отстали часы? Стрелка не дошла до черты на целых четыре деления. Я
вгляделся вперед в неподвижные волны барханов. Взгляд запутался в
светотенях, и я ничего не увидел. Снова щелкнуло. Плечу сделалось холодно
и свободно. Я посмотрел на комбинезон - пятнистая ткань разошлась на плече
на стороны, и края ее порыжели.
непокорным карманом. Значит, стрелял не Козлов.
я ударил его в живот, а ребром ладони - между скулой и шейными позвонками.
Козлов всхлипнул и на время затих.
прикрылся им, как щитом.
нашли.
Пистолет был у Козлова хороший, именной - на матовой рукоятке я прочитал
слова: "Капитану Зайцеву за мужество и отвагу".
плечо. Тот вздохнул и дернул коленом.
или же отступать и как-нибудь пробираться в обход, чтобы зайти им с тыла.
"Людишки. Дерьма кусок". Так о них говорил Козлов. Что правда, то правда.
песчаный холм. В воздухе затрещали выстрелы - они поняли мой маневр и
пытались мне помешать. Я был уже близ бархана, когда тело Козлова обмякло
и сделалось тяжелым, как камень. Я проволок труп еще метр или два, потом
бросил и, извиваясь ящерицей, отполз в безопасную зону.
двойной порцией кислорода. Голова стала ясной, и я вдруг вспомнил про
ключ. Но, видно, не один я подумал об отрезанном пальце капитана: за
песчаным бугром песок скрипел и пересыпался - кто-то подбирался к трупу с
другой стороны бархана.
и осмотрелся. Труп лежал, где лежал, но сейчас почему-то казался огромным,
не таким, каким я его оставил лежать. Но это еще ничего. Главное - труп
шевелился.
недобрым словом помянул Господа. Оживающих мертвецов мне еще видеть не
приходилось. Между тем шаги за холмом делались яснее и громче - видно, у
того, кто двигался с другой стороны, нервы были покрепче.
Если ты одолел живого, то и мертвого как-нибудь одолеешь".
посмотрел на труп. И все понял. Песчаники! Это они облепили тело и,
раздирая клочья комбинезона, поедали мертвую плоть.
на спуск. Плечо тряхнуло от выстрела. За барханом что-то с шумом упало в
песок, а тело Козлова замерло и от него во все стороны побежали
перепуганные зверьки.
из-за холма Жогин.
выстрелить.
- У меня ничего нет.
лишь криво темнел на лице сбившийся круг респиратора, да слепо отсвечивали
очки.
второй. Носком ботинка Жогин отбросил их в мою сторону. - Все, - сказал
он, сглатывая комок.
Уши заложило от свиста. Луч стал шириться и расти, волна холодного воздуха
окатила меня с головой. Я увидел, как падает на песок Жогин и откатывается
за ближайший холм. Край неба сделался темным, тяжелая песчаная туча
выползла из-за горизонта и быстро поползла в мою сторону. Потом в ее
сердцевине вспыхнуло огненное яйцо, и небо раскололось на части.
ссохшейся коркой. Ничего не болело. Я осторожно освободился от груза и
увидел, что лежал под мертвым Козловым. И засохшая кровь на щеке была его
кровью.
вздохнул и на секунду закрыл глаза. Так я с ней попрощался.
вытащил и переложил к себе.
бархана к бархану, бежал и выкрикивал на бегу:
корабле держал в своей коллекции Зайцев.
от страха - психологическая поддержка трусоватому по натуре Григорьеву".
меня. Двигался он не быстро, то и дело цепляясь ногами за гребни песчаных
волн и с трудом удерживая равновесие. Не попасть в такую мишень мог лишь
пьяный или ленивый. Когда я поднял пистолет, Григорьев остановился и
замер. Но увидел он не меня, смотрел он в сторону, за высокий бархан,
поднимающийся среди других островерхой складчатой пирамидой. Я еще не
нажал на спуск, а он вскрикнул, словно обжегся и медленно двинулся по
направлению к пирамиде. Я видел, как напряжено его тело, как он боится
идти, как подгибаются ноги, а пугало, что зажато в руке, пляшет, будто
живое. Не дойдя нескольких метров, он остановился и закрыл пистолетом
лицо. Потом повернулся резко и, видно, хотел побежать, но вдруг упал, и
даже я на таком расстоянии увидел, как на выцветшей ткани комбинезона
распускается красный цветок.
перетасовал карты, благо их оставалось четыре. Три короля и дама. Жогин -
возможно, но вряд ли. Жогин прост, хоть и считает себя хитрецом. Скорее уж
Алапаев. Или Яшин. Или Родионова. Кто из них остался на "Ласточке" - Яшин
или она? Или сбежали вместе, а "Ласточку" взорвали потом?
кроме стаи песчаников, подкрадывающихся к лежащему телу, никакого движения
не замечал. Так я прождал с полчаса, испытывая противника на терпение.
Потом не выдержал и пополз. Голова была на удивление ясной. Рука не
дрожала. А засохшую корку крови, как маска стягивающую лицо, я успел
отчистить песком, смачивая его слюной.
дней, до этого она жила с Зайцевым, пока его не убили. Изменяла она мне
редко, один раз я заставил ее ночевать с Жогиным, чтобы узнать про
Козлова. Если Яшин ее убил - жаль. До ближайшей женщины - десять недель
полета.
Дело было не в страхе. И реакция на гибель Григорьева здесь была ни при
чем. Песок оставался прежним, его волны и пестрые гребни привычно
врезались в кожу. Мозг привычно гасил болевые удары и отсчитывал метры
пути. Пожалуй, воздух стал вязче - признак наступившего вечера. Или
все-таки помноженный на усталость страх?
поднимавшимся вверх, проходила гряда холмов - невысоких, каждый размером с
согнутого в поясе человека. Правее, в нескольких метрах, как рваная дыра в
полотне, темнело тело Григорьева.
за песчаной косой, подковой изгибающейся к востоку. Глядишь, и где-нибудь
отыщется место, откуда можно будет выстрелить первому.
обнаружил трещину. В узком треугольном просвете, который расширялся на
выходе, виднелась вывернутая рука Григорьева с увязшей в песке ладонью. А
рядом, ближе ко мне, лежал пластиковый цилиндр размером с человеческий
палец.
почувствовал горечь резины. - Значит, третий был у Григорьева. Так".
то, что находилось вдали. Видимость была - хуже некуда. Красноватая глыба
бархана еще просматривалась на вечереющем небе, но неясное пятно у
Лондон Джек
Самойлова Елена
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Майер Стефани