оставались вдвоем в моей комнате, которую я снимал у дальней родственницы,
тетки Лиды, я все же не говорил Лине: не уходи? Почему провожал ее? Чтобы
тосковать и не суметь перешагнуть через воспоминания, которых не должно
было быть? Чего же я тогда стоил, и чего стоил сейчас, возвращаясь не к
женщине, которую люблю, а в пустую и неуютную комнату к тетке Лиде?
голос, все интонации которого знал, и сразу успокоился. Так было всегда:
когда мы не виделись или хотя бы не переговаривались по телефону, я был
напряжен, мне казалось, что я теряю себя, и лишь услышав голос, я
чувствовал, что напряжение уходит, выливается, будто вода из бассейна, мне
даже начинало казаться, что вокруг меня образуется лужа из этого
покинувшего меня ощущения.
не десять дней, а по крайней мере год!
провел наблюдения? Погода была? Стас, как я соскучилась! Неужели мы
увидимся только завтра?
нашей скамейке в парке около проектного института, где работала Лина, и
будем смотреть друг на друга, и говорить, говорить... Почему завтра?
Сейчас! Вот только отдохну немного. У Лины все в порядке, а голова с
дороги тяжелая, нужно отоспаться... В общем, как обычно.
привычной, как чтение книг перед сном. Я успокоился. Лина ждала меня,
завтра я расскажу ей о том, какое в Крыму глубокое небо, о линиях железа в
спектре Новой Орла и украинской валюте, которую я не сумел обменять - обо
всем.
хорошо смогу поспать до утра - ни наблюдений, ни ночных диспутов!
меня котлетами из мяса, купленного мной еще месяц назад. По-моему, котлеты
были хлебными - в точности, как в обсерваторской столовке.
имени. Почему же - Мессия? Только потому, что похож на Христа? Таких нынче
пруд пруди.
бы как ахнул весь этот бардак... Псих, блаженный, ходит, беседует. В
церковь, говорят, забрел, постоял перед образами, не понравилось, на
распятие смотрел, головой качал... С людьми разговаривает - о прошлом, о
будущем.
Продолжался он несколько минут - тетка Лида торопилась к дочери, живущей с
мужем аж в Бирюлево, и посматривала на часы, но успела рассказать мужчине,
подошедшему к ней в нашем дворе, все, что только можно и нельзя - всю свою
жизнь, и жизнь дочери, и о зяте рассказала, большом, по ее словам, хапуге.
И даже о квартиранте, дальнем родственнике, тихом ученом, считающем
звезды. О войне, эвакуации, погибших братьях, бедности, работе, смерти
мужа... Типичную жизнь советской женщины, застрявшей в грязной луже на
покрытой колдобинами дороге к коммунизму.
Заныло сердце и по левой руке побежали мурашки - толпой вниз, к ладони. И
заломило в затылке. А мужчина, то ли ощутив мой взгляд, то ли еще
почему-то поднял голову. Вряд ли он мог высмотреть меня в окне четвертого
этажа, и все-таки наши взгляды встретились.
ими в воздухе, спешил вцепиться руками во что-нибудь надежное - в
гардинную перекладину под потолком. А человек смотрел мне в глаза, и я,
вовсе не отличаясь остротой зрения, видел каждую пору на его скуластом
бородатом лице, темно-коричневом от крепкого южного загара.
столом у окна, никакой левитации нет в помине, а есть, наверно, гипноз или
что-нибудь в этом духе, потому что неожиданно захотелось спуститься вниз и
выслушать этого человека.
низким, со множеством обертонов, и менялся как луч света, проходящий
сквозь призмы разной толщины.
сделать нужно именно так, что это - естественная форма приветствия. Где -
естественная?
Пожалуй, если бы я был художником, то действительно назвал бы так
написанный с него портрет.
гармония. Без человека Мир был пуст и бездарен. И повелел Бог Мессии
являться в Мир в эпохи перемен и оценивать содеянное человеком и, представ
пред очами Всевышнего, отвечать - так ли жил человек, так ли творил, как
замыслил Создатель.
этого человека исходил томительный запах юга, пустыни, может быть,
святости - не знаю. Во всяком случае, никакой москвич, даже сбежавший с
Канатчиковой дачи, так пахнуть не мог. Особенно сейчас, когда ни в одном
магазине не достать ничего, способного пахнуть чем-то, кроме тухлятины.
странным мысленным призывом позвал именно меня, а не тетку Лиду или Митяя
с третьего этажа, всегда готового раздавить бутылку?
ты знаешь.
я. Действительно, если он ответит "нет", не поселю же я его в своей
комнате!
сколь и точен.
наш не очень приспособлен для блаженных и праведников. Сейчас особенно,
народ совсем озверел, да ты сам видел. Если ты будешь продолжать игру,
тебе придется нести людям слово Божие - на улицах, в храмах, и тебя
изобьют до смерти. Чем-чем, а проповедями люди сыты.
тебе.
астрофизик, а не экономист и не политик. Говорят, что зимой опять не будет
картошки. Так где я ее возьму? А если не будет картошки, то будет бунт. В
прошлом году обошлось, а в этом? Бунт - это кровь. И ничего не сделаешь.
сила, заставившая меня спуститься, исчезла, и мне показалось странным, что
я стою с неизвестным мужиком и веду совершенно нелепый разговор вопреки
всем моим правилам. Я ушел, а Иешуа, или как его там звали, смотрел мне
вслед.
большом камне посреди пустынной местности, а Иешуа стоит рядом, и в руках
у него длинный свиток, откуда он читает довольно монотонным голосом:
и не раскаялся в душе. Потом Сталин. Семнадцать миллионов невинно
убиенных, ибо ни на каких весах добра и зла не была взвешена их вина.
Гитлер - еще пятьдесят миллионов... Потом был мир, но счет шел. Корея -
сотни тысяч. Вьетнам - миллион. Афганистан - миллион. Иран и Ирак -
полтора миллиона. Что еще? И в том ли смысл судеб людских - быть убитыми
или выжить? Господь сотворил человека для счастья. Ибо без счастья нет
совершенства. А без совершенства нет гармонии в природе. И сказал Господь
человеку, говоря: живи для счастья своего и счастья ближних своих, и
каждой твари земной, чтобы было счастье их. Вот тебе Мир - живи, вот
сердце - возлюби, вот голова - думай. И ненависть сотворил Господь, потому
что одна лишь любовь, без противоположности своей, не есть гармония.
усмехнулся я, подумав, что Иешуа, кто бы он ни был на самом деле, вполне
усвоил курс диалектики.
понял, что эта кровь - не моя, закричал и проснулся.