что я сам не могу отпустить себя! Серое небо совсем рядом, но туда дорога
закрыта, потому что не сделано нечто важное - настолько, что я готов
притвориться живым, как бы нелепо это ни звучало...
нескладный рябой парень в косо сидящей шинели, - принес воду, много - целое
ведро, и сейчас этот, с небритым подбородком, пытается что-то сделать с моим
лицом. Они что, решили меня умыть? Я чуть не рассмеялся, но затем сообразил.
Кровь! Ведь я весь в крови - лицо, рубашка, камзол, плащ. Я истек кровью - и
незачем отмывать ее. Впрочем, сейчас все выяснится...
ответом. Экий бестолковый! А может, мне попросить этих, в синем, сделать то,
из-за чего я не могу успокоиться? Конечно, они враги. Внутренняя армия - шайка
озверевших от крови санкюлотов', убийцы и грабители. Я воевал с ними, пока был
жив. Но я мертв, у мертвых не бывает врагов! Я попрошу, и они сделают. Но для
этого надо вспомнить, что именно мною не исполнено. Я должен приехать... Нет, я
должен найти... Но ничего не вспоминалось, а тот, кто подсказывал мне откуда-то
с края света, замолчал.
предместий, рабочие, а чаще - люмпены.
вмешиваться. Разница между живым и мертвым слишком очевидна, ее заметит даже
гражданин Леруа, пусть он и трижды шарлатан. Жаль, я ничего не могу вспомнить!
Сейчас они уйдут...
рубашку...
воспользоваться этим?
трудом, но дальше пошло легче. Даже голос окреп, и я вдруг понял, что могу
двигать руками, могу приподняться...
исчезло. Я увидел поле, голые черные деревья и дорогу - узкую, неровную, ведущую
куда-то за дальний лес.
иначе. Пусть будет фример. Пусть будет Второй год. Не это сейчас важно...
Париж...
нет, что-то вспомнилось, и это "что-то" было слишком очевидным. Я умер в Лионе.
Бротто! Конечно! Моя смерть называлась именно так! Бротто! Но что это? Имя?
Кличка?
смерти. Но мне не нужен и Париж. Мне нужен... Мне нужен...
"революционный" календарь. Первое фримера - 21 ноября. Второй год Республики -
сентябрь 1793 - сентябрь 1794 гг.
отрядами роялистов ("белых"). Восстание было подавлено в конце октября, после
чего Конвент принял решение об уничтожении города Лиона. В ходе репрессий
погибли тысячи людей.
мне откуда-то с края земли, наконец сжалился. "Синий циферблат"! Я должен
добраться туда! Добраться как можно скорее, иначе будет поздно! Я и так потратил
слишком много времени, пока лежал здесь, возле голого черного поля, рядом с
такими же мертвецами, как я сам....
встал. Теперь я уже мог видеть все - поле, лес, красные черепичные крыши деревни
на горизонте и толпу небритых парней в плохо сшитых синих шинелях. Рота
Лепелетье - те, кого мы не брали в плен. Каратели из Внутренней армии, месяц
назад переброшенные из Бретани. Там они входили в состав Третьей Адской колонны
генерала Россиньоля... Да, тот, кем я был раньше, помнил все это - и многое
другое. Но теперь это не имело значения. Эти голодранцы, не умеющие даже
правильно подогнать шинели, неспособные отличить мертвеца от живого, отвезут
меня в Париж. Теперь я был уверен: "Синий Циферблат" - что бы ни означали эти
странные слова - находится именно там. Я постараюсь успеть. Я должен успеть:
живой ли, мертвый - не имело теперь никакого значения.
