read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



носили пожилые сельские женщины, хотя были они фабричного дешевого
производства и сильно пахли москательной - попросту говоря, керосином, что
плохо сочеталось с естественной, казалось бы, для крестьянок природностью
и домодельностью жизни. Но на самом деле крестьянки эти назывались
колхозницами и никакой природности уже давно в их повседневном обиходе не
было. Пушистые платки из бежево-серого и белого козьего пуха, называвшиеся
оренбургскими, делались только на продажу, и на станциях их покупали
богатые эвакуированные, расплачивавшиеся кто большими пачками денег,
сизыми и бурыми крупноформатными бумагами, кто трехпроцентными серыми
облигациями, а кто и просто тоненьким золотым колечком с черно-серебристой
звездчатой вставочкой, посереди которой сверкал, пускал синие лучики
маленький прозрачный не то камень, не то стеклышко...
Впрочем, я еще более отвлекся, так что лучше скажу коротко: платок на
Инне Григорьевне был деревенский, но все прочее абсолютно городское и даже
очень модное. Под платочком скрывалась темно-красная шляпка, имевшая форму
как бы растянутой в ширину и немного приплюснутый пилотки, но сделанная не
из сукна, не из офицерской диагонали, а из фетра. Впоследствии, примерно
через сорок лет, когда такие шляпки опять вошли в моду, их стали называть
таблетками и вновь носить сдвинутыми косо вперед, к правой или левой
брови, а тогда, ветреной, пуржистой ночью в поселке Сретенск Инна
Григорьевна шляпку надела поплотнее, да еще и примотала сверху платком,
который покрывал отчасти и плечи, поэтому не было видно небольшого, вокруг
шеи обернутого воротника, представлявшего собой мягкое чучелко рыжей
лисички, с головой и лапами, причем лапы были с коготками, а голова
смотрела стеклянными глазами почти осмысленно, и, если бы не уже столько
раз помянутый, скрывавший лису платок, можно было бы сказать, что они
вдвоем высматривали дорогу: молодая женщина и мертвая лисица с ее плеча.
Такое чучело в гардеробе дам называлось "горжетка", и это был не
совсем воротник, а скорее шарф, поскольку он никак не скреплялся с пальто,
а просто лежал, обернутый вокруг шеи, на довольно прямых и широких, сильно
поднятых ватой плечах, скрывая простую, заведомо как бы недоделанную,
горловину этого теплого, из темно-серого габардина, пальто, в котором,
между габардином и атласной, антрацитового цвета подкладкой, был еще целый
слой, а то и два, ватина на специальной, крепко пристроченной основе, а в
районе груди еще и бортовка, плетенка из конского волоса, который, когда
вещь немного износится, начинает, распрямляясь, вылезать, царапая вдруг
чью-нибудь руку, положенную на плечо... Все это вместе, да еще в сочетании
с сильной утянутостью пальто в талии, а дальше, вдоль бедер и до середины
икр, с узостью, придавало фигуре Инны Григорьевны чрезвычайно модный в
сороковые силуэт. И если бы ей снять, черт его дери, надоел, платок, то с
темно-красной-то шляпкой на лоб - ну, хоть в Голливуд! А если кто думает,
что это все позднейшая выдумка и что никакой моды тогда не было, а была
только нищета и страх, то такой реалист сильно ошибается: все было вместе,
и мода шла из журналов и кино, из все отделывавшейся тушенкой Америки, из
быстренько оккупировавшейся Франции и даже из проклятой Германии.
И Инна Григорьевна от моды не отставала ни в чем, ни в уже описанной
одежде, ни в прическе с сильно поднятым надо лбом валиком очень светлых,
пергидролью доведенных до такого чудесного цвета от природного
темно-русого, волос, ни в почти полностью сбритых и высокими дугами заново
нарисованных тоненьких бровях, ни в темно-алой губной помаде, еще из
московского магазина ТэЖэ в Охотном, с помощью которой были нарисованы
губы, гораздо шире и изогнутее настоящих в центре, если можно так
выразиться, зато кончающиеся далеко от натуральных уголков рта, чем он и
превращался в желаемое "сердечко"...
Словом, еще долго можно было бы описывать эту молодую даму, Инну
Григорьевну Шорникову, прекрасно выглядевшую в середине сороковых, ее
короткий, немного широковатый и туповатый, но ровный носик, круглые -
немного слишком - темно-голубые, называвшиеся тогда фиалковыми, глаза и -
тоже немного слишком, но не очень - выступающие скулы над слегка
подрумяненными не только ветром щеками, но уже хватит. И так я увяз в
отступлениях и описаниях, и мой рассказ совершенно не движется.
А, между тем, ведь рассказ мой только о том, как одним недавним летом
я начал пропадать, в соответствии со старым предчувствием, и как пропал, и
что было после этого. Рассказ этот, как нетрудно понять, для меня
необыкновенно важен, и я доведу его до конца, чего бы ни стоило, и как бы
ни сбивали меня с толку отвлечения и описания всякого рода подробностей,
которые я очень, признаться, люблю.
Вернемся же в поселок Сретенск (скорее, все же, небольшой город), по
которому моя без девяти месяцев мать шла ночью в конце января, прикрывая
лицо от снежно-ледяной крупы надвинутым низко старушечьим платком.
