когда уходят и луна и звезды, что-то другое, третье или четвертое, светит
вместо них. Как приемники бывают коротковолновые и длинноволновые, и
японские, так люди бывают короткозвездные и другозвездные - кто какую
звезду успел принять, тот так и живет. Сарина родилась в новолуние, когда
темное небо чисто, как шахматная доска - смотришь, смотришь на черную
клетку, и не знаешь, туда или нет поставить слона.)
плата за бинокль. Монарх топнул ногой от радости, так что штукатурка
этажом ниже обвалилась - он весил больше центнера, не забыли?
но Падишах говорил: "Нельзя!" каждый раз, когда она тянула ручки к дому
монаха. Дети часто лучше знают, чего они хотят, а взрослые их постоянно
ограничивают. Любой другой умный монарх постарался бы увезти дочь подальше
от этого места, и астрологи его говорили, что дочь станет монахиней. Эти
пророчества так трудно истолковать. "Нет, ты мне скажи конкретно! -
приставал Падишах к астрологу, - в каком году моя дочь уйдет в монастырь?"
"Конкретно не могу, могу - истинно, - говорил астролог, - звезды
говорят..." "Что звезды говорят? Говори конкретно!" "Конкретно не могу,
могу истинно", - заладил астролог. Монарх приказал выгнать астролога, и
астролог пошел к монаху жаловаться, и тот его тоже не принял, потому что
любил одиночество. Точнее, он его принял и выслушал, и спустился к нему со
ступенек (в тот момент, когда астролог пришел, Томас сидел на втором
этаже), но ничем не мог ему помочь.
дать тебе больше?" Эти мысли лились и потоком очищали астролога, и он ушел
из государства, а Падишах остался без придворного кудесника.
положил еще горячие руки на холодный камень - по второму этажу здания шел
балкон, и его холодные каменные перила хранили в себе топот множества ног,
выкрики, приглушенные голоса и магические мысли. Томас привез этот
монастырь в разобранном виде из дальних стран и устроил напротив дома
монарха, когда они еще были друзьями.
нем не было той горячности юности, которая притягивает нас, но так же
спокойно может оттолкнуть или отпустить; а появился блеск магнита -
холодного магнита, который тянет тебя, где бы ты ни была.
казалось, что люди рождаются уже женатыми или замужними, и у них есть
только один человек, за которого они могут пойти замуж или жениться. Он не
был суперменом. Я видела многих мужчин - они были сильны, красивы, многие
- умны, но ни с одним из них мне не было так спокойно, как с Томасом. Он
был как стена, как дом, я не чувствовала ничего, когда с ним нахожусь, он
был весь - я.
Глава называется "Сарина", и продолжим о Сарине.
у них называется стройностью, но на сколько ниже Томаса - не знаю. Они
никогда не вставали рядом, и в какие бы ни попадали передряги, всегда
оказывалось так, что Томас сидел, а Сарина, предположим, стояла и качала
рукой над рекой, распугивая лягушек (в сцене после костра), или лежала,
когда была больна, а он мчался к Есею - беда в том, что роман уже сложился
у меня в голове, и мне скучно рассказывать его заново, но я поднапрягусь и
попробую - недаром столько лет занималась в монастыре. Правда, настоящие
монахи могут сказать, что монастырь у меня не настоящий, а игрушечный, на
что я могу добавить, что ничего в мире нет игрушечного, что, впрочем, не
мешает из любого предмета сделать игрушку или оружие. Я пишу для
размышлений, и следующую главу начну, с чего начала - "Томас стоял на
балконе, на втором этаже, и его длинные (до плеча) волосы раздувал легкий
ночной ветер - даже не ветер, а шевеление можжевельников и кипарисов в
ночи..."
были длинные руки, ноги и стройное - даже по тем временам - туловище.
