существованием.
лице понемногу уступила место интересу:
в тягость.
и торжественно объявил, обращаясь к узкому лезвию:
и втянул голову в плечи.
одном другом городе не жили бок о бок столько славных потомков древних
династий; ни в одном другом городе не произрастало рядом такое количество
генеалогических древ. Нигде более не ценились столь высоко отвага и умение
владеть оружием - сравниться с этой доблестью могло разве что умение
выращивать бойцовых вепрей.
многосотенного войска - так крепки и толсты были стены, так неприступно
темнели узкие окна, так много стальных шипов там и сям торчало из ворот и
дверей. В подвале каждого дома бережно хранился целый арсенал
разнообразнейшего оружия, а над крышей гордо развевалось украшенное
бахромой знамя. На внешней стороне ворот обычно красовался герб, один вид
которого обратил бы в бегство целую армию - так много там было когтей и
зубов, горящих глаз и свирепо оскаленных пастей; сам же город был обнесен
крепостной стеной, а ворота были снабжены столь угрожающими атрибутами,
что, вздумай даже Харс-Покровитель Воинов атаковать Каваррен - лишился бы
головы либо бежал без оглядки.
гуардов. Стоило в хоть сколько-нибудь уважаемой семье родиться сыну, как
отец тут же добивался зачисления розового крохи в славные воинские ряды.
Ни одно празднество не обходилось без парада; улицы и без того спокойного
городка неустанно патрулировались, кабачки процветали, а матери строго
призывали дочерей к благоразумию, а время от времени случались и дуэли, о
которых потом говорили долго и с удовольствием.
истории полка были победы в кровопролитных войнах, которые весьма часто
вспыхивали в старые времена; нынешние гуарды, потомки славных бойцов
прошлого, не раз являли воинское искусство в стычках со злобными, хорошо
вооруженными бандами разбойников, время от времени наполнявших окрестные
леса. Все уважаемые люди города провели молодость в седле и с оружием в
руках.
какая-нибудь война или осада, а Черный Мор, явившийся в Каваррен много
десятилетий назад и за три дня сокративший число горожан едва ли не вдвое.
Против Мора бессильны оказались и стены, и укрепления, и острая сталь.
Каварренские старики, пережившие в детстве Мор, любили рассказывать внукам
страшные истории; от всех этих ужасов юноши могли повредиться в уме, не
обладай молодость счастливой способностью - выпускать из левого уха
наставления, только что влетевшие в правое.
воплощением его доблестей. Умри он вдруг, в одночасье, в возрасте двадцати
с половиной лет - он мог бы, пожалуй, стать духом Каваррена; впрочем, в
красивую белокурую голову взбредало все что угодно, только не мысли о
смерти.
успевший убить на дуэли двоих! Оба случая имели широкую огласку, но,
поскольку речь шла о чести и все дуэльные правила были строго соблюдены, о
Солле говорили скорее с уважением, нежели хоть сколько-нибудь осуждая.
Рассказы же о прочих поединках Солля, в которых противники его отделались
ранами или увечьями, попросту служили хрестоматийными примерами для юношей
и подростков.
что иссяк его боевой азарт, а потому, что все меньше было охотников
напороться на его фамильный клинок. Солль был самозабвенным мастером
фехтования; с тринадцати лет, когда взамен детской шпажонки отец
торжественно вручил ему семейную реликвию с витой рукояткой, шпага стала
единственной его игрушкой.
какой-то мере уравновешивалось избытком друзей. Друзья встречали его в
каждой таверне, друзья сонмищем следовали за ним по пятам - и невольно
становились свидетелями и участниками его буйных забав.
на лезвии бритвы. Однажды на спор он влез по внешней стене на пожарную
каланчу - самое высокое сооружение в городе - и трижды прозвонил в
колокол, вызвав тем самым немалую тревогу. Лейтенант Дрон, заключивший с
Соллем пари, вынужден был поцеловать в губы первую встречную даму - а дама
оказалась старой девой, тетушкой бургомистра, то-то был скандал!
