Чтение 2–й страницы книги ~Ненависть~

помню.

Я вошла в подъезд. После жары на улице здесь просто север.
Я поежилась. Чтобы разогреться, бегом поднялась на шестой этаж.
Немного запыхавшись, вставила ключ в замок. Как хорошо, что
бабушка оставила мне эту квартирку. Я поставила чайник. А может,
и к лучшему. Может, мне одной лучше будет. Отпуск только начался.
Буду на пляж ходить, а то живу у моря, а всю неделю на работу -
с работы, суббота-воскресенье - дом, Антошка. Позагорать некогда
было. Буду к маме с бабушкой ходить, телевизор смотреть, книги
читать, наконец. В последнее время это стало для меня роскошью.

Вот так, значит, Антоша, добра не помним?

Отец. Ну как он не мог понять, что на этот раз я встретила
любовь. Этот брюзга со своими устаревшими взглядами, призрачными
нормами морали. Как он изводил меня своими проповедями,
бессмысленными скандалами. Да ведь я взрослый человек, он уже
выполнил свои функции - родил и вырастил меня. Вмешиваться в мою
личную жизнь - такого я не позволю никому. Психопат старый,
прости Господи. Из-за него у меня случился второй припадок. Мне
так худо было, я даже дату запомнила - 4 декабря, почти год со
дня первого. Несчастный случай - перепил, что ли. С его смертью
всем стало легче. И он успокоился наконец, и меня больше никто
нравственности не учил. Мама совсем другая, она меня понимает.
Положа руку на сердце, я вздохнула свободнее.

Чайник вскипел, я заварила чаю и начала доставать из сумки
продукты, которые купила по дороге домой. Теперь я буду покупать
их только для себя. Может, мне самой собаку завести? Нет-нет,
будет тут лужи делать и все остальное, грызть все подряд. Одной
все же лучше.

Близкие мне люди. Ну вот, к примеру, моя начальница. Она
совсем не близка мне, но все равно немного жалко было. Вечно
затянутая в узкие костюмы, "высохшая", на высоченных шпильках, с
ярким макияжем, с выжженными "супрой" волосами. Стареющая
деловая леди. И было похоже, что она высохла как снаружи, так и
изнутри. Наверное, она завидовала мне. В ее отделе - как на
подбор - четверо таких же как она молодящихся дам, двое толстых
занудных дядек и среди этой увядающей компании - я, сияющая
неподдельной молодостью и красотой. Неужели лет эдак через
тридцать я тоже стану такой? Какой кошмар!

Несмотря на такую разницу в возрасте, она называла меня по
имени-отчеству. И придиралась, придиралась.

- Альбина Николаевна, я прошу вас не надевать таких
коротких юбок на работу. Это все-таки работа, ра-бо-та!

- Ольга Васильевна, я заказывала костюм по итальянскому
каталогу, сейчас такая мода...

- Альбина Николаевна, у нас - солидная фирма, а вы своими
нарядами превращаете ее в варьете, в варь-е-те!...

- Хорошо, Ольга Васильевна, я поняла, больше не надену.

- И еще ваши зеленые брюки, в которых вы были вчера... Ну,
Альбина Николаевна, должен же быть элементарный вкус!

- Хорошо. И их я больше не надену.

- Ну, я рада, что мы нашли общий язык, а то вы отвлекаете
посетителей, создаете нерабочую обстановку.

- Я не знала, я поняла, поняла, - мне хотелось поскорее
закончить этот разговор.

- Как вы работаете? Успеваете?

- Да, кажется, да.

- Вот и отлично. Подготовьте мне к обеду сводки о
продвижении векселей за два последних месяца, ме-ся-ца.

- Я думаю, что к обеду не успею. Может, часам к трем.

- В чем дело? Разве долго сделать распечатку?

- Ну, это не так быстро, нужно найти информацию в архиве,
выбрать нужное, распечатать...

- Ваша мама просила меня взять вас в мой отдел. Если бы не
уважение к ней... Мне нужны квалифицированные работники. Если вы
не справляетесь...

- Я постараюсь, я сделаю, Ольга Васильевна.