Спокойные волосы распущены по плечам и спускаются ниже лопаток. Взгляд
выражает волю и еще что-то. На этом "что-то" остановимся подробнее. Где бы
Сарина ни была, она повсюду чувствовала покровительство своего отца. Народ
не боялся ее, но словно невидимый щит прикрывал девушку от несчастий и
напастей. У нее не было друзей, как у всякой будущей королевы - а, судя по
всему, она стала бы королевой - в те времена так все перепуталось, что
непонятно было, то ли монархия царит в стране, то ли чей-нибудь престол,
то ли вообще невиданная никому власть - не в обиду будь сказано, народ и в
те времена не очень разбирался во власти, и больше интересовался властью
желудка, чем других людей. Поэтому монархи (шахи, падишахи, адмиралы) жили
как бы сами по себе, а народ - сам по себе. Сарину уважали, но не боялись,
привечали, но не любили. Как дерево вырастает в пустыне без воды,
пользуясь крохами влаги, зажатой в почве, и не знает благотворного влияния
дождя, так Сарина росла в доме Падишаха, пользуясь остатками любви,
которую он мог ей предложить. Ее мать умерла год назад, а до этого
мирилась с положением женщины, которую не любят, и которая вынуждена
завести себе любовника, чтобы не оставаться одной. Если бы не
покровительство ее отца - Тьму-Таракана, наследного шаха, который правил в
соседней империи, то дела с любовниками не прошли бы даром - Падишах взял
ее из дома отца в пятнадцать лет, а теперь Сарине уже - девятнадцать
(скоро), и не ясно, чем эта история закончится. Падишах сто раз клял себя
- зачем женился на этой женщине! Хоть бы один сын! Хоть бы маленький - сам
бы воспитал!.. Но обычай запрещал взять приемыша, и царствовать надлежало
Сарине. Скрипя сердцем и зубами, Падишах обучал ее трем заповедям власти:
"Правильно клади руку на скипетр", "Вставай рано утром", "Имей армию, даже
если тебе ничто не угрожает". Сарина слушала равнодушно, и Падишах
подозревал, что в голове у нее платья и дружки.
Садая - он всегда ходил в колпаке с "ушами" и смешил Сарину, кувыркаясь
через голову; длинного Колю - этот всегда молчал, когда ей не хотелось
говорить, и Амана. Аман был толстенький и походкой напоминал папу
Падишаха. Чтоб они не скучали, Сарина добавила в компанию двух девушек -
смешливую смуглую Глору и синеокую Клару. Клара и Глора были влюблены в
Колю и Садая, а Аман смешил всех четверых - Сарина никогда не смеялась.
что из комнаты были видны ее волосы, разделенные на две пряди и скрученные
в немыслимых сочетаниях на затылке и макушке, а само лицо - с тонкими
яркими губами и синими глазами, было скрыто от глаз Сарины. Сарина сидела,
развалясь на диване, а Глора заплетала косу, одновременно гладя ногой
таксу по спине. Глора сняла туфлю, и туфля лежала рядом с таксой, слегка
сверкая бисеринками, которыми была вышита. Такса грызла деревянную,
выточенную из твердого дерева, игрушку - маленький мальчик держит в руках
овечку. Такса любила грызть всякие вещи. Таксу купил папа. Имени у таксы
не было.
голову и закрепила там, обмотав теперь и голову концами длинной ленты.
"Мальчики" пошли за фруктами, и без них стало скучно.
успела.
специально тренировал голос, чтобы тот не хрипел, не свистел, не орал -
папа очень быстро выходил из себя, если голос начинал орать, и орал тоже -
с ним вместе. "Что это? - кричал Падишах. - Это что?" Показывал на ковер
или мягкую подушку. "Подушка - а? - орал Падишах. - Почему подушка?" И
швырял подушку в угол или пинал ногой. Слуге было непонятно, за что он
сердится, но часто ли мы понимаем причину своего гнева и ненависти вообще?
Если кто знает причину несчастий - скажите! А я не знаю, так же, как
Падишах не знал причину своего вечного плохого настроения. Одна Сариночка
его веселила. Он заранее приучал ее к царствованию и, заходя к ней в
апартаменты, стучал, чего с ним никогда не случалось, заходи он к жене или
в любую комнату - замок-то его, Падишаховый!)
увидел Глору.) - Девочки! Что вы тут делаете? Пошли вон, девочки! Мне с
Сариночкой поговорить надо!
Падишаху.
нет... Я хотел сказать, таким же, как я, надо...
Садай. В руках Садай держал коробку с фруктами: замороженная клюква,
только что из Сибири, и тундровый ананас - облепиха. Облепиху научились
выращивать в тундре, где гуляет тундровый северный олень и летает
тундровая ворона.
растерявшегося Садая, хотя одного взгляда Падишаха было достаточно, чтобы
Садай упал на колени и ползком добрался до Падишаха и отдал тому фрукты.
Но Падишах любил все делать сам. Ни слова ни говоря, он ушел с коробкой
фруктов. В дверь заглянули Глора и Клара. Сарина села на диван.
должна, а что - нет.
что остальным тоже можно ругать Падишаха. Попробовали бы они хоть слово
Панов Вадим
Никитин Юрий
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Березин Федор
Шилова Юлия