расставаясь с ней, Андрей увидел улицу будто впервые.
исключение. Они состояли большей частью из приземистых одноэтажных домов,
сложенных из ракушечника и оштукатуренных, выходивших фасадами в
три-четыре окна на тротуары, под сень акаций. Среди этих домов не было
особенно богатых или очень бедных: бедность угадывалась по осыпавшейся
штукатурке или покосившимся воротам, достаток - по колоннам в два метра
высотой, приклеившимся к фасаду. Настоящая жизнь домов скрывалась за
высокими воротами, за узкими калитками, в глубине, в садике за домом, куда
выходила веранда, где по траве бродили куры, там устраивали стирку или
выносили большой стол для свадьбы. Андрей не мог бы сказать, красива улица
или нет.
и город был покрыт серо-желтой пылью, от которой свербило в носу. Улица
была пуста: все, у кого были в городе дела, старались сделать их пораньше,
по холодку, и уже спрятались в садиках или комнатах.
дома в два и даже три этажа, совсем европейского вида. Первые этажи многих
домов были заняты магазинами, витрины которых были укрыты от солнца
полосатыми, с фестонами, маркизами. Привычному взору Андрея магазины
казались бедными и скучными не потому, что были такими на самом деле, а
потому, что в мыслях он гулял уже по Тверской или Никольской и
симферопольское благополучие было провинциальным и мелким по сравнению со
столичной жизнью, которая ожидала Андрея.
витрине, скрываясь порой в недрах магазинов.
подавали кофе глясе со льдом. В кафе было пусто, толстенькая Фира, дочка
Циппельмана, обрадовалась Андрею. Они были знакомы - ее младший брат Илья
учился в одном классе с Андреем.
кофе и отдельно на блюдце наколотого льда.
слышала, что вы уезжаете в Москву? Это так? Вы будете адвокатом? Мне
рассказывал Илья, что вы будете адвокатом, как жаль, что вы нас забудете,
но когда вы откроете свою практику, то я буду к вам ходить и жаловаться на
соседей.
он, не прислушиваясь больше к милой болтовне Фиры, да та и не претендовала
на его внимание - был бы слушатель, а слушает он или нет, разве это так
важно? Через несколько дней он уже будет в Москве - предусмотрительная
тетя сговорилась о недорогой комнате с полным пансионом у своей бывшей
сослуживицы, это было правильно, но как бы продолжало тетину опеку даже на
расстоянии от нее. Бывают моменты, когда человек в восемнадцать лет
чувствует себя страшно старым, прожившим столь долго, что непонятно, зачем
жить дальше?
Андрея, - еще вчера он находился в возбуждении от предстоящей свободы и
новых событий. Но то ли сегодняшняя жара, то ли нужда ехать в Ялту к
отчиму стерли завтрашнюю радость. Оказалось, что расставание с
Симферополем не столь радостно.
фарами, будто произошел от стрекозы. В автомобиле сидели две немолодые
дамы в больших белых шляпах и оживленно разговаривали. Еще в прошлом году
в гимназии соревновались: надо было угадать, какой автомобиль или экипаж
кому из именитых людей принадлежит. Автомобили стали частыми гостями в
городе - их приобрели многие знатные семейства, имения и виллы которых
были в Ялте, Гурзуфе, Ливадии, но этот автомобиль был новым, его Андрей
раньше не видел. Правда, дама постарше показалась ему похожей на
императрицу Марию Федоровну - милое, доброе, домашнее, совсем еще не
старушечье лицо.
к нам домой и станете давать мне на чай.
есть у вас бесплатно.
как в последней синефильме, которую показывали на той неделе в "Орионе".
церкви, а затем белый фасад Александровской гимназии. Двухэтажное здание
было погружено в летнее оцепенение.
никогда раньше не слышал, что дверь скрипит, - не было нужды подходить к
этому зданию в одиночестве и тишине.
оленей тянулась пустая раздевалка, дверь в швейцарскую была открыта, но
комната пуста. Андрей поднялся на второй этаж, заглянул к себе в класс.
Его парта была второй в дальнем ряду. На черной доске почему-то написано
"Кроликъ опочилъ". Может, пройти и сесть за свою парту? Глупо - а вдруг
кто-нибудь зайдет и увидит.
возвышался портрет Александра Благословенного, именем которого была
названа гимназия. Александр был в высоких ботфортах, белых лосинах и без
головного убора. Вид у него был глуповатый, о чем раньше Андрей никогда не
смел догадываться. Андрей непроизвольно взглянул вверх. Там висела
громадная тяжелая люстра. Именно с ней было связано его преступление в
третьем классе. Тогда в зале заседал учительский совет, решавший вопрос об
исключении Коли Беккера, друга Андрея, который учился классом старше и был
пойман на тяжкой гимназической провинности - он подделал подпись классного
наставника в дневнике, потому что трепетал перед своим отцом. Надо было
совет сорвать, и они с Колей не придумали ничего лучше, как забраться на
чердак, потому что знали, что один из болтов, крепивших люстру к
металлической пластине, выпал и сверху можно заглянуть в зал. С собой они
взяли пакет нюхательного табака и высыпали его в зал, полагая, что
расчихавшиеся педагоги сами прервут роковую встречу.
Карабчинский, поднял, скучая, голову и увидел, как порошок тучей
опускается вниз. Злоумышленников поймали, а так как Коле Беккеру и без
того было достаточно неприятностей, Андрей взял всю вину на себя. Директор
отвез его на извозчике домой и, стоя в воротах дома и держа Андрея за
руку, кричал выбежавшей тете Мане:
Я оставляю за собой право обращаться к попечителю.
гимназисту?
книг, в ущелье между которыми блестела его склоненная лысина. Андрей
поздоровался.
принести книги. Иначе бы я вас так и не увидел.
Кончики длинных усов колыхались от смеха. Грудзинский был из ссыльных
поляков, он говорил с мягким польским акцентом и был так стар, что
гимназисты верили, будто он стоял когда-то во главе мятежа 1863 года.
рассуждают иначе. Вы будете у Сергея Серафимовича?
обещал, да все нет оказии.
принялся шуршать журналами.
Грудзинского. - С его умом и образованностью преступление заживо
похоронить себя в нашей глуши.
времена.
одним из Взрослых. Отныне мы просто знакомы. Отчим никогда не рассказывал,
что учился в Гейдельбергском университете".
серых шершавых обложках.
беседовать и пополнять свои знания путем общения с паном Берестовым.
с Беккером.
большое будущее.
замке.
Мережковский Дмитрий
Николаев Андрей
Маккэфри Энн
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Пехов Алексей