душно. Стая черных сов...
в камень.
вав расшитый бисером полог, шагнул в душную, душистую, густую от бла-
говоний темноту шатра.
снаружи, бархат и парча цеплялись за дорожные сапоги, будто умоляя о
снисхождении; рваные гобелены, раздавленные заморские фрукты, лужи
приторно пахнущего масла да хрустящая под каблуком скорлупа орехов...
Дадон сдавил рукоятку меча. Перед глазами у него снова стало темнеть -
но он удержался от обморока, схватившись рукой за пламя факела.
полетели прочь подушки, затрещали ткани - закрывая лицо от света,
скорчившись, как затравленный звереныш, она отползала все глубже, пока
не прижалась к ковровой стене.
вушка вжалась спиной в ковер, и тонкие длинные ногти ее провели по
белым щекам красные борозды:
обезображено слезами и страхом, искусанные полные губы, красные опух-
шие веки, из одежды - только тонкие полупрозрачные шаровары, и высокая
грудь, которую не прикрыть маленькими тонкими руками...
первую секунду он не успел понять, отчего так сухо в горле и больно в
животе - но за плечем у него хрипло задышал молодой воин, и уже в сле-
дующее мгновение Дадон осознал и соблазн, и свое собственное неприс-
тойное вожделение. Даже будучи жалкой, напуганной и некрасивой, девуш-
ка кожей источала призыв плоти; аромат греха, густой и липкий, перебил
даже дух благовоний. Все, находившиеся в тот момент в шатре, сделали
шаг вперед.
силен духом - и он немолод. Он уже знает, куда войдет безжалостное
лезвие - в основание шеи, между красным коралловым ожерельем и золотой
с каменьями цепью...
надо... Пожалейте...
топыренные пальцы на Дадона смотрел теперь один круглый, черный, как
терн, полный слез детский глаз:
вскинутой ладони скатывались прозрачные капли. Меч в руке Дадона пой-
мал на лезвие отблеск огня; за спиной его кто-то прерывисто вздохнул.
x x x
и счастье, она отдыхала на подушках и ела фрукты, и она любила... Име-
ни не было. Она звала себя "царицей"... Она не знает, царицей чего. Ей
просто нравилось это слово... Потом сделалось страшно. Потому что на
смену любви пришла смерть; здесь ходила смерть и собирала жатву. Она
не знает, почему.
вей - лет на пять младше Гриши и на все восемь младше Тоши. Теперь она
казалась ему всего лишь зареванной девчонкой - но навстречу его сы-
новьям она вышла с улыбкой на еще не искусанных губах, и зов ее плоти,
пусть не осознаваемый ею самой, способен был оглушить, лишить разума,
убить...
запретил кому-либо входить в шатер. И выставил у входа стражу.
пребывал - в смерти. Она была - жизнь... Или видимость жизни. Весь мир
отражается в небе - синие поля и белые дворцы, прекраснее тех, что на
земле, но недосягаемые, недолговечные, умирающие раньше, чем ты, лежа-
щий в траве, успеешь поверить в них...
первые комья земли уже упали на старческую грудь. И он поселился в
этом дворце, не думая о погребальном костре до неба.
забытье... Губы, влажные, как речные камни... В обступившем его мороке
взлетала птица - одна и та же, кажется, удод, взлетала и взлетала, с
одного и того же места, и разлетались под крыльями елочные чешуйки...
нился.
рассвета, и утром он понял, что она благодарна ему. За подробный ли
рассказ о Тошином детстве, о Гришином отрочестве? Могла ли его страсть
сравниться с вожделением двух молодых воинов? Он старик...
как обыкновенный человек боится всего, что за гранью смерти. Она не
испытывает страха перед одним лишь человеком - перед Дадоном, едва не
убившем ее.
Она помнила все до последнего слова; насладившись ее любовью, он воск-
решал для нее своих сыновей. Смешливые Тошины глаза, лошадку из хлеб-
ного мякиша, травинку в уголке губ, волка в капкане, мертвый узел на
синем пояске...
Дочь его, жена, вера и смысл смотрели на него влажными ласковыми гла-
зами, воплощение жизни, красочной, как мыльный пузырь...
x x x
ные, горестные и радостные, толпящиеся люди были там, далеко - но он
заставлял себя милостиво кивать в ответ на приветствия. Она стояла ря-
дом, кутаясь в шелковое покрывало, мертвой хваткой держась за Дадонову
руку, он видел, как разгорались глаза у любого взглянувшего на нее
мужчины - но сам испытывал лишь горечь и нежность. Нежный зверек в
алчном теле одалиски...
дел неподвижно, сверкая на солнце позолотой, равнодушно глядя поверх
голов и крыш: смирное, безучастное чудовище.
толпы притих и изменился.
ряными звездами колпак. Чародей явился поздравить своего государя и
посочувствовать скорбящему отцу.
тотчас наползла пелена.
ращая цветущие земли в край мрака, пепла и слез. И сколько жизней
спасло позолоченное чудище, воссевшее на спице, чуявшее напасть за
тридевять земель - и предупреждавшее об угрозе, не дававшее орде нава-
литься врасплох? Столица давно стала бы городом мертвых, и Дадон не на
троне сидел бы - на колу, если бы не тот страшный и царственный пода-
рок...
дей ли поставил средь чиста поля гибельный шатер, начиненный соблаз-
ном?
мысль. Теперь не важно. Все в прошлом...
дон снова поднял тяжелый взгляд: петушок медленно поворачивался вокруг
своей оси.
дичным голоском. - Получая птицу, ты давал обещание. Помнишь?
"все", "все, что пожелаешь"... В те дни он готов был отдать собствен-
ную кожу... Но ведь обещать все - ничего не обещать, и не надо быть