- Да, да, я знаю, - с какой-то лихорадочной уверенностью почти
выкрикнула девушка. - Кроме моей религии, у меня в жизни нет ничего. Я
живу только в минуты погружения. Это моя жизнь. А в интервалах -
какое-то скольжение серых теней по асфальту.
"Может быть, иным религиям и приходится охотиться за душами, как
газетам за подписчиками, - подумал я,- но к нам в налигию людей гонит
сама жизнь. Как загонщики зверей..."
- Что же случилось с вашим братом?
- Он исчез.
- Милая мисс Синтакис, расскажите мне, если вам не трудно, все по
порядку. Когда и как исчез ваш брат?
- Это случилось позавчера. Днем я позвонила домой и разговаривала с
Мортимером. У него было прекрасное настроение, а вечером, когда я
вернулась в наш ОП, его не было.
- Он мог куда-нибудь уехать?
- Не знаю... Нет, он не мог.
- Почему вы так думаете? Вы в этом уверены?
- Если бы он куда-нибудь уезжал, то оставил бы мне записку. Взял бы,
наконец, свою зубную щетку, пижаму, хоть что-нибудь.
- Вы уверены, что он написал бы вам? Какие у вас были отношения?
- Когда-то очень близкие. Еще до смерти матери он уехал работать по
контракту. Вначале писал часто. Мы вообще любили друг друга. Морт
старше меня на два года и всегда относился ко мне с такой, знаете,
снисходительностью старшего брата. А потом его письма стали постепенно
изменяться...
- В чем?
- Как вам сказать, брат Дики... Как будто они были такими же, как и до
этого. И все же чего-то не хватало. Не было, наверное, той теплоты, что
раньше... А может быть, мне это только казалось. После смерти мамы, я
чувствовала себя совсем-совсем одинокой.Я боялась ночей. Стоило мне
погасить свет, и я оказывалась одна на гигантском поле, безбрежном
асфальтовом поле. Куда только хватал глаз - везде тянулся ровный, серый
асфальт. Меня охватывал ужас, я что-то беззвучно кричала и бежала,
бежала, а везде был асфальт. Тогда мне начинало казаться, что я вовсе
не бегу, а стою на месте. Вы простите меня, брат Дики, что я так много
говорю. Я сама не знаю, что со мной творится... Я так редко
разговариваю с людьми... Иногда бессонной ночью лежишь и думаешь: кого
бы завтра ни увидела, с кем бы ни встретилась - буду говорить,
говорить, говорить. А назавтра увидишь совсем пустые глаза, смотрящие
куда-то сквозь тебя, и язык прилипает к гортани. Я иногда думаю, что у
меня полон рот несказанных слов. Мертвых, нерожденных слов... - Девушка
вдруг вздрогнула, замолчала и тихо добавила:
- Простите...
- Не извиняйтесь, мисс Синтакис, мы же члены одной семьи. Кому же
излить душу, если не брату по Первой Всеобщей? - сказал я как можно
нежнее. Сердце мое сжалось от жалости и сострадания. Я ощущал все ее
беспредельное одиночество в холодном асфальтовом мире. Мне были понятны
эти чувства.
- Да, да! - воскликнула девушка. - Если бы не Первая Всеобщая, я бы не
смогла жить. И дня не прожила бы.
- Конечно, мисс Синтакис, да святятся имена отцов-программистов в
веках. Скажите, а где именно работал ваш брат?
- Он эмбриолог. После окончания университета долго не мог найти
подходящую работу, а потом вот уехал.
- А куда?
- За границу. Адреса его я не знала. Он говорил, что это какое-то
засекреченное место.
- Но ведь письма от него приходили? На них были штемпели? А куда вы ему
писали?
- Да, конечно. Но штемпели были только местные. И писала я ему по
местному почтовому адресу.
- Скажите, мисс Синтакис... брат присылал вам деньги?
- Да. Иначе как бы я могла жить здесь, в ОП? На свою зарплату я здесь
даже собачьей конуры не смогла бы снять.
- Значит, Мортимер зарабатывал там неплохо?
- Точно не знаю, но, по-моему, даже очень неплохо.
- А рассказывал он вам о своей работе за границей? Ну хоть что-нибудь?
- Нет. Ни слова. Вначале я спрашивала, а потом перестала. Раз нельзя
человеку рассказывать - значит нельзя. Думаю только, что работал он
где-то на юге.
- Почему?
- Он вернулся очень загорелым. У нас так не загоришь, хоть целыми днями
жарься на солнце.
- О чем же вы говорили с братом в день его исчезновения, когда
позвонили домой?
- Да ни о чем особенном. Голос у Морта был веселый. Он сказал, что
прикидывает, как снять нам домик побольше.
- Он вас ни о чем не спрашивал?
- Спросил, когда я приеду домой.
- Когда вы вернулись, мисс Синтакис, здесь было все, как обычно?
- Да. Только брата не было. Обычно он меня поджидает, и мы вместе
обедаем, но вначале я не волновалась: ну, пошел погулять на полчасика.
- А когда вы начали беспокоиться?
- Часов в девять, когда стало уже совсем темно, ведь никто в это время
и носа на улицу не высунет. Поселок наш хоть и охраняемый, но все-таки
судьбу никто не хочет искушать.
- А вам не пришло в голову, мисс Синтакис, что Мортимер мог задержаться
у кого-нибудь из друзей?
- Нет, это невозможно.
- Почему?
- Да потому, что у него нет друзей.
- Как, совсем нет друзей?
- Нет. За два месяца, что он приехал, при мне ему никто не звонил.
- Когда вы вошли в его комнату?
- Ну, точно я не знаю, было уже совсем поздно, часов, наверное,
одиннадцать. Я себе просто места не находила. Проедет где-то машина, я
вся застываю. Я подумала, может быть, он оставил мне записку. Зашла к
нему в комнату - ничего. Еще раз осмотрела гостиную и прихожую. Около
полуночи я позвонила в полицию, а они там только посмеялись. У нас,
говорят, каждый день и отцы семейств рвут когти, а тут холостяк пошел
погулять, не доложившись своей сестричке. Через неделю, если не
появится, звоните снова, включим его в списки пропавших. Только утром,
после ужасной бессонной ночи я сообразила позвонить на наш