должно быть - ведь сейчас уже фример. Фример - последний осенний месяц Второго
года Республики. Французской Республики, Единой и Неделимой, основанной на
вечных и священных принципах Свободы, Равенства и Братства. Свободы - от Бога и
совести. Равенства - перед ножом гильотины и Братства - в безымянных братских
могилах, присыпанных негашеной известью... Пока я был жив, я делал все, чтобы
уничтожить Чудовище. Жаль, не хватило жизни. Жаль, что даже сейчас, мертвому,
мне приходится быть среди врагов. Рота Лепелетье - именная, отборная, из
последних подонков предместья Сен-Марсо.
где-то там, в ушедшей жизни. Теперь мне было все равно. Я мог откликаться на
прежде ненавистное слово "гражданин", говорить с этими парнями в синих шинелях,
даже улыбаться. Теперь это уже не имело значения...
скрипит несмазанными колесами телега. Мы ехали медленно, останавливаясь в каждой
деревне, и мне то и дело хотелось поторопить лейтенанта Дюкло, чтобы он не
медлил. Мне надо найти "Синий циферблат"! Он был где-то впереди, я чувствовал
это! Чувствовал - но каждый раз заставлял себя сдерживаться. Да, я спешу, но
торопить этих парней нельзя. Идти быстрее они не могут - обувь плоха, у
большинства ноги разбиты в кровь, и любой нормальный командир остановился бы в
ближайшей деревне минимум на неделю. Лейтенант Дюкло делает, что может. Мне даже
начал нравиться этот нескладный парень, из которого в настоящей армии вышел бы
неплохой сержант. К сожалению, сын мебельщика из Сен-Марсо выбрал другую дорогу.
И очень жаль, что он слишком любит поговорить. В каждом селе лейтенант
непременно выступает перед испуганной толпой крестьян, разъясняя им суровую
мудрость Конвента, решившего сровнять с землей город Лион и основать на его
месте Свободную Коммуну. И сейчас, в дороге, он, не имея слушателей, то и дело
подходит к моей телеге, пытаясь завести беседу. Хорошо еще, гражданин Леруа
каждый раз объясняет ему, что национальный агент Шалье нуждается в покое и
отдыхе...
контузиях, черепно-мозговых травмах и всем прочем, имеющем, по мнению ротного
эскулапа, ко мне самое прямое и непосредственное отношение. Спасало одно -
лекарств в саквояже этого медицинского светила давно не водилось, а посему мне
рекомендовался лишь полный покой, что меня вполне устраивало. Вначале я посчитал
небритого лекаря полным олухом, но потом понял - гражданин Леруа не виноват. Со
стороны я действительно похож на контуженного. Я решил не спорить - пусть все
идет своим чередом...
лучше - промолчать, но, похоже, нечистый решил дернуть меня за язык.
не тянуло. Хотелось просто лежать, глядя в небо и ни о чем не думая. Но
поговорить стоило, ведь лейтенант может что-нибудь знать о "Синем циферблате"...
разговаривали...
исключительно на "ты", как и положено истинным голодранцам-санкюлотам. Мне же
все, включая лейтенанта, говорили "вы". Похоже, тут не обошлось без той бумаги,
что ныне, вновь сложенная вчетверо, лежит в кармане моего камзола.
"Французская Республика, Единая и Неделимая... Комитет общественной
безопасности... Именем Республики... Всем военным и гражданским властям...
Предъявитель сего, гражданин Жан Франсуа Щалье..."
Шалье...
Жан Франсуа Шалье, национальный агент, посланный от имени Республики, Единой и
Неделимой, с важным и секретным поручением и имеющий право пользоваться всеми
видами транспорта, равно как изымать в свою пользу любые суммы из гражданских и
военных казначейств, мог понять лейтенанта и неправильно, а в этом случае сына
мебельщика не защитит и вся его рота. Порукой тому подписи, стоящие под
последней строчкой удостоверения. Страшные подписи, способные лишить дара речи
даже лейтенанта из Сен-Марсо: Робеспьер... Вадье... Шовелен... Амару...
Бийо-Варенн...
Панов Вадим
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Круз Андрей
Шилова Юлия
Контровский Владимир