испуганно повернулась - видно, задумалась, но, узнав Клавку, отвернулась
нехотя.
широкая, а Нюша худенькая, дощатая, с тонкими ножками; лицо у Клашки тоже
большое, полное, чуть красноватое, а у Нюши - личико узенькое, подбородок
махонький, глаза лишь широко распахнутые, большие и нежно-испуганные.
Клашка одета во все новое, нейлоновый на ней костюм с белой блузкой, а под
шеей брошка, на которой наляпан какой-то лев или слон; на Нюше аккуратное
пальтишко с замысловатыми продолговатыми пуговицами. Верхняя пуговица
отваливается, и теперь Нюша ее нервно теребит.
платок к большим накрашенным губам. - Змея! Змея проклятуша!
подманывала! Сам ведь он!
растопырила, от он и сам! Но, погоди! Слезы мои дойдуть! Растопять!
так? Схватила в охапку, стерла, такой-сякой, сухой-немазанный, а мой? Змея
ты, змеишша! В соку баба! Да ты глянь на себя! Ссохлась, как доска!
сама! Кишка тонка травить-то! А теперь плачет навзрыд, утопает в слезах!
счастлив... Не дали мне с ним счастья, не дали! Не в укор будь сказано и
тебе!
молодости, не первой свежести оттуда придешь! Облуплю, как липку, змеишша!
потрескавшимися губами. - Кулачное твое право, но не виновата я, Клаша! Не
виновата!
Метляев, Иннокентий Григорьев, Васька Вахнин и еще двое новых, приезжих,
умещали на вездеходе.
чуть на коленях не стояла, чтоб в хвартиранты шел.
Горьку чашу и так хватил мужик!
красивой. Не трогал он ее!
глаза-то, мол, с поволокой!
Клавку глотку!
руки жадно ощупывали железо ног Сашки Акишиева. Она неистово шептала:
"Миленькой, родненькой! Не ругай, как потревожила, не наставил ты
уму-разуму, некому было-то! Лягу с тобою, лягу! Куда иголка, туда и нитка!
У них-то... У них-то, кладезь ты мой учености! У них-то кишка тонка! Не
надо мне и золотого другого! Кукушку - на ястреба?!"
исповедуется.
горле, то и болтает!
На Клашкины деньги глядишь?
Метляев. Он не допускал, чтобы его подвергали осмеянию.
Васька Вахнин.
красные, в синих жилах. Он поправил испачканную простынь, поглядел на всех
невидяще и, заметив Клавку, нахмурился.
опрокинул в себя целую бутылку спирта.
дольше, и толще? Ты его получила...
врача не придал значения, все стояли молча, провожая машину. Лишь Клавка
картинно выставила руку, словно в заключительном акте какой-то
человеческой комедии, поддерживая и твердь небесную, и твердь земную.
похолодало, а Нюша так и сидела на своей березовой скамеечке. Ротовская
шла из школы, сразу поняла, в чем дело, и не насильно, однако ловко
уговорила ее, достойную изумления, - так и сказала, покинуть это всеобщее
место обозрения.
неподвижно, говорила Нюша.
Давайте я помогу вам раздеться... Давайте, давайте! Будем пить чай.
Нате-ка!
их. Все станет на место. Вы же на самом деле не травили его?
болота сведут.
мнением.
наполненной чашке. На дворе было по-прежнему светло, и она представляла,
как Сашеньку теперь заново хоронят. Она не боялась ничего, потому что
ничего злого не сделала. Она была уверена, что Сашенька помер случайно, по
ошибке; вместо него должен был умереть кто-то другой - Иннокентий
Григорьев или Николай Метляев, только не Сашенька, такой большой, сильный,
могучий и жизнерадостный. И когда ее вызывали к следователю, она примерно
об этом говорила, повергая в уныние молодого, с недавней студенческой
скамьи лейтенанта.
раз. Опять о том же самом - как она в тот вечер готовила, что было на
первое, что на второе, что на третье. Ну какое вечером первое? Тогда она,
помнится, сготовила мясо с рожками, и был еще чай. Едоков у нее числилось
девять человек, восемь из них поели, не ужинал лишь Григорьев, а все
остальные поужинали, сидели все вместе, ели из общего казанка - горячую
пищу любили почти все. Что ж разбрасывать на тарелки? Да, если не
ошибается она, дождь закапал, казанок с крышкой...
ставит ей ловушки и, тихо радуясь, что-то мелким почерком у себя
записывает в тетрадь. За последнее время нервы ее поизносились, но она не
придавала значения этим его хитростям, а простодушно припоминала все,
думая, что правда всегда есть правда, она к правде и вынесет.
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Каргалов Вадим
Орлов Алекс
Андреев Николай
Соломатина Татьяна