против вас в команде автозаводцев. Вы взяли тогда и кубок, и первенство.
на сорок лет - такой окрыленной молодостью сверкнули его глаза.
он, опустив синеватые веки. - Наука отзывала меня со стадиона: все труднее
и труднее становилось совмещать игры и тренировки с интегрированной
иерархией нервных процессов. Кроме того, я старел...
замечал, а я знал; утрачивается скорость, быстрота реакции, точность
удара. А я был игроком экстра-класса, лучшим спортсменом десятилетия по
международной анкете. Надо было ужа уходить, а я тянул, сгорая на поле и в
аппаратной, на скамье запасных и у сенсорных счетчиков. Я бросил футбол
после матча на кубок чемпионов, выигранный "Спартаком", но уже в
переигровке, без меня. Мой же матч мы проиграли. И я ушел.
прошло, забылось, стоит ли снова всерьез переживать то, что сегодня
кажется милым и забавным - не больше! Достаточно последней четверти часа,
последних пятнадцати минут после гола Пирелли, восходящей тогда "звезды"
миланцев.
Холодные, чуть влажные присоски коснулись висков и затылка. Мелькнули
перед глазами потянувшиеся к приборам провода. Кибернетик перевел какой-то
рычаг на панели, и экран ожил, знакомо осветившись изнутри позолоченным
солнцем туманом.
поймавшем мяч в броске после удара Пирелли? На последовавшей контратаке
Флягина, пробившего миланский заслон почти на углу вратарской площадки, но
так и не сумевшего послать мяч в ворота. В последнее мгновение, правда, он
все-таки успел перекинуть его на одиннадцатиметровую отметку, куда рвался
Карнович, плотно прикрытый Джакомо и Паче. Кто же взял мяч?" Воспоминания
теснились, сбивая друг друга. Память академика никак не могла вытянуть их
из сорокалетней глубины времени. Может быть, это сделает прибор
кибернетика?
и слышать. Это был тот самый шок, о котором говорил ему собеседник. Шок
безболезненный и мгновенный. И сразу из темноты и тишины на него
навалилось зеленое поле, ревущая гора трибун и полосатые футболки
миланцев. Прибор не обманул академика: он воспроизвел в точности все то,
что видел и зафиксировал глаз и что отпечаталось в ячейках памяти. Видел
пятнистый мяч, рванувшийся с ноги Флягина, миновавший Паче и на какие-то
несколько сантиметров ускользнувший от Карновича в центре вратарской
площадки. Академик увидел и свою ногу, срезавшую его полет в незащищенный
угол ворот. Гол? Нет, штанга!
куда уносила его ожесточенная погоня за мячом, и с кресла в ореоле
спектральной проводки. Раздваивалось и сознание, даже эмоции. Он как бы
жил на поле, чувствовал, как саднит шрам на колене, слышал свое дыхание,
ощущал упругую жесткость травы, и ни на мгновение не упускал мяча из виду,
ни одной траектории, ни одной прострельной прямой. И в то же время мог
прикидывать, рассчитывать и оценивать все с сорокалетней дистанции. Глазам
открывался то один, то другой угол поля, даже в толчее на вратарской
площадке он видел просветы, которые откроются мгновеньями позже. Вот он
вторично обвел Джакомо, но бить по воротам не смог - слишком велик был
угол прострела. Вторым же, сегодняшним зрением академик предвидел пустоту
на правом фланге, в которую вот-вот ворвется Карнович. Если б он мог
подсказать это своему "я" тогда на поле... Три раза по крайней мере он
замечал грубейшие ошибки, которые делал и не сознавал в проекции прошлого,
и это двойное зрение, двойное сознание, двойное смятение чувств было так
мучительно, что ему хотелось крикнуть: "Довольно! Остановите!", но вместо
этого не с кресла, а с угла вратарской площадки доносился протяжный стон:
"Точней, Флягин, точней!".
стадионов и на экране стереовизора, снятые "летающей камерой" и
безлинзовой оптикой. Но ничего подобного он не видел. На этот раз "камера"
была в глазах перемещавшегося по полю игрока, и на экране воссоздавалось
лишь то, что видели эти глаза. Поле то удлинялось, то съеживалось, то
подымалось отвесной стеной, то обрушивалось зеленым откосом. Полосатые и
пурпурные футболки то закрывали всю площадь экрана, то уменьшались,
перемещаясь от ворот к центру, мяч крутился огромный, как луна в зеркале
телескопа, или где-то витал далеким беленьким шариком. Иногда на экране
виднелись только бегущие ноги, или бутсы, бьющие по мячу, или
окровавленные колени, или ворота, вставшие дыбом. А все объяснялось
просто: объект воспроизводимой памяти падал, вставал, перебегал поле,
подавал угловой, бил пенальти.
яростном штурме ворот миланцев. Итальянскую команду устраивала ничья, но
пенальти в их ворота давал почти верную победу "Спартаку". Сразу все
стихло, даже перепалка вокруг судьи - память академика уже не
воспроизводила звуков. Он смотрел только на мяч, который аккуратно
устанавливал судья на одиннадцатиметровой отметке. Даже миланский вратарь
тонул в мутном тумане; мяч в памяти академика точно укладывался в рамку
ворот, Вратаря он воспринимал как штангу, которую не имел права задеть.
как снятые наездом киносъемочной камеры. Экран пересекла нога - заведенный
край трусов, голое колено, чулки со щитками и мяч, рванувшийся от ноги
косоприцельным прострелом. Мгновение - и он исчез за воротами, пролетев на
какой-нибудь сантиметр рядом со штангой.
руками. Без слов сочувствия, без вопросов кибернетик выключил
преобразователь памяти. Экран погас.
понимаете теперь, почему этот матч был для меня последним?
проводки, переключил какие-то рычажки на панели и, присев к столу, записал
что-то в толстой бухгалтерской книге.
точности...
футбола? Дипломантам спортивных вузов? Клубным музеям? Кинодокументы и
магнитная лента выполнят эту задачу точнее и проще.
когда они подрастут?
звукозаписи.
Микроскоп привел нас в микромир, а лазер к космическому видению. Но куда
приведет материализация времени? К механическим игрушкам для взрослых
детей. Я бросил свою, потому что не мог стабилизовать время, вы тоже - я
уверен в этом! - бросите вашу, потому что не можете его изменить.
пользы.
же до аппарата, то пока вы создали только игрушку - отдайте ее врачам или
криминалистам: она им пригодится. И не останавливайтесь на полпути. Ищите
ключ к тайнам человеческой памяти, к ее коду, к ее совершенствованию.
Будьте ее хозяином, а не копиистом.
долго стоял так, не касаясь дверной панели и не оборачиваясь к молчавшему
кибернетику.
пенсию тренера. Я отказался. А зря! Кто знает, может, это была
невосполнимая потеря для футбола. Может, именно мне удалось бы создать
чудо-команду - голубую мечту болельщика. А, как вы думаете?
всерьез? Да шутит же - за академиком это водилось: несколько ироничный
взгляд на собственную персону.
Громыко Ольга
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Елманов Валерий
Майер Стефани