Сколько подобных унизительных сцен она заставила меня
перенести. Все-таки мои приступы на нервной почве. Мне кажется,
это она довела меня до третьего. И это беспокойство, постоянная
неудовлетворенность - ни есть, ни спать. Я похудела почти до
скелетоподобного состояния. Но... через три недели моей
начальнице крупно не повезло. Но что со мной творилось эти три
недели! Известие о ее смерти я восприняла спокойно. У меня тогда
мысль была - самой бы не умереть. Уже ни снотворное, ни
транквилизаторы не помогали. А Ольга Васильевна - слишком много
пила на банкетах и презентациях. С ее-то язвой. Вот и получила
прободение. После ее смерти я пошла на поправку. Это просто злой
рок - каждый год кто-то из моего окружения умирает.

От мрачных мыслей меня отвлек звонок телефона.

- Альбина, здравствуй, - звонил муж Лизы, вернее, бывший
муж.

- Здравствуй, Игорек.

- Завтра год Лизе.

- Да, я знаю. Я всегда буду помнить этот день.

- Ты придешь?

- Мне не хочется обижать тебя, но, наверное, нет. Ты ведь
знаешь, я храню память о ней, я любила ее. Но нужно ли нам
встречаться? Да и ее родственники, особенно мама. Она не
переносит меня. Да что говорить, тебе это все прекрасно
известно.

- Я хотел бы увидеть тебя.

- Нет. Я не хочу этого. Оставим. Кстати, как малыш?

- Прекрасно. Ходит и говорит уже кое-что.

- Подумать только! Настоящий человек. На кого похож?

- На меня. Лучше бы на Лизу.

- Изменится еще. Живет с бабушкой?

- Да. Я захожу почти каждый день. Играю с ним.

- Не собираешься поискать ему мамочку?

- Альбина, да я тебя забыть не могу! Иногда засыпаю под
утро. На работе - сонный, все думают - пью.

Я рассмеялась.

- А ты сейчас - нет?

- Нет, что ты.

- Ну, будем прощаться, Игорек.

- Значит не придешь:

- Нет.

- Ну... прощай?

- Прощай. Алле, алле, Игорек!

- Да, Альбина?

Какая надежда в голосе!

- Игорь, принимай снотворное. Пропиши себе что-нибудь
покруче. Ты же врач.

Он усмехнулся:

- Я подумаю.

- Ну, прощай.

- Прощай.

Я думала, что звонок отвлечет меня от воспоминаний, а они
нахлынули с новой силой.

Лиза. Бедняжка, как она тяжело переносила беременность. Я
помогала ей во всем , чем и как могла. Игорек как раз тогда пил.
Да и было с чего запить. Сначала отработает день в поликлинике,
потом в ночь на дежурство. Горючее только и помогало от
усталости. Тем не менее, операции проводил успешно. А дома Лиза,
вечно плачущая, сетующая на свои недомогания, на свое положение,
будто она единственная женщина на свете, переносящая подобное.
Игорька она не подпускала к себе с третьего месяца. И он все это
время не изменял ей, я знала, он слишком интеллигентен для
этого. Помню, звонит мне Лиза на работу и жалуется, жалуется.
Рассказывает, как она свое тело ненавидит, раздувшееся и похожее
на тумбу и тому подобное. Она этими разговорами заполняет свой
досуг, а я-то на работе. Правда, новый начальник у меня ничего
- милый мужчина, вежливый, но все равно, это же "ра-бо-та".
Прервешь ее - обижается, плачет даже. Все-то ее бросили, никто
не любит.

- Альбина, приди, умоляю. Эта свинья опять напился. С
дежурства пришел и сразу в кабак. Раковина на кухне забита, а
ему и дела нет. Он у меня деньги нашел, полтинник взял опять.
Слесарь пришел раковину чинить, а он его с собой забрал: "Пошли,
- говорит, - про жизнь поговорим".

- Лиза, я бы с удовольствием, ты же знаешь, я приезжаю
когда могу. Но сегодня я на таких каблуках весь день, теперь
мечтаю как дома окажусь, разуюсь. Позвони маме.

- Они на даче сегодня, заночуют там.

- Ну хорошо, заеду.

И я вечером, вымотанная за день, тащусь в другой конец
города - прочищать раковину, мыть посуду, пол, готовить еду. И
сколько раз так было! И погибло прахом в одночасье. Ах,
Лизавета, не думала я, что через тебя познаю людскую
неблагодарность.

А Игорек, ну что же, что он пил. Это даже шло ему. Он