Чтение 2–й страницы книги ~Женщина с диванчиком~

Женщина разлепила глаза, мутная мгновенная улыбка скользнула по белым
губам.

- Он там... - она повела глазами, показывая в сторону ближней
комнаты. - Показали сразу же. Как родился. Еще в этой, в смазке.
Противный, - женщина судорожно вздохнула. - А потом, как обмытый
принесли... Такая прелесть! Маленький, конечно, очень. Но подрастет.

Женщина прикрыла глаза. В белом больничном свете лицо ее казалось
прозрачным до синевы.

Ася оттолкнулась от каталки, как от пристани, и поплыла дальше по
коридору, разгребая руками воздух, будто в самом деле плыла. Остановилась
перевести дыхание. Против были двери. Как раз той комнатки, куда выносят
рожденное. И тоже, как всюду здесь приоткрытые. В комнате, кроме
ярко-белого, горел еще вовсе мертвый, синий свет. У стен - столы. Человек
в белом халате склонился над чем-то... кем-то... Ася потянулась было
разглядеть, но тут взгляд перебило - приметила она то, о чем говорила
женщина на каталке, блаженно и умиротворенно улыбаясь. Маленький,
темно-красный, прочти вишневый корпус. Темно-зеленый, слабо светящийся -
значит, живой - экран. Новорожденный телевизор со смотанным и
перевязанным, как пуповина, шнуром на боку. Тут же прилеплена - в трех
местах - бирка с номером и фамилией матери. Ася почему-то вздрогнула и
попятилась. Ей показалось, что телевизор сейчас закричит. Но в этой
комнатке было тихо. Кричали - только там, до рождения. А после - тишина.
Это-то так и поражало. Не было слабого, первого в жизни - ля, ля, ля...
Требовательного плача существа, утомленного первым серьезным усилием.

Придерживая руками живот, Ася вернулась назад, в первую комнату.
Здесь осталась только одна женщина - на койке у окна, у которой ожидался
диван. Теперь ее наконец удостоили вниманием. Возле койки стояли двое -
Георгий Алексеич и акушерка, но не Катерина, а та, что не вылезала из-за
стола, сидела, покачивая полной ногой в лакированной туфельке.

- Соглашайтесь на кесарево, - хмуро бубнил Георгий Алексеич, и с
тоскою оглядывал комнату, в которую пока больше никто не прибывал.

- Фиг вам! - взвыла женщина, вновь вскидываясь на кровати от
очередного приступа боли. - Хитренькие какие! Диванчика моего захотелось!
Нет! Нет! Нет!

Георгий Алексеич отошел от нее с кислою миной.

- За сегодня - ни одного отказа, - торопливым шепотом сообщила
акушерка. - Поумнели все. За большое не хватаются, рожают поменьше и
подороже. Ну разве что какие патологии. Так ведь с патологией - так и
работать будет хреново...

На секунду она запнулась, и, бесцеремонно глянув на Асю, почти не
сбавляя голоса, спросила:

- А эта? Точно родит? Без кесарева?

Георгий Алексеич мельком глянул на Асю и, отвернувшись пробормотал
негромко:

- Да хоть и с кесаревым, вам ее добычи не надо, - и, повернувшись к
женщине с диванчиком, проговорил хмуро:

- Ну, вставай, пошли...

Ася лежала и прислушивалась. Ей казалось, что сейчас из родилки
должны раздаться дикие вопли. Но было как будто тихо. Относительно,
конечно. Из-за дверей прорывались отдельные вскрики и фразы. Надо всем
доминировал низкий женский голос.

Потом возник какой-то переполох, движение.

Короткий взвизг, и - как будто тишина. Холодная. Без жизни... Это Ася
почувствовала отчетливо...

Больше Ася ничего не поняла. Когда ее повели в родилку, навстречу
попалась акушерка с тазиком, наполненным опилками, щепками, и лохмотьями,
пропитанными кровью. Это все, что осталось от диванчика. Пришлось
распилить. Медициной такое допускалось...

...Единственный ребенок родился утром.