта лучше здесь. К сожалению, в
апартаменты Вениамина не могу пригласить. Миша не велит. Ладно, ладно, не
красней. Возьму ответственность да себя. Разве устоишь перед такой
красавицей? Проходите, располагайтесь.
Нину отрицательно. Глаза ее потухли, уголки губ опустились. Заметив это,
Гусь и вовсе рассыпался мелким бесом - кивал, улыбался, расспрашивал, как
Шилова Юлия
Влодавец Леонид
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия