Чтение 2–й страницы книги ~Королева в изгнании~

вышли из дома, поймали тачку и помчались в центр. Остановились у магазина
"Фасон". Магазин работал с десяти и до открытия было еще минут пятнадцать.
Но Маша ждать не стала, а нажала кнопку звонка. В витрину выглянула
пожилая женщина, молча указала на табличку с расписанием. Маша в ответ
покачала головой. Женщина кивнула и удалилась. Тут же к витрине подошла
другая - знакомая Маше продавщица, улыбнулась ей и открыла дверь.

- Вы извините, что так рано, - сказала Маша после приветствия, - мне
нужно забрать свою одежду. Даже лучше у вас переодеться.

- В это тряпье? - женщина с изломом приподняла красивую бровь. -
Девочка, тебе нужно носить красивые дорогие вещи. И, поверь мне, я знаю
жизнь: для этого тебе не нужно даже шевелить пальцем. К таким как ты, а
таких мало, деньги липнут сами.

У Маше по спине пробежал холодок. Ведь действительно последние годы
деньги сами липли к ней. Деньги, а не счастье.

Продавщица говорила что-то еще, но Маша, не слушая ее, зашла за ширму
и переоделась в свой видавший виды джинсовый костюм, кроссовки и, сложив
новую одежду в сумку, вышла на улицу.

- Да-а, - протянула Алка, увидев ее, - вот это маскарад. Ты что,
милостыню просить собралась?

- Врачи сказали, его нельзя беспокоить. А в этой одежде он меня не
видит.

...К прокуратуре шли пешком, но все равно добрались немного раньше
срока.

У входа в палату Зыков обернулся к девушкам.

- Вам, - кивнул он Алке, - придется подождать тут. А вы, Мария
Викторовна, войдете вместе со мной, но своего присутствия ничем не
выдавайте.

Сопровождавший их дежурный врач вопросительно посмотрел на них, но,
не дождавшись разъяснений, промолчал.

В палате стояло четыре кровати. Две из них были пусты и аккуратно
застелены, на одной сидел щуплый мужчина лет пятидесяти; Алексей лежал на
койке возле окна.

Тихо пройдя, Зыков сел на табурет, доктор остановился справа от него,
а Маша встала у изголовья. Атос (так Маша снова начала называть его про
себя) лежал с закрытыми глазами и выглядел совсем неживым. Маша прижала к
губам ладонь, чтобы не вскрикнуть. Почему-то больше всего ее напугала
капельница, присосавшаяся трубочкой к его забинтованной руке.

Атос застонал и открыл глаза. Отсутствующим взглядом обвел комнату.

- Пить... - Это был даже не шепот. То, что он сказал, угадывалось
только по движению губ.

- Пить вам пока нельзя, - отозвался врач. - Все, что вы можете себе
позволить - вот: смачивать губы. - Он взял с тумбочки стеклянное блюдце с
водой и ватный тампон на палочке. - Можете держать?

Атос еле заметно покачал головой.

- Ну, потом будете это делать сами, - и доктор осторожно провел
тампоном по потрескавшимся лиловым губам Атоса. Тот закрыл глаза, сглотнул
и скривился от боли.

- Еще, - прошептал он, не открывая глаз.

Врач повторил процедуру, Атос поморщился - то ли от боли, то ли от
удовольствия. Потом открыл глаза и уже более осмысленно взглянул на
окружающее. Однако взгляд его без интереса скользнул по лицам доктора и
следователя, поднялся вверх...

- Маша, - через силу улыбнулся он. - Маша...

Она чуть было не закричала в ответ. Ты видишь меня, видишь!.. Но нет,
он смотрит не в глаза, не в лицо, он смотрит... Проклятье! Как она могла
забыть снять новые часики! Атос их раньше не видел, и теперь они висят
прямо над его головой...

А он вновь прикрыл веки, застонал и затих.

Зыков настороженно смотрел то на него, то на Машу.

- Все, все, все, - засуетился врач. - Он впал в бессознательное
состояние. Все-таки еще рано, он слишком слаб. Давайте перенесем встречу
на завтра?

Зыков кивнул, поднялся и глазами сделал знак Маше: "Идем".

Она, не отрывая ладонь от губ, отрицательно замотала головой и
свободной рукой еще крепче вцепилась в металлическую спинку кровати.

Зыков взял ее за локоть и настойчиво потянул к себе. Несколько секунд
она сопротивлялась, затем разомкнула пальцы и, как механическая кукла
двинулась за ним к двери.

Они были уже на пороге, когда Атос вновь застонал. Маша замерла, но
Зыков просто вытолкнул ее в коридор и прикрыл дверь. Доктор остался в
палате.

- Ну что он?! Как?! - Налетела на них Алка.

- Жив, жив, - успокаивающе хмыкнул Зыков. - Дуракам везет. Поехали-ка
ко мне. Поговорим. И вы, - кивнул он Алке, - то же.

...С Алкой следователь говорил недолго, к тому же она спешила на
занятия. Следующей Зыков вызвал в кабинет Машу.

- Присаживайтесь.

Маша села. И вдруг остро почувствовала страх и жалость к себе. Как
будто вся жизнь ее будет теперь состоять из таких вот пыльных милицейских
комнат и пропахших лекарствами палат, нестерпимого чувства вины и утраты.
Это длилось мгновение, но не ушло совсем, а вечным пониманием спряталось
где-то в глубине ее сознания.

- Ну-с, милая, - произнес Зыков и вальяжно откинулся на спинку стула.
- А вот теперь-то мы поговорим серьезно.

Все в нем изменилось - поза, выражение лица, интонации. Все дышало
самоуверенностью и самодовольством.

- Я по-моему все написала, - ответила Маша, специально чуть
нагловато, чтобы сбить накатившую на следователя спесь.

- Не-ет, Мария Викторовна, нет, милая, - Зыков принялся раскачиваться
на стуле, - вовсе даже не все. Это - так... - он двумя пальцами поднял со
стола исписанный ею на прошлом допросе листок, - фрагменты... - И листок,
отпущенный им, спланировал на пол. - А меня интересует все. Вся история.
Вся, понимаете? До мельчайших подробностей.

- Но мы же договорились...

- Договорились, - с легкой иронией в голосе перебил он так, как
говорят иногда с детьми, - а теперь передоговорились.

Он перестал раскачиваться, уперся руками в стол и вдруг заорал:

- Где деньги, сука!

Такой поворот, наверное, сработал бы безотказно, будь перед ним
обыкновенная девушка. Но Маша... Мария. Ее уверенность в себе, сознание
вседозволенности и безнаказанности хоть и пошатнулись заметно в последние
дни, но все же оставались чуть ли не главными составляющими характера.

- По какому праву вы разговариваете со мной таким тоном? - спросила
она стеклянным слегка дрожащим голосом.

- Прекрасное самообладание. - Зыков потер подбородок ладонью и,
буравяще глядя Маше в глаза, почти любуясь ею, пальцами другой руки
принялся барабанить по столу.

Абсолютно спокойной Маша оставалась только внешне. В душе же ее
что-то дрогнуло. "Почему?! Почему он вдруг решил, что на нее можно
кричать, можно оскорблять ее? Ведь еще вчера он говорил с ней уважительно,
чуть ли не со страхом... Он сказал, деньги. Почему он заговорил о деньгах?
Арестован кто-то из банды? Или Алка? Нет, скорее - первое. Денег мне не
жалко, отдам хоть сейчас. Но если он так... Война так война".

- "По какому праву", вы спрашиваете, Мария Викторовна? - следователь
вновь неожиданно сменил интонацию на подчеркнуто корректную. - Да по
такому, что вы - прекрасная актриса. Только на хитрую жопу, Мария
Викторовна, есть, извините, член с винтом!..

- Маша порывисто поднялась и двинулась к двери.

- На место! - рявкнул Зыков.

На место Маша не села, но остановилась:

- Если вы еще раз повысите на меня голос, я просто исчезну.

- Исчезнешь? - следователь ухмыльнулся. - Ну-ну, давай, а мы
посмотрим... Чего ж раньше не исчезла? Это же элементарно, Ватсон:
девочка-невидимка дает вдруг себя арестовать... девочка-невидимка не
желает незаметно пройти в больницу... И наконец: девочку-невидимку узнает
ее заколдованный принц!

Ах вот в чем дело! Следователь просто решил, что она по каким-то
причинам потеряла свои сверхъестественные способности, если они вообще
были, и это не легенда. Что ж, все логично. И он перестал бояться ее,
перестал быть эдаким старшим товарищем - предупредительным и участливым, а
стал - грубым и вульгарным... ментом.

"Вульгарным ментом", - повторила про себя Маша, и вдруг это выражение
показалось ей до невозможности смешным.

Одновременно с этим она испытала несказанное облегчение от того, что
все стало понятно. Не удержавшись, она сначала прыснула в ладонь, а потом,
убрав руку расхохоталась во весь голос и уселась обратно на стул.

- Актриса, актриса! - восхищенно улыбаясь, покачал головой Зыков.

- Вульгарный мент, - вслух произнесла она в ответ, сразу успокоилась
и, утерев выступившие слезы, продолжила: - Значит, говоришь, я разучилась
исчезать. Давай проверим.

На миг легкая неуверенность коснулась ее сердца. А может быть он
прав? Может быть, не часики, а ЕЕ увидел Атос в больнице? Может быть, ее
давешнее решение не пользоваться своим даром повлияло на него уничтожающе?

Она испугалась и, чтобы быстрее избавится от сомнений, глядя Зыкову в
глаза, дала ему посыл...