Молочная муть неслась косо, дома были слепы, сугробы высоко белели по обе
стороны тропы, и бедной моей будущей матери вдруг стало страшно. То есть,
ей стало страшно, как только она поняла, что идти ночью по темному и
пустому незнакомому городу очень страшно.
Но когда она это поняла и испугалась, тут же и заметила метрах в
пятнадцати впереди, на максимальном расстоянии не то чтобы видимости, но
различения в темноте еще более темных силуэтов, фигуру, вероятно,
человека, движущуюся, кажется, по тропке ей навстречу. Но поскольку
пятнадцать, максимум, метров - расстояние небольшое, то бедная женщина
даже не успела толком испугаться, что сейчас с нее могут снять лисью
горжетку, а то и целиком пальто. Эту горжетку, честно говоря, она и
надела-то в дорогу не столько для того, чтобы предстать перед любимым и
повоевавшим мужем во всей привлекательности и шикарности, тем более, что
именно он ей перед самой войною эту вещь и купил из своих отличных
инженерских зарплат, - кажется, чуть ли не четыреста рублей в месяц, -
что, впрочем, могло бы быть такой дополнительной причиной рискованного
наряжания в дорогу, как доказательство верности и памяти, если бы главная
причина не была более практической: она допускала обмен меха на билет или
еду, если в пути уж совсем туго придется.
И вот теперь горжетку могут просто взять и снять.
Человек же, понятное дело, в это мгновение успел подойти близко и
остановиться прямо перед нею, перегородив узкую дорожку.
Человек этот показался ей с мгновенного и испуганного взгляда морским
офицером. Сейчас, вроде бы, странно и необъяснимо, почему Инна могла
предположить встречу в ночном южноуральском городке именно с морским
офицером, а на самом деле все было логично и просто. Во-первых, любой
мужчина в то время с наибольшею вероятностью мог быть и был военным;
во-вторых, этот был одет в нечто длинное, черное, узкое в талии, а на
голове имел черный же, сильно сдвинутый набок убор, что в белесой тьме
больше всего походило на флотские шинель и фуражку; в-третьих, он должен
был бы быть офицером, а не матросом второй статьи, допустим, или
главстаршиной, потому что женщина каким-то образом почувствовала - человек
немолод, очень немолод, таких не призывают, они кадровые.
Инна Григорьевна, мама моя, сообразила все это в одно мгновение и в
то же мгновение успокоилась, поскольку капитан первого ранга, или даже
третьего, не станет, конечно, снимать с нее горжетку, а, напротив, как
человек военный, может помочь разыскать ее военного же мужа.
И точно! Так ведь и вышло... Кто ж тогда мог знать, что кончится все
горестями, ночными моими слезами на кухне, ужасным этим летом... Кто ж мог
знать, а хоть бы даже она и знала, куда ей, в самом деле, было деваться
ночью, в чужом месте, если она приехала мужа повидать?
- Вы Инна Шорникова? - спросил человек, близко придвинув к ней лицо,
чтобы слышно было сквозь ветер и шуршание острого снега. Голос его был
хриповат, по естественной простуде, очевидно, а лицо темновато, так что
почти не видимо, но она разглядела довольно большие усы и, кажется, еще
какую-то растительность, что окончательно утвердило ее в догадке: да,
моряк.
- Шорникова? - повторил встреченный уже с раздражением и почти грубо.
И добавил нечто совсем непонятное: - Я же вижу, что Шорникова, чего ж
молчать-то? Странно...
Теперь, казалось бы, Инне и окончательно успокоиться, приняв,
допустим, встреченного за какого-нибудь мужниного сослуживца,
переведенного, предположим, в инженерную сухопутную часть из флотских
инженеров, и, опять же, сделаем предположение, сблизившегося с Яном - так
она называла своего мужа, Иону Ильича - настолько, что мог видеть ее
фотографию. Так что, будучи зорким моряком, опознал ее по фотопортрету в
темноте... В общем, понятно.
Но, напротив, Инна не поддалась в мыслях этой несколько условной, но
все же логике, а просто ужасно встревожилась, услышав свою фамилию ночью.
И, возможно, от обострения чувств вообще, вызванных этой тревогой, она
вдруг вспомнила стихи или песню, которых вспомнить не могла, потому что
стихов этих, да и песни, конечно, в то время просто не существовало, хотя
впоследствии... Но об этом позже. Сейчас лучше привести без объяснений те
строки, которые прозвучали зимней ночью сорок третьего года, во
взбудораженном женском сознании Инны Шорниковой:
Ранним утром на Пушкинскую зарулю,
а, точней, на Страстную...
Уходя, напоследок, тебя полюблю
и во сне поцелую,
и на улице Горького, то есть, Тверской,
не поев, закурю я...
Тут в сознании возник некоторый пробел, несколько строчек были
неразборчивы, а в пробел немедленно встрял мужчина в черном:
- Да хватит же вам, дамочка, молчать, честное слово! Ну, Шорникова
вы, Инна Григорьевна, муж ваш, Иона Ильич, вас уж заждался, а вы ночью по
Сретенску топаете в совершенно, между прочим, обратную от расположения его
части сторону, да еще и вырядились, как фифа какая, видать, хотите, чтобы
раздел кто-нибудь из местной шпаны или дезертиров, да еще и стихи дрянные



Страницы: 1 [ 2 ] 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.