свои особенности... если хотите, мы условимся считать этот разговор
дружеской беседой без каких бы то ни было последствий. Устроит?
биографию. Контрразведчик в паузах одобрительно кивал. Он был определенно
ненавязчив и обаятелен: Тримушки-Трай раскрепостился и поглядывал на него
с симпатией.
выяснения интересов ученика и уровня его гуманитарной пригодности, если
так можно выразиться? Простите, я не специалист...
кто чем дышит. В зависимости от этого и строишь работу.
Тримушки-Трай так чувствовал.
телефону. В школе вас подменят. Рабочие часы будут оплачены. Мужской
уговор: вся беседа должна остаться между нами. Согласны?
возникло бы, вероятно, у кролика, снискавшего уважение травоядного удава.
взаимодополняемости, то жены простодушных людей, как правило,
проницательны; и жена Тримушки-Трая отнюдь не составляла исключения. Из
вида и поведения мужа нынешним вечером следовало, что нечто произошло и
что это нечто он не намерен подвергать обсуждению. А посему была придумана
печаль, претензии, ссора, примирение с коньяком и любовью, и будь
Тримушки-Трай реалистом настолько, насколько он сам себя воображал, он
понял бы, что в лице его жены Департамент лояльности прохлопал работника с
большими данными. Ибо он выложил все, пребывая в уверенности, что делает
это абсолютно добровольно, и легкая дрожь нарушителя государственной тайны
щекотала его.
семейство. Самое обидное, что они сплошь и рядом бывают правы в своих
анализах обстановки, а вынужденность смиряться с тупостью и вялостью
суженых ведет их к презрению - если только любовь не оказывается выше
обоснованных амбиций. Но Тримушки-Траю везло и здесь - жена любила его.
Так что сейчас она просто желала подпихнуть главу семейства в нужном, по
ее мнению, направлении, как мужа булавкой.
тоном более категорическим.
разумное в подобных ситуациях решение: сделать по-своему, а после
отовраться.
десяти утра во вторник он не мог бы ответить, кого боится в сложившихся
обстоятельствах больше - жены или Департамента лояльности.
одиннадцати часам. На проходной у дежурного. Назвали адрес.
Тримушки-Трая и кивнул на окошечко - бюро пропусков. В окошечке пожилая
женщина в военной форме выписала пропуск, оторвала от корешка и протянула.
Дежурный еще раз изучил - теперь уже пропуск - и кивнул на лифт:
"Четвертый этаж".
номером - 407. Часы в конце коридора сипло отзвонили четыре четверти и
ударили раз за разом. Тримушки-Трай расправил плечи и постучал.
полированным столом сидел человек в клетчатом пиджаке.
уровне стола, и это сразу создало ощущение неловкости и зависимости.
Тримушки-Трай, полагая в папке свое досье, немало готов был отдать за
удовлетворение естественного интереса заглянуть туда.
позвонил нескольким университетским приятелям. Кого застал - потрепался на
житейские темы, пытаясь незаметно переводить разговор в то русло, что в
городе стало, вроде, ха-ха, посвободнее. Разговоры сии развития не
получили. Возникло неопределенное чувство неудобства, заминки, собеседники
соглашались... а черт его знает, может, это просто кажется. То есть
понятно, что просто кажется, но... нет, не клеились разговоры. А часть
однокашников по старым телефонам не значилась, и телефонные станции
разыскать их не сумели. Что ж, поразъехались, дело обычное...
позже он все равно узнает об общем положении тех дел, которыми его система
занимается. А без людей не обойтись... А берут всегда людей проверенных...
и всегда есть средства, которыми можно держать их в узде... В некий день и
час Тримушки-Трай, работая на предназначенном ему месте, осознает
истину... поэтому оптимальным вариантом представляется сразу выдать ему
информацию и проследить реакции... тем паче что система ничем ведь не
рискует и в случае его отказа. Суют его на должность не рядового
исполнителя, а, как ни крути, своего рода творческого деятеля. Потом -
предлагают же не первому попавшемуся, он подходит по всем данным.
системы. Ею и будет сейчас руководствоваться чиновник.
назвать трудно.
прожилках белками, карие зрачки покрыты голубоватой мутной пленкой.
столом кнопку звонка. Два охранника вырастают из дверей.
щас опохмелюсь - и тебя не будет!
локтем в живот. Чиновнику). Это типичное недоразумение. Прискорбный
казус!.. Видите ли, мы - писатели... (Теряется, не зная как вразумительно
приступить к объяснению).
Идентифицировать. Оставить за мной. Подать объяснительные по команде.
выдворяют их, и дверь закрывается; слышны удаляющиеся по коридору шаги и
вопль 1-го соавтора: "Да мать твою!..", переходящий в сдавленное мычание.
насмарку вся служба. Как прикажете работать в таких условиях? (Достает из
стола пачку сигарет, предлагает Тримушки-Траю, закуривает сам.
Доверительно). А у меня кардиограмма ухудшилась. Курение противопоказано.
Поди брось тут... Держу вот на службе пачку...
жестом предлагая Тримушки-Траю занять второе; в стене, отделанной панелью
под дуб, открывает маленький бар, разливает по бокалам коньяк и разбавляет
из сифона.
кончали один университет, правда, я на девять лет раньше. Социолог.
Филолог, социолог, - родственные души. Так вот, не скрою от вас, что хотя
видимся мы и впервые, но (кивок на стол, где осталась папка) кое-что, и
даже немало, мне о вас известно, - вы понимаете, просто такая у нас
работа, как у каждого своя работа, все это обычно, нормально, да - и как
ваши взгляды, так и сами вы лично мне глубоко симпатичны. Глубоко! Не
сочтите за грубую лесть. Льстить мне вам, как вы понимаете, незачем. Дело
в другом. И не в вашем личном обаянии, хотя оно незаурядно. Поверьте.
убеждений даже вопреки материальной выгоде, карьере, известности. Именно
так, не надо возражать! Вы получаете предложения от университетов - и
отклоняете их. А это как-никак профессорский оклад и перспективы для
научной работы. Издательство на должность, которую предоставляло вам,
берет человека менее подходящего, а платит ему вдвое больше, чем получаете
вы. Что же вас останавливает? Не стесняйтесь, голубчик, люди, как