необычная в умеренных широтах трясина, а цепь вонючих разводий со стоячей
водой. Ярко-зеленая диковинная трава так и норовила зацепить плот, с
трудом выдерживавший тяжесть троих людей с их геологическим скарбом и
рюкзаками.
лианы крепче любой веревки.
не плеснет, ни лягушка не прыгнет, только трава скрипит под плотом.
бинокль, осмотрел окрестности.
последней. Не узнаю сельвы.
- Странно: уровень радиации лишь чуть-чуть превышает норму.
препятствовать развитию животной жизни. Ушла рыба, ушли пресмыкающиеся, не
летают птицы.
устраивает.
комаров даже радовало. Только преследовал неприятный запах гниющих трав,
болотных испарений.
именно каменистому, а не мангровому, как часто бывает в здешних
заболоченных озерах. Голый плоский подъем к нагорью, а может быть к
скалистому плато. Но там оказалось не плато, а крутой обрыв, уходивший
глубоко вниз. То был каньон - внушительных размеров разрыв земной коры,
шириной по верху около километра и такой же глубины. Его стены
конусообразно сходились книзу, так что дно его выглядело тропкой - не
тропкой - узкой полоской земли. Воздух был до того чист, что казался
голубой стеклянной призмой, глубоко вдавленной в землю. Обрыв же спускался
уступами, поросшими какой-то странной растительностью: не то лиловой, не
то коричнево-желтой.
решать, где расположиться биваком - здесь, у обрыва, или спуститься двумя
уступами ниже. Здесь мешал сильный, пронизывающий, но совсем не освежающий
ветер, "как в преддверии ада", по выражению Брегга. Внизу же могла
значительно увеличиться радиация. Проверить это вызвался тот же Брегг
("размяться больно хочется после болотной Одиссеи"). Он спустился на
первый, довольно широкий уступ, потом, привязав веревку к дереву, еще на
несколько метров ниже - в общем на высоту шестиэтажного дома.
таблетки хватит.
и поставить палатку. Костра не разжигали. Наскоро поужинали и легли:
усталость все-таки взяла свое. Но храпел один Санчес, Женэ и Бреггу не
спалось. Ночь не пугала ни стонами, ни свистом, ни шуршанием, ни шорохами,
и все же было беспокойно - какая-то странная, тревожная ночь. Бельгиец
первым не выдержал тишины и окликнул товарища.
сердце беспричинная, непонятная тревога.
ан нет. Здесь не сельва пугает.
Нехорошее, страшное.
сердце.
знаю. На нервную систему не жалуюсь. Да и пугался я только тогда, когда
опасность была реальной, ощутимой, - проговорил Санчес с тревожно
звенящими нотками в голосе, - а здесь словно в старинном замке, где
вот-вот должно появиться привидение.
откуда следует ждать привидений.
огонек не пробивал темноты, а над черной бездной каньона не горели даже
звезды. Вероятно, их скрыл поднимающийся из глубины каньона туман.
возвращаясь. - Там кустарник какой-то странный. Будто без корней. Густые
шарообразные сплетения очень жесткой травы. Я тронул ногой один куст,
легонько так тронул, а он тут же взвился и пропал в темноте.
тьму, в туманную бездну каньона. На секунду показалось, что по ребру
уступа, над кустами, проскользнуло что-то белесое, еле заметное в темноте.
Все трое напряженно вглядывались в темноту, боясь пошевелиться. Ничего.
Значит, почудилось.
влажным холодным носом и смрадно дохнул. Что это: во сне или наяву? Брегг
протер глаза и приподнялся на локте - никого. Ни одной живой твари, только
невысокие пузатые кусты на краю уступа.
биллиардные шары вдоль борта. Брегг встал и, стараясь не разбудить
товарищей, подошел к диковинному кустарнику. Он пнул ногой один из
кустов-шаров, и тот взмыл над обрывом, не падая, а плавно опускаясь вниз и
подрагивая на ветру, как воздушный змей. Брегг оглянулся и обомлел: такой
же диковинный пейзаж окружал их всюду, словно они попали на другую
планету. Трава, на которой они спали, оказалась совсем не травой, а
высоким мхом. Его ворсистый ковер протянулся по всему скалистому уступу,
заползая неровными стрелками вверх. Под ногами он издавал тихий, свистящий
скрип, как стекло, если провести по нему мокрыми пальцами. Да и цвет его
был непривычный, не свойственный мхам, не зеленый или пепельно-серый, а
васильковый. "Может быть, медные руды в подпочвенном слое?" - подумал
Брегг, но тут другое привлекло его внимание - деревья. Низкорослые, кривые
уродцы с обилием корней, как лапы, цепляющиеся за камни, они росли даже на
отвесных скалистых спусках. Листьев у них не было - тонкие рыжие ветви
скручивались друг с другом вроде шаровых кустов, напоминая спутанные мотки
ржавой проволоки. Росли они редко, а меж корнями-лапами бугрились какие-то
оранжевые образования, похожие на клумбы густо посаженных цветов. Но
вблизи оранжевая окраска словно порозовела, цветы же оказались не цветами,
а пузыриками-грибками, плотно прижатыми друг к другу.
неожиданное. Она, вздрогнув, подпрыгнула и отскочила метра на полтора.
Бельгиец выждал: не произойдет ли еще что-нибудь удивительное. Ничего
более не случилось. "Клумба" продолжала "цвести" на другом месте, словно
там и пребывала вовеки. Тогда Брегг повторил опыт. И снова "клумба"
отпрыгнула по прямой, ловко проскользнув между скелетами-деревьями. Именно
на скелеты деревьев были похожи уродцы, лепившиеся по уступам каньона, как
выжженный лес, чудом сохранившийся после бушевавшего когда-то пожара.
Мертвый лес? Да нет, совсем не мертвый, рядом с уродами-дедами подымались
уроды-внуки, подставляя солнцу свои ржавые ветки-проволочки. А "клумбы"
казались даже не растительными, а животными организмами. Может быть, они
всегда так лежат, именно лежат, а не растут, пока их кто-то не потревожит,
подумал Брегг.
подавило, а приободрило его, заинтриговало, возбудило острое любопытство.
Ему захотелось узнать поближе этот удивительный мир, познакомиться с ним,
пока еще спят товарищи, и, вернувшись, рассказать обо всем, что видел. Он
вырвал листок из блокнота, написал, что скоро вернется, а если они услышат
выстрелы, пусть идут на звук - далеко он не забредет, незачем. Записку
придавил зажигалкой, натянул болотные сапоги ("черт знает, могут все-таки