Чтение 2–й страницы книги ~Свидание с кадавром~

применить все свое искусство, чтобы спасти несчастному не только руку, но
и саму жизнь.

Но этот выпад чудовища позволил третьему рыцарю зайти сбоку и нанести
удар, решивший судьбу схватки. Воспользовавшись тем, что нападавший не
сумел сразу освободить прочно засевший в доспехах жертвы меч, рыцарь изо
всей силы рубанул чудовище по руке. Взвыв от боли, оно ударом ноги
опрокинуло рыцаря в кусты и, прижав обрубок руки к животу, кинулось вверх
по склону. Удар оказался столь силен, что несчастный рыцарь тут же
испустил дух и на следующий день был похоронен вместе с двумя своими
товарищами на кладбище при обители. Остальные еще некоторое время
продолжали преследование, но сгустившиеся сумерки заставили их прекратить
это занятие. Рыцари вернулись на место схватки и, разведя костер,
расположились на ночлег, оплакивая погибших, но в полной уверенности, что,
лишившись руки, чудовище назавтра станет для них легкой добычей.

Меч, которым оно сражалось, оказался самым обыкновенным, взятым у
какого-нибудь одинокого путника на лесной дороге. Что же касается
отрубленной руки, то в суматохе о ней поначалу как-то позабыли. Когда же
принялись ее искать, уже при свете факелов, то нашли шагах в десяти от
места схватки, в кустах. Тогда они не придали этому обстоятельству
должного значения, посчитав, что отрубленная у запястья кисть руки,
оказавшаяся на вид совершенно человеческой, была отброшена в кусты силой
удара. Насколько я понял, то, что рука оказалась совершенно похожей на
человеческую, а на безымянном пальце ее даже было надето какое-то кольцо,
по непонятной для них самих причине вызывало у всех ужас, и они, даже не
попытавшись снять и рассмотреть это кольцо, положили кисть в мешок и
крепко завязали его веревкой.

Тут гость мой замолчал и тяжело вздохнул. Во время своего рассказа он
упорно называл того, о ком говорил, "существом" или же "чудовищем", ни
разу не произнес он слово "человек", хотя и подчеркивал всячески
человеческий облик того, кого видели рыцари. Возможно, у него просто язык
не поворачивался совместить понятие "человек" с жестокостью совершенных
этим чудовищем злодеяний. Ведь гость мой был тагардинцем, а их учение
известно своим гуманизмом. Но скорее всего, смотрел он глубже и понимал,
что сущность того, с кем повстречались рыцари, вовсе не человеческая.

Помолчав, он снова пригубил бальзам из кубка и продолжил рассказ.
Расставив часовых - на собак особой надежды не было - перевязав своего
раненого товарища и накрыв плащами убитых, рыцари улеглись на ночлег.
Какого же было их удивление, когда наутро они обнаружили, что мешок, куда
накануне была положена отрубленная кисть чудовища, оказался разодран в
клочья и пуст! Они нашли ее лишь с помощью собак, в нескольких сотнях
метров от места своего ночлега. Пальцы отрубленной кисти сгибались и
разгибались, волоча ее по земле. Увидев это, рыцари, охваченные суеверным
ужасом, бросились бежать. Они начисто отказались от мысли о дальнейшем
преследовании чудовища, и барону стоило немалых трудов заставить их
изловить убегавшую кисть и завязать ее в кольчугу, снятую с одного из
убитых.

Должен сказать, что с самого начала, едва лишь начал мой гость свой
скорбный рассказ, начал я подозревать о ком пойдет речь. Теперь же, когда
поведал он об убежавшей от рыцарей отрубленной руке чудовища, подозрение
мое перешло в уверенность. Ты и сам наверняка догадался, что речь шла о
кадавре. Но я не спешил делать окончательные выводы и решил сперва
дослушать весь рассказ до конца.

Рыцари, смущенные и напуганные, покинули обитель, а старцы и местные
жители вновь остались одни перед лицом поселившегося в лесах ужаса, и
помощи теперь им ждать было неоткуда. Настоятель обители повелел заключить
внушавшую всем ужас кисть руки чудовища в клетку из прочных железных
прутьев, и первое время она ползала по этой клетке, тщетно ища выхода. Но
постепенно жизненные силы покинули ее, и вот уже сорок дней прошло с тех
пор, как она лежит совершенно без движения.

А чудовище, между тем, нисколько не ослабленное потерей руки,
продолжило свои злодеяния. Многие местные жители, отчаявшись теперь найти
на него управу, навсегда покинули родные края, и даже среди старцев в
обители пошли разговоры о том, что пора перебираться куда-нибудь подальше
от опасных мест. Лишь настоятель и самые мудрые из его учеников не спешили
с окончательным решением. Они упорно искали в древних рукописях упоминания
о чем-либо подобном и продолжали наблюдения за лежавшей теперь без
движения и постепенно высыхавшей кистью. Истинная мудрость не
останавливается перед опасностью, а старается изучить ее, чтобы найти
способы защиты. И кое-чего они сумели добиться.

