которую ощущаешь лишь в детстве при пробуждении. Если земляне посмотрели
бы внимательнее на экран, то на голограмме увидели бы фигурки дарвитов
похожие на статуи, сколотые с фасада готического собора. Тела дарвитов, их
руки и головы, чуть вытянутые и тонкие лица, как лики икон, и темный, все
тот же мученический цвет кожи, напомнили бы людям что-то из прошлого,
позабытого ими в долгом и бурном пути к звездам.
бы про себя, Валерг.
не вопят, даже когда их... ликвидируешь.
вопрос, испытывал странное чувство стыда.
остановиться, будто кто-то толкал его в спину непрерывно. Он даже не
слишком и раздумывал, он просто шел и расспрашивал дорогу и мальчишеское
восторженное предчувствие значительного вскипало в нем.
один случай... - На секунду он замолчал и что-то болезненное, мучительное
мелькнуло в его лице. - Да они просто отвратительны! Ничтожества! Дрянь! -
взорвался внезапно.
чувствовать он в этом существе не предполагал.
внутри и странную жалость к этому человеку в черной форме.
пустыня "доведенных" территорий, потом стали попадаться изуродованные
обрубки, осколки прежнего живого буйства, жизнь чахлая, замученная,
присыпанная пеплом. И наконец поодиночке, а вскоре и тесной толпой встали
сильные стволы дарских деревьев. Зеленые ветви сплетались друг с другом в
дружеском пожатии, и робкие ростки среди могучих стволов опирались на
ветви великанов, как дети на руки взрослых. Солнце уже катилось к закату
и, прыгая среди деревьев, улыбалось на прощанье. Казалось, в одночасье лес
облетел, лишь внизу остался зеленый подшерсток - один из здешних обманов -
листва больших деревьев повернулась к солнцу ребром, балуя теплом
молодняк.
Тут же на губах появился сладковатый привкус - это легкий, тонкий, как
пыль, пух сурты, налип на лицо. Солнце зашло внезапно, как провалилось, и
все погасло вместе с ним, но белый камень дороги продолжал светиться.
Компьютер зажег фары, но Валерг выключил их, и теперь фарп ехал в темноте.
Лишь фиолетовые блики от электромагнитной подушки скользили по мелькающим
стволам.
мягкость и расслабленность появляются в теле. А разум? Какой разум мог
появиться здесь, в этом мире, лишенном борьбы и крови? Столь же ленивый,
вялый, медлительный? Абстрактный? Склонный к просчитыванию тысячи
вариантов? Лишенный самовлюбленности? Не знающий сомнений? Не думающий о
себе, но обнимающий всю планету разом? Единый?
непременно выражается в пародию. Занятно! Эволюция, где никто не убивал.
Где погибал тот, кто не помогал никому. Эгоисты и эгоцентристы,
индивидуалисты обречены. Может быть так? А почему бы и нет. Самоубийство
вместо убийства. Валергу почему-то стало жалко эгоистов. Право же, во всем
этом есть что-то по-иезуитски извращенное. Такой мир тоже жесток.
Невыносимо жесток на своем пути. Быть может, не меньше, чем земной. А
итог?
показалось, что к запаху роста и цветения примешивается запах гари.
ночь глядя, отказался от вечеринки по случаю прилета и, как оглашенный,
понесся в лес вместе с этим сумасшедшим техинспектором? Ну и что из того,
что ликвидация завтра? Не последняя, еще успел бы насмотреться. Он
вздохнул и запихал в рот новую таблетку малпеза.
Олгерд глянул через его плечо.
только выросший, дом дарвитов.
что здесь все давно расчищено.
более нетерпеливый и подвижный почти до нервозности. Дошел и замер... Эта
стена дома, такая радостная, тронутая золотистым светом изнутри, была
единственной уцелевшей. Все остальное лежало черными обломками, среди
которых в двух или трех местах можно было угадать тела, сморщенные огнем
до куколок насекомых...
Валерга за рукав, спросил: - Никак тошнит? Ничего, я тоже блевал поначалу,
но скоро это прошло...
напротив, лишь пробудило в нем воспоминания.
силовую ловушку! Понимаешь, у них в лесу где-то есть центр, к которому
вообще не подобраться, крутишься, ездишь вокруг - и никак... Черт знает
что! Но как только стали мы убивать дарвитов - начали продвигаться
внутрь... Особенно если разом, толпой... Отсюда и ликвидации...
технари-отработчики?.. Так я технарем всю жизнь и прокукую... И никогда до
Земли не доберусь... А так мне кое-что светит...
напоминал дарвита и Олгерду сделалось нехорошо и муторно на душе, когда
взгляд темных выпуклых глаз остановился на нем прежде, чем скользнуть
куда-то мимо, поверх всего...
панели замелькали красные и зеленые огоньки. Олгерд пригнулся, разглядывая
то, что было перед ним: темный лес и выкрашенный светящейся краской домик.
Домик был земной постройки с массивными энергоустановками силового поля по
бокам.
По трое суток дежурство - с ума сойдешь... И вот опять. Правда, всего одна
ночь, - он улыбнулся. - А там - конец...
они там есть...
добавил. - Вертайся быстрее... Мы же выпить хотели...
выпивке, но Олгерд все эти годы жил подле смерти и привык к ней, как
привыкают к неприятным запахам, шуму, неудобной обуви. Это была его
работа, грязная тошнотворная поденщина, за которую обещан ему, в конце
концов, угол на старушке-Земле.
внезапно чего-то застыдился.
цветок, въехал в резервацию дарвитов. Здесь было так же тихо, как и
снаружи. Белая дорога, черные стволы вокруг. В небе неярко блестели
звезды. Фарп выехал на открытую площадку и остановился. Деревья отступили
и на поляне возникло несколько белых домиков. В темноте Валерг их различил
как пятна тусклого света. Лишь в одном доме горело окно, остальные
казались безжизненными и это тревожило. Валерг пошел на свет. При его
приближении дверь бесшумно раскрылась, а светлые нити, что свисали с
потолка подобно водорослям, подобрались наверх, мелодично позвякивая.
Мягкий желтый свет усилился, сделавшись почти естественно-солнечным,
золотым.
кто-то уже давно ожидал Валерга.
на спелый плод, теплился на столе, наполняя комнату золотистым светом,
который так поразил Валерга. Комната была довольно обширной и казалась
пустой. Стол и кровати, сделанные заодно с полом и стенами, были прикрыты
той же мягкой призрачной тканью, из которой была соткана портьера. За
столом, подперев голову руками, сидел старик в белой тунике и накидке из