не спасло Мышатник от гибели. Деваться ей было некуда, и начались скитания
из дома в дом, из семьи в семью. Никто в Гресторе не стал бы держать ее за
красивые глаза, хоть она и была "счастливицей", вот Эрлис и стала
служанкой за еду и одежду, убирала, мыла посуду, нянчила детей. Ее
привычный мир был разрушен, и пришлось приспосабливаться к новому -
чужому. Однако прошлое всегда голодного, изверившегося во всем "мышонка"
мстило за это невольное отступничество. Среди "мышат" не ценились ни
старательность, ни аккуратность - такие необходимые ей сейчас качества.
Проворная и бойкая в привычном окружении, Эрлис сделалась вдруг такой
неуклюжей, что сама испугалась. Глиняная и особенно стеклянная посуда
вызывала у нее ужас, она постоянно что-нибудь била, ломала, портила, все
время что-то выпадало у нее из рук или попадало под ноги. Девочка
окончательно утратила уверенность в себе. Если она до сих пор еще не
оказалась на улице, то лишь благодаря своей славе "счастливицы", ведь
каждая новая хозяйка была твердо убеждена, что именно в ее дом Эрлис
принесет счастье. Иногда появление девочки и впрямь совпадало с
каким-нибудь радостным событием в семье. Она стольких хозяев сменила, что
ничего невероятного в таком стечении обстоятельств не было. Так
продолжалось до того времени, пока Эрлис не попала к тетушке Йеле.
своим необузданным нравом. Эрлис видела его лишь однажды, но успела
возненавидеть на всю жизнь. Когда ее вытащили из-под развалин Мышатника,
она услышала громко сказанную фразу: "Хорошо, хоть буря наконец разнесла
ко всем чертям этот воровской вертеп", повернула голову и запомнила того,
кто, это сказал. Вскоре в очередной пьяной драке кто-то раскроил Котьеру
голову. Эрлис ничего не знала о его вдове, но в дом этот шла с тяжелым
сердцем. Впрочем, выбирать ей не приходилось.
работе по дому. За все время она ни разу не повысила голос на девочку, не
ударила ее (Эрлис знавала хозяек, которые никогда не кричали, зато били
немилосердно). Так же - без крика и затрещин - тетушка Йела обращалась и
со своими собственными детьми, а их у нее было четверо - трое сыновей и
крохотная дочка, все в мать - темноглазые, смуглые и непоседливые.
новой хозяйки, что так будет всегда, в ее руках стали появляться ловкость
и сноровка, и она впервые почувствовала удовлетворение от собственной
работы. И - тоже впервые - полюбила Йелиных детей. До сих пор все
хозяйские малыши казались ей только несносными плаксами и привередами.
молоденькой, чтобы спасти завязшую в долгах семью. Но жертва оказалась
напрасной, и когда вскоре землетрясение разрушило город, а родные Йелы
остались без крова над головой и без куска хлеба, Котьер спокойно
предоставил им возможность помереть с голоду. Йела не оправдывала своего
бессердечного мужа, однако твердо была убеждена в одном: он стал таким
потому, что с ним самим тоже обращались жестоко. Годы, проведенные в доме
Котьера, не заставили саму Йела разувериться в людях. "В детстве родители
вложили в меня много добра. Его надолго должно хватить", - говорила она.
Теперь тетушка Йела воспитывала своих детей, пытаясь разрешить
неразрешимое: вырастить их "людьми, а не лавочниками" (в ее устах это
слово звучало самым резким ругательством - видно, жива еще была память о
Толстом Котьере) и вместе с тем сделать их судьбу счастливой. Мать хотела
видеть их добрыми и честными, а добрым и честным несладко живется.
пожимали плечами; вот уж нашла куда выбросить кучу денег! Еще и на
учителей тратится. Вишь, хочет сделать детей грамотеями, да добро бы хоть
только своих, нет же, и эту девчонку приблудную взялась учить!.. Однако
Йела не обращала внимания на пересуды и насмешки - знала, что и зачем
делает.
известный в Гресторе ученый-врачеватель. Эрлис и раньше много слышала о
нем, а впервые увидела, когда ее вытащили из-под обломков приюта.
Спокойный худощавый человек с небольшой бородкой и внимательными
задумчивыми глазами осмотрел ее и сказал: "Повезло девочке. Теперь долго
жить будет".
