пройдут, все же видели, не было его тут, бобика вашего. Бобиком он меня
обозвал, потому как я на врага привык ходить с открытым забралом, в форме
то бишь. А майор наш на Абаевы вопли внимания ноль, даже не оглянулся, как
их там всех под локотки берут. Прямо ко мне: "Лейтенант, Ваша информация
получена вовремя. Служба ГРЫК благодарит Вас за исполнение долга!" Тут я
приманку наконец, выпустил, встал. Хочу по всей форме рапорт отдать, а он
рукой махнул, отец родной, и погладил меня по щеке, просто вот так вот -
взял и погладил. И слов уже как-то не стало, только глаза щиплет и в горле
комок. Если с поличным взяли, какие тут формальности. Одно нужно: чтобы
свидетель опознал. Подводят их ко мне по одному. Я показываю: вот этот -
Абай, по кличку Хантер, главарь, а этот - Фаркаш, инженер, а этот... И вот
тут глянул на меня Лом, а глаза у него в этот момент были, скажу я вам,
такие - ну, раненая грыбра, а не человек. Дрогнул я было, думаю: молодой
же, может пожалеть? Ведь позор-то какой! Однако - не раскис. Шалишь,
гаденыш, умел воровать, умей и ответ держать, у нас талоны зря не колют.
Лом это, говорю, он же Валико Ломидзе, библиотекарь. Как подрубило парня.
Глянул он на меня укоризненно - и к трапу. Ребята со мной потрепались
маленько о том, о сем, а когда отбывать собрались, майор и говорит: тебе,
малыш, все равно здесь торчать, так возьми-ка вещдок себе, - и на приманку
показывает. У нас, мол, бумаги оформлены, так что можно....
Читана-перечитана. И как открою я ее, так вспоминается мне эта история.
Все вроде было верно: и гады были гадами, и долг долгом, и майор отцом
родным. А только вспомню я глаза Валико - и тускнеет на душе. Ведь молодой
был, глупый, кто не ошибается? Я ему жизнь покалечил. Однако, если
подумать, каждый выбирает свой путь. Чужим умом не проживешь. Чем, в
сущности. Лом лучше Фаркаша или Абая? Ничем. И нет для него прощения.