пихать, - бормотал открыватель.
в два окна, до тесноты заставленное. В центре располагалась огромная
частая решетка. На ней вполне могли улечься не один человек, а сразу трое.
Главный инструмент включения мозга. Примитивный и гениальный одновременно.
От решетки тянулись длинные толстые провода и терялись где-то в недрах
высокого железного шкапа с кривоватыми дверцами, одна из которых сильно
прокоптилась. Был еще стол и стул у окна, еще один шкапчик, маленький,
деревянный, с одною дверцею, по верху которого стояли в ряд бутылки с
желтой жидкостью, и возле которого в углу буднично прикорнули два или три
колпака, утыканные шипами. Колпаки слегка даже припылились, видно за
ненадобностью ими пользовались редко.
вскарабкался и лег, послушно раскинув руки. Открыватель, пыхтя, накинул на
кисти рук и щиколотки ременные петли. Затем отошел к шкапу и принялся
крутить какие-то ручки. Говер закрыл глаза.
страдания, все толчки боли не пропали даром, чтобы все ушло в мозг, и мозг
ожил. Чтобы..."
дугой. Говер услышал дикий и как будто далекий крик - и не сразу понял,
что кричит он.
повисло под углом, и стало расплываться.
сделаю.
есть.
проникала в мозг, и мозг уже ни о чем не мог думать, только о боли.
Казалось, это длилось вечность.
пол, блестящий, как зеркало, отражал плафон потолка с причудливым
орнаментом. Говер был по-прежнему голым, только на плечи ему накинули
какую-то задубевшую от крови и грязи тряпку, да разрешили надеть башмаки
на босу ногу. Говер сидел на скамье, поджав под себя ноги, и старался
поправить тряпку так, чтобы она не касалась обожженной спины.
почитал, улыбнулся, затем в задумчивости поглядел на Говера и протянул ему
темную пластинку, испещренную узором. "Таблица мудрости", - догадался
Говер.
каких-то протравленных в металле полосочек. Как и прежде. Как и до
включения.
тебя перенес! Эх!"
- как сесть так, чтобы холщовая накидка не касалась израненной спины.
извиняюще, просительно улыбнулся.
Говер уставился на нее, и опять ничего не увидел. Только точки, дырочки,
колечки.
глаза сами собой закрывались от слабости. Но главное - спина...
Мыслящего.
подвывал по-собачьи, кусал губы, хватался руками за тюфяк и спинку низкой
деревянной кровати.
Ишь, как тебя приложили. От души. Такую спину я видела лишь в год двойного
солнца у Таса Ли. Нет, у Таса, конечно же, спина была гораздо хуже. Его
прожгли буквально до костей, и раны загноились. Он долго умирал. Очень
мучился. А в бреду все говорил, что летает среди звезд, на кораблях, как
по морю. И все кричал: "Капитан, я знаю, где ошибка!" Жена Таса Ли ходила
к Мыслящим просить какое-нибудь лекарство, но ей ничего не дали. А у тебя,
миленький, все будет хорошо. У тебя совсем не такие уж глубокие раны.
Совсем даже неглубокие. А на Мыслящих ты плюнь. Ничего там у них хорошего,
одни склоки и дележ всякого добра, которое-то и не добро вовсе, а так,
старый хлам.
мокрым лицом в подушку. Несколько веток согди проросло сквозь стену, и
огромные восковые цветы распустились над кроватью. В комнате, забивая
запах болезни и сальной мази, стоял головокружительный аромат цветов.
расплакался, как ребенок.
пороге. - Я-то знаю.
прав. Но это не утешает.
стану мастером, - Руж замолчал, ожидая расспросов.
закричать. Руж еще немного потоптался на пороге и, видя, что разговора не
выходит, ушел.
кирпичной стене. Казалось, он дремал. Веки были прикрыты, тело
расслаблено. На плечах толстая шерстяная накидка. В руках металлическая
пластина, испещренная дырочками, кружочками, штрихами.
мелькали красные и зеленые круги в непрерывном движении. Лицу было очень
тепло. Спина уже почти не болела. Только заживающие раны чесались
невыносимо.
другим.
сторону.
опять ниоткуда прозвучал вопрос.
лет назад. И теперь Мыслящие не могут вернуться..."
пропускной сторожке.
Говера серый жетон.
зелени блестел стеклами витражей Храм Мыслящих. Но не прошел и десяти
шагов, как двое стражников возникли на пути. В толстых кожаных куртках с
металлическими бляхами, с короткими пиками в руках, они казались
неповоротливыми.
Здесь дороги нет. Иди туда, куда тебе назначено!
вид, что подчиняется. Затем резко повернулся, схватился за древко пики и
резко рванул ее на себя. Стражник потерял равновесие и упал,
перекувырнувшись через голову. Второй попытался ударить, но Говер отбил
его удар, и всадил острие противнику в ногу. Стражник скрючился и, заревев
по-звериному, повалился на песок.
Задыхаясь, влетел он в зал Храма и остановился. Мыслящий сидел за столом и
смотрел на Говера усталыми всепонимающими глазами.
боясь, что его прервут.
вновь.
Мыслящий не верит ему.