Чтение 2–й страницы книги ~Властелин мира~

идет к руке ответная реакция: ребенок отдергивает руку. Представление
огня связывается у ребенка с представлением боли. И всякий раз, когда
ребенок видит огонь, он начинает боязливо отдергивать руку. Получилось
то, что мы называем, по-ученому, условным рефлексом... Приведу более
сложный пример. Вы даете собаке есть и одновременно, каждый раз, когда
она ест, играете на флейте. Обед с музыкой. Во время еды у собаки
обильно отделяется слюна. Через некоторое время, когда игра на флейте
тесно свяжется в сознании собаки со вкусовыми ощущениями, вам довольно
будет заиграть на флейте, как у собаки начнет усиленно выделяться слюна.
Условный рефлекс!.. И подумать только, что самые "святые" чувства
человека, как долг, верность, обязанность, честность и даже знаменитый
кантовский "категорический императив", являются условными рефлексами
совершенно такого же порядка, как и выделение собачьей слюны! Процесс
создания таких рефлексов сложнее, но существо то же. При таком научном
освещении, признаюсь, все эти высокие добродетели не возбуждают во мне
особого почтения...

Вот поэтому-то мне подчас и кажется, что кому-то выгодно это
слюнотечение добродетели, кто-то играет на флейте религии, морали,
долга, честности, а мы, глупые, распускаем слюни. Не пора ли бросить
весь этот старый хлам и перестать плясать под дудку старой морали?..

Зауер решил изменить разговор и вновь задал Штирнеру вопрос, почему
он оставил ученую карьеру.

- Вы так много знаете, Штирнер, - сказал он. - Быть может, на ученом
поприще вы скорее достигли бы известности и всяческих успехов.

- А вот почему оставил я ученую карьеру, уважаемый Зауер, - ответил
Штирнер с лукавой искоркой в глазах. - Я анатомировал около тысячи
человеческих мозгов и, представьте, нигде не нашел ума. И я решил, что с
мозгами гораздо приятнее иметь дело, когда они лежат, хорошо зажаренные,
на обеденном столе нашего добрейшего патрона.

- Какие гадости вы опять говорите! - услышал Штирнер за собой голос
Фит.

- Тысячу извинений! Но уверяю вас, что наш Готлиб не питается
человечиной. Разве только иносказательно, ха-ха! Я чувствую, например,
что завтра утром он скушает банкирский дом Тепфер и К°... Я же хотел
только сказать, что средневековым властителям хорошо было заниматься
наукой, когда у них под руками были горы всякой снеди и бочки вина. А
теперь.., вот я и Зауер всего только скромные служащие банкира, и даже
вы, прекраснейшие фрейлейн, его машинистка и стенографистка, получаете
больше, чем молодой доктор великолепнейших наук. Как видите, я
откровенен. Не я первый и не я последний предпочел чечевичную похлебку
будущим благам первородства. Впрочем, как знать? В школе нас учили, что
прямая линия - кратчайшее расстояние между двумя точками. Но ведь вся
эта математика - сущая абстракция. В реальном мире нет прямых линий...
Стоп! Вот мы и приехали. Ну а теперь, - обратился он к Эмме Фит, - дайте
мне вашу руку и позвольте проводить до станции.

Штирнер и Фит ушли вперед.

Зауер расплатился за прокат лодки и под руку с Эльзой медленно
направился к железнодорожной станции.

Стемнело. Небо усеяли звезды. Дорога была безлюдна.

- Смотрите, как мерцают звезды! Вероятно, наступит ненастье... -
сказал Зауер.

- Да, но мы успеем добраться, - ответила Эльза.

- Вы довольны нашей прогулкой, Эльза?

- Не слишком ли фамильярно вы зовете меня? - улыбаясь, спросила Эльза
и, не давая Зауеру говорить, продолжала:

- Ну не оправдывайтесь. Я была бы довольна, если бы не этот несносный
болтун, Штирнер. Бывают же такие пустые люди! Трещит как сорока, никому
не дает вымолвить слова. И какие претензии!

- Да, болтун... - задумчиво сказал Зауер. - Но я бы вам посоветовал,
Эльза, быть осторожнее с этим болтуном. Эльза удивленно посмотрела на
Зауера, - Разве я была с ним неосторожна? И, рассмеявшись, она
воскликнула:

- Нет, Отто, вы просто ревнуете меня! Но не рано ли? Я еще вам не
дала слова. Могу и передумать.

- Вот вы пошутили, а у меня сердце сжалось... Болтун! Конечно,
болтун, но он себе на уме. Вы слышали, что он говорил про честность да
про кривые линии? Это опасная философия. И я, право, боюсь его, боюсь за
вас и за нашего старика Готлиба... Этот болтун говорит неспроста. В его
словах что-то есть. Что он замышляет? Я не удивлюсь, если он совершит
что-нибудь ужасное...

Эльза вспомнила сосредоточенное, вдруг постаревшее лицо Штирнера,
освещенное багровым лучом заходящего солнца, и ей опять стало жутко. Она
невольно сжала крепче руку Зауера.