чудачествам относились снисходительно. Все знали: если больному не поможет
Крейон, то не поможет и никто другой. Его приглашали даже в замок. Богатые
лавочники прощали ему то, чего не простили бы никому другому - неумение
обращаться с деньгами. Они давали ему добрые советы, предлагали свои
услуги, но Крейон вежливо отказывался. Он жил вдвоем с матерью в небольшом
доме на окраине, одевался скромно, всегда ходил пешком и не собирался
менять свой образ жизни.
Крейона. Но во всем Гресторе он - единственный, кого бы я хотела видеть
своим мужем".
нелюбимым и жестоким супругом, ни постоянные заботы и хлопоты по дому,
однако после смерти Котьера она отказала многим выгодным женихам и в конце
концов продала лавку. Богатое наследство дало вдове независимость. Теперь
ничто не мешало ей жить так, как она считала нужным.
и в дом тетушки Йелы "счастливица" Эрлис не принесла счастья. Неожиданная
беда, охватившая всю страну, не обошла и эту семью.
позже поразившая и другие города.
когда захлебывалась от приступов хриплого кашля, а на тельце проступали
синевато-черные пятна, которые неумолимо увеличивались. Эрлис впервые в
жизни поняла, как горько и тяжело на сердце от невозможности помочь тому,
кого любишь, уменьшить его боль. Да что она - даже Крейон опустил руки. С
подобной болезнью он раньше не сталкивался, хотя и слышал о ней. "Я должен
узнать" как бороться с этой напастью, - говорил он Йеле. - Я найду
лекарство. Но время-мне нужно время". А времени как раз и не было. Вейя
умирала. Да и чуть не в каждом доме уже появились больные. Черная
лихорадка распространялась быстро.
Вейю, тетушка Йела не голосила, не плакала, только стонала так, что Эрлис
стало жутко.
за другим все три сына Йелы, а потом и она сама. Эрлис продержалась дольше
всех. Она почти совсем не спала и утратила счет времени, разрываясь между
четырьмя больными, у которых не было сил даже голову поднять. Крейон не
приходил. Искал лекарство или слег сам? Последнее было намного вероятнее,
но девочка не хотела в это верить. Она сопротивлялась недугу как только
могла, пока не поняла. Что ее помощь уже не требуется ни тетушке Йеле, ни
Йелиным сыновьям.
она так много думала о нем и так ждала его, что не могла понять, сон это
или явь.
Крейон и вправду возле нее, то спросила, еле шевеля сухими потресканными
губами:
ирубеи, растения, считавшегося сорняком, намного облегчал ход болезни.
Ирубея росла повсюду, достаточно было руку протянуть, чтобы нарвать целую
охапку. Как только узнали о ее целебных свойствах, смерть начала
отступать. Но ни семье тетушки Йелы, ни матери самого Крейона это зелье
было уже ни к чему.
она немного окрепла, то с радостью взяла на себя часть домашней работы.
Чем только могла, девушка старалась отблагодарить Крейона за его заботу.
Все в доме блестело чистотой. Крейон был равнодушен к изысканным блюдам,
зато все, что он ел, было самым свежим, самым лучшим из того, что можно
купить на рынке. Уроки тетушки Йелы не прошли даром.
когда же ее выгонят из этого рая. Конечно, она теперь все умеет делать и
нигде не пропадет, а все же...
она еще ни разу не была. Ей не разрешалось даже убирать там. Эта комната с
покрытыми голубой краской стенами вызывала у девушки почтительный страх:
именно тая Крейон готовил лекарства и проводил опыты. Эрлис застыла на
пороге, удивленно разглядывая длинные полки со странной посудой,
непонятные приспособления, высокие и низкие столы, тоже выкрашенные в
голубой цвет...
знаю: у тебя ловкие руки и быстрый ум. Одному мне трудно: нужен еще
кто-то, кто помогал бы и в доме, и тут, - он обвел взглядом голубые стены.
- Если хочешь, оставайся. Я постараюсь научить тебя тому, что знаю сам.
Эти знания всегда тебе пригодятся, и, может, со временем ты тоже сможешь
лечить других. Но предупреждаю; будет нелегко.
не ожидала. Жить в этом доме, помогать Крейону, учиться у него!..
Все казалось ей загадочным и непонятным. Когда Крейон сливал в высоком
узком сосуде две прозрачные жидкости и они вдруг становились