Солль на глазах у всех оседлал здоровенного бурого быка, свирепого, но
совершенно оцепеневшего от такой наглости. Зажав в зубах конскую уздечку,
Лаган тащил Солля на плечах от городских ворот до самого дома...
нему, как брат. Не особенно красивый, но и не урод, не особенно сильный,
но и не самый слабый, Карвер всегда проигрывал сравнение с Эгертом - и в
то же время принимал на себя отблеск его славы. С малых лет он честно
зарабатывал право называться другом такой выдающейся личности, снося порой
и унижения, и насмешки.
незаметно для себя перенимал у друга повадки и манеру говорить, походку,
даже голос. Он научился плавать и ходить по канату - только небо знает,
чего это стоило ему... Он научился громко смеяться над собственным
падением в грязную лужу, он не плакал, когда камушек, метко брошенный
мальчишкой-Соллем, оставлял кровоподтек на плече или колене. Великолепный
друг ценил его самоотверженность и по-своему любил Карвера; это не мешало
Соллю забывать о существовании приятеля, если тот не попадался ему на
глаза хотя бы день. Однажды четырнадцатилетний Карвер решился на испытание
- сказавшись больным, он целую неделю не появлялся среди товарищей, сидел
дома, с трепетом ожидая, когда же Солль вспомнит о нем. Солль не вспомнил
- его отвлекали многочисленные забавы, игрища, пикники; он не знал,
конечно, что Карвер молча просидел у окна все семь дней своего
добровольного затворничества и однажды, сам себя презирая, даже заплакал
горькими злыми слезами. Страдая от одиночества, Карвер клялся навсегда
порвать с Эгертом - а потом не выдержал и явился к нему, и был встречен с
такой неподдельной радостью, что тут же позабыл обиду...
удавались любовные похождения - Эгерт наставлял друга, между делом уводя
из-под его же носа симпатичных Карверу девушек. Тот вздыхал и прощал,
считая собственное унижение самопожертвованием ради дружбы.
обладал сам, и всячески насмехаться над приятелями, не оправдавшими его
ожиданий. Тут Карверу приходилось особенно туго; однажды поздней осенью,
когда речка Кава, огибающая город, взялась первым льдом, Эгерт предложил
состязания - кто быстрее перебежит по льду с берега на берег. Все приятели
его тут же сослались на спешные дела, хвори и недуги - а Карвер,
оказавшийся по обыкновению под рукой, получил в лицо презрительную усмешку
и такое едкое словечко, которое заставило его залиться краской от ушей до
самых пяток... Чуть не плача, он согласился на условия Солля.
по гладкому льду на противоположный берег, и удивленные рыбы в темной
глубине разинули рты. Конечно, Карвер в решающий момент испугался,
приостановился, собираясь вернуться - и с треском ухнул в черную,
лучистую, как звезда, полынью, великодушно предоставив Эгерту возможность
спасти себя и тем самым заработать новые лавры.
ледяной воды.
отцы подрастающих сыновей ставили юношам в пример. Рогоносцы хмурились,
встретив Эгерта на улице - и все же учтиво приветствовали его. Бургомистр
прощал ему учиняемые в городе каверзы и дебоши, сквозь пальцы смотрел на
поступающие на Солля жалобы - потому что еще жив был в памяти тот случай
во время веприных боев.
считалось тонким и уважаемым искусством. Черные вепри из дома Солля были
исключительно свирепы и кровожадны, конкуренцию им составляли только бурые
полосатые вепри из дома бургомистра. Не было боев, в финале которых не
встречались бы эти вечные соперники; борьба велась с переменными успехом,
пока однажды погожим летним днем бурый полосатый чемпион по кличке Рык не
взбесился прямо на ристалище.
обезумевший кабан кинулся на публику. Собственный полосатый товарищ,
случившийся по дороге и упавший с распоротым брюхом, задержал безумца
ненадолго; бургомистр, по традиции занимавший с семейством первый ряд,
успел только истошно завопить и, подхватив жену, вспрыгнуть ногами на
обитое бархатом сиденье.