- И ведь как вкрался он в доверие Готлиба! Тот его теперь ни на шаг
не отпускает, переселил к себе в дом... Вечерами Штирнер забавляет
старика своими дрессированными собаками...

- Надо отдать ему справедливость, Отто, его собаки изумительны.

- Я этого не отрицаю. Его собаки превосходят все известное в области
дрессировки животных. В особенности этот Фальк.

- А его черный пудель, - вспомнила Эльза, - который умеет считать,
узнает любую букву алфавита, угадывает без слов все его приказания. Мне
иногда жутко делается...

- Да, будто сам черт сидит в этом пуделе. Возможно, что Штирнер умен
и талантлив. Но талантливое зло опаснее вдвойне. - И Зауер значительно
посмотрел на Эльзу.

- Обо мне вы не беспокойтесь, Отто. На меня его чары не действуют.
Мне он был просто безразличен. Но после сегодняшнего вечера, когда я
увидела его лицо... Я не знаю, как выразить это... Впрочем, может быть,
мы несправедливы к нему. Что это?.. Ах!..

Из темноты бесшумно появился Фальк и, взяв зубами за край платья
Эльзы, с веселым ворчаньем потянул ее вперед.

Зауер рассердился на собаку и стал гнать ее. Но Эльза рассмеялась.

- Вы, кажется, становитесь суеверным, Отто. Штирнер, очевидно,
прислал Фалька предупредить нас, чтобы мы поторопились.

Глава 2

ПОД КОЛЕСАМИ ПОЕЗДА

Дверь из кабинета открылась, и на пороге показался банкир Карл Готлиб
в сопровождении личного секретаря Людвига Штирнера.

Утреннее солнце, заливавшее всю комнату через стены из сплошного
стекла, заиграло на золотых очках Карла Готлиба. Банкир сощурил глаза и
улыбнулся. Ему было около шестидесяти лет, но никто не дал бы ему
столько, видя его белое, свежее лицо с румянцем во всю щеку. Гладко
выбритый, пахнущий дорогим мылом, хорошими сигарами и духами, всегда
довольный, веселый и живой, он воплощал в себе житейское благополучие.

- Ну как прошла ваша загородная прогулка? - спросил он, пожимая по
очереди руки Глюк, Фит и Зауера. - Весело? Много наловили рыбы? Погода
была прекрасная, не правда ли? Будьте так любезны, Зауер, отправить вот
эти телеграммы. Биржевой бюллетень получен? Как сегодня курс доллара?
Так.., так... Хлопковые акции? Идут в гору? Великолепно. Опротестуйте
вот эти векселя банкирского дома Тепфер и К°. Я не могу делать
дальнейших поблажек. Вы сегодня прекрасно выглядите, фрейлейн Фит... А
вы о чем-то мечтаете, фрейлейн Глюк? Хе-хе!

И он с лукавым видом погрозил ей пальцем.

- Я, кажется, догадываюсь. Весна несет с собой опасные бациллы. Да-а!

Поправив букетик фиалок в петличке черного сюртука, он посмотрел на
часы и сказал:

- Сейчас десять часов. Поезд отходит в десять сорок пять. Я уезжаю и
буду обратно в два часа пятнадцать минут. Еду принимать завод. Мы со
Штирнером живо покончим с формальностями. Кстати, проветрюсь,
засиделся... Машина подана? Идем, Штирнер!

И, мягко ступая, банкир Готлиб вышел, крикнув уже за дверью:

- Где же вы, Штирнер?

- Сию минуту! - Штирнер быстро прошел в смежную комнату и крикнул:

- Фальк! Брут!

Навстречу ему с веселым лаем выбежали две собаки: сеттер, бывший на
прогулке, и Брут - огромный дог тигровой масти.

Проходя мимо Глюк, Штирнер склонил голову набок и насмешливо спросил:

- Вы еще не решили?

- Чего?

- Выйти за меня замуж...

Громко рассмеявшись, он бросился со своими собаками догонять патрона.

Эльза нахмурилась. Зауер что-то проворчал, сидя за своим столом.

За окном прошумел отъезжающий автомобиль.

В комнате наступило молчание. Фит трещала на пишущей машинке, Зауер
нервно перелистывал какие-то бумаги.

- Собачник! - вновь тихо проговорил он.

- Что вы там ворчите? - окликнула его Глюк.

- Везде со своими собаками! - ответил Зауер. - Не могу выносить этого
кривляющегося господина! Вчера еще говорил о Готлибе, что он чуть ли не
питается человечиной, намекая, очевидно, на строгость Готлиба к
должникам, а сегодня, видали? Так и юлит около патрона. В глаза смотрит
не хуже Фалька!.. Вы думаете, зачем он собак взял? Будет развлекать ими
старика на лоне природы...

- Вы, кажется, становитесь придирчивым, Зауер! - сказала Эльза. - А
Тепфера и К° Готлиб скушал - Штирнер "угадал...

- Сам же и убедил Готлиба, чтобы тот предъявил векселя ко взысканию,
в этом нет сомнения, - хмуро ответил Зауер.