бывает. Он бы и поехал в Париж, да понятия не имел, с какого конца за это
дело взяться. Иностранец было словом ругательным, политическим ярлыком. За
границу уезжали дипломаты или предатели. Но не одни же дипломаты и
предатели заграницу населяют. У него не было никаких конфликтов с Родиной,
никаких несогласий, он был за социализм - он ведь и в Париж-то хотел не
навсегда, а так, посмотреть, пожить немного, ну от силы года два; но кому
и как это объяснишь?..
он мог бы пройти из пятого арандисмана в четырнадцатый. Он высчитал
количество шагов от Лувра до "Ротонды", принимая длину шага равной
семидесяти сантиметрам. В нем родилось знакомое некоторым чувство: он
словно вспоминал о Париже, хотя там не был. Однажды он с пронзительной
достоверностью почувствовал себя парижанином, неведомо как заброшенным в
этот глухой угол.
империализме, колониализме, ненужно большой армии, кстати позорно разбитой
в восемьсот двенадцатом году, интервенции, безработице, проституции и
эксплуатации. Рядовой Кореньков (молодой-необученный, салажня, еще варежку
разевает!) пытался проповедовать насчет Сопротивления, Жанны Лябурб,
Марата и голубки Пикассо, но первейшие доблести солдата есть дисциплина и
выполнение приказа, направление мыслей беспрекословное, налево кру-гом. И
для укрепления правильного направления мыслей лепили наряды.
упряталось поглубже: солдат вышел исправный. Французский язык стал
подзабываться, так ведь и по-русски к отбою язык заплетается.
техникой и прочими секретными вещами и теперь на нем пять лет карантина -
без права поездок за границу.
замполит его реакции на известие.
на переводчика.
- срок бесконечный... Да эх, еще не старость. Прочитал объявление о наборе
и сорвался в областной центр: все ж фабрика, институт - цивилизация. А там
обвыкся, перевез в общагу свои книжки, пластинки и терпеливо принялся за
старое.
одна, высветилась, открылась - единственная. Димка влюбился, Димка потерял
голову. И оказалось, что будет ребенок... Так он женился. В общем
счастливо женился, не жалел.
квартиры, вечерами слушали по приемнику французскую музыку, он переводил
слова, учил ее одеваться так, как носят в Париже, ей это нравилось
поначалу, подкупало: "Я сразу увидела, что ты не такой, как все..."
квартиры все еще не было, снимали комнату. Теперь он прекрасно
представлял, что попасть в Париж безмерно трудно, практически нереально, и
в любом случае сначала требовалось добыть семье крышу над головой...
родная же кровь...
долги, купили всю мебель, а дети росли, одежда на них горела, Димка
прихватывал сверхурочно, жена часто сидела дома на справке: корь, свинка,
грипп, - жизнь текла, как заведено, чем дальше, тем быстрей.
неотменимым. Димка не пил, не болел в футбол, не играл в домино, не ездил
на рыбалку, не копил на машину: он готовил себя к свиданию, которое
когда-нибудь состоится. Тайком встречался с учительницей французского
языка; жена чуяла, ревновала, хотя учительница была немолодая и
некрасивая. Учительница радовалась родственной душе, она тоже никогда не
была в Париже, а французскому ее научили в институте преподаватели,
которые тоже никогда не были в Париже, по учебникам, авторы которых там
тоже не были. Странный город.
позорно, и семью не бросишь... слишком много здесь.
гостиницу, и в нее стали иногда приезжать иностранцы. К разочарованию
Коренькова, построившего знакомство с администраторшей и швейцаром,
французов не было: болгары, поляки, восточные немцы.
подивился быстротечности времени, усмехнулся безнадежно себе в зеркало -
полысевший с темени, поседевший с висков, погрузневший в талии... и понял
с леденящей ясностью, что все эти годы обманывал себя, что никогда ни в
какой Париж он не поедет.
надежда, томительная неопределенность. Он даже просиял. Сплюнул.
"Нереально так нереально. И черт с ним, что за ерунда!"
день обнаружилась сосущая черная пустота в душе, где-то в районе
солнечного сплетения.
пластинки, проигрыватель, магнитофон и, наконец, приемник, - истаяла и
лопнула нить, связывающая его с Парижем.
огнях, быстрый картавый говор, и тогда он просыпался угрюм, черен, не шел
на работу, цедил дрянное разведенное пиво у ларька и дожидался открытия
винного.
бегала к ним же на кухни, они всплакивали о судьбине и костерили алкашей,
и от того, что у других так же, и ничего, живут, становилось легче.
"на пленэр", не покупал у знакомой киоскерши "Юманите" - он вкалывал,
безропотно отдавал жене зарплату, утаивая на выпивку, и покорно принимал
ругань и причитания после позднего и нетрезвого возвращения домой.
постороннее, мешающее, странное. Он досадливо собрал хмельные мысли - и
споткнулся, застыл в стойке, как голодный пес: донеслась французская речь!
("Я волнуюсь, заслышав французскую речь", - вдруг завертелась в голове
бешеная пластинка). Трое мужчин и молодая дама вышли из "Волги", швейцар
излучил радушие при входе, и, как горохом перебрасываясь быстрыми фразами,
они проследовали внутрь!..
будто со стороны, отмечал, как совал деньги швейцару, администратору
ресторана, официанту, как втиснулся за столик, что-то пил и чем-то
закусывал, всем существом устремленный к тем четверым, - они почти не
пили, держались как-то по-особенному свободно, болтали, - и он почти все
понимал: ужасные сроки согласования какого-то документа, длинные дороги,
русские художники в Париже...
без подбородка, похожий в профиль на доброго попугая.
отчужденности начала дама...
все чистенькие, промытые, не по-нашему небрежные. - А что, у вас особое
отношение к этому городу?
мольбы. - Ребята, - проговорил он, - давайте выпьем. Вы не понимаете, что
такое Париж.
хваткой поволок Коренькова. "Т-тебе чего, это иностранцы, вали, ну", -
прошипел он.
милицию, помогите!
французы достойно загалдели, зажестикулировали.
языке сказала дама; Кореньков сообразил - переводчица.
нетрезв.
Махров Алексей
Круз Андрей
Мацумото Сэйте
Жюль Верн
Посняков Андрей
Лукин Евгений