Тут мой гость замолчал, извлек из-за пазухи небольшой сверток и
протянул его мене. Представь себе мое потрясение, когда, развернув
материю, я увидел у себя на ладони свое собственное золотое кольцо с
красным камнем, одно из Пяти Колец, пропавшее во время пожара в башне
много-много лет назад! Пораженный, я спросил у моего гостя, откуда попало
оно к нему в руки, и то, что я услышал в ответ, окончательно раскрыло
передо мной смысл происшедшего.

Оказалось, это то самое кольцо, что было надето на безымянный палец
отрубленной кисти чудовища. Через много дней после того, как она перестала
шевелиться, настоятель обители решился наконец раскрыть клетку и снять это
кольцо. Никаких знаков или надписей на нем не оказалось, но на коже
мертвого пальца под тем местом, где был красный камень, увидели старцы к
своему изумлению четко проступающий знак Двойного Круга. И поняли: раз
чудовище помечено этим знаком, то именно у членов Двойного Круга следует
им искать от него защиты.

Кто же мог предположить, что я, именно я окажусь первым, к кому
обратятся они за помощью?

Дело в том, что много лет назад, в молодости своей, я был
неосторожен. Познание тайн природы, равно как и тайн духа человеческого,
требует от нас, наделенных мудростью и жаждой познания, постоянной
осторожности. Ведь каждая новая крупица знаний пробуждает в природе и
людях силы, дотоле неведомые, и никто не может с достоверностью сказать
заранее, сможет ли он совладать с этими силами. Самым мудрым и стойким
свойственно ошибаться и переоценивать свое могущество, свойственно
сохранять наивную веру в то, что разбуженные ими силы останутся им
подвластными. Что уж тут говорить о молодости, которая стремится одним
прыжком овладеть всеми тайнами мира? Да и как можно заставить себя
остановиться и оглянуться на возможные последствия, если все самое
интересное, самое волнующее там, впереди? Я не знаю ни одного из тех, кто
сумел достичь истинных вершин в познании и был бы в то же время в
молодости осмотрителен и осторожен. Как знать, быть может, именно
неосмотрительность и является истинным залогом способности достичь
вершины, а тот, кто привык постоянно оглядываться, неизбежно остановится
на полпути и повернет обратно? Хотя кто в силах подсчитать, сколько
дерзких и неосмотрительных срывается в пропасти и гибнет в стремительных
потоках?..

Но не буду без нужды отвлекаться. Как ты знаешь, меня одно время
чрезвычайно интересовали таинства черной магии, и кое-что в этой области я
постиг в совершенстве. Было бы нелепо каяться сегодня во всех грехах того
времени, но поверь: если бы мне было суждено прожить жизнь заново, никогда
вновь не решился бы я открыть Черную Книгу. Никто не знает, какие беды
ждут его на жизненном пути, но я убежден, что самое страшное, самое
непоправимое из того, что со мной случилось и что мне еще предстоит
пережить, берет свое начало именно из этого поступка.

Так вот, углубляясь в изучение таинств черной магии, я некоторое
время уделял пристальное внимание одной из самых важных ее частей -
сотворению кадавров. Смею тебя уверить: в этом деле я достиг подлинного
совершенства. В умении творить кадавров я, пожалуй, смог бы поспорить с
самим Магом Арриканом, да простится мне упоминание его зловещего имени. Но
искусство это, хотя и требует от овладевающего им больших знаний и
большого умения, в корне своем совершенно бесплодно и бесполезно, ибо
никто еще из мудрых и великих не сумел найти употребление кадавру для
благого дела. Те же, кто создавал их для целей темных и злых, сами
подписывали себе смертный приговор, ибо недолговечна мудрость, обращенная
во зло.

Конечно, создавая своих кадавров, я и в мыслях не держал того, чтобы
использовать их для собственного возвеличивания. Ты помнишь, наверное, что
даже в то смутное время моей жизни, когда поставил я перед собою такие
цели, никогда не брал я на вооружение силы нечистые. и не потому даже, что
стремился я возвыситься над миром, используя лишь допустимые в нашем кругу
средства, - желание возвеличиться не останавливается обычно перед
применением любых средств, - а попросту потому, что слишком хорошо памятны
всем нам случаи, когда мудрые теряли разум, пытаясь воспользоваться этим
страшным оружием. Достаточно вспомнить хотя бы Реггинса Долледского,
кадавра-мага, который убил и расчленил своего хозяина и создателя Ликра
Мудрого и долго творил злодеяния, прикрываясь его именем и его обликом,
чтобы понять, что только начисто лишенный разума решится вновь вступить на
этот путь.

Так вот, достигнув в умении творить кадавров совершенства, я потерял
к этому делу интерес и был настолько беспечен, что не позаботился должным
образом о ликвидации всех последствий своих опытов. И вот теперь, увидев
снятое с пальца кадавра кольцо, услышав о скрытом под ним знаке Двойного
Круга на пальце чудовища, я понял, что именно один из сотворенных мною
тогда кадавров стал причиной стольких бед для несчастных жителей лесного
края. Вспоминая теперь то время, я понимаю, что возможностей исчезнуть из
поля моего зрения у кадавра было вполне достаточно. Хотя бы во время
землетрясения, которое тогда почти полностью разрушило Окургирд, или
пожара в моей башне, когда граф Трекил со своими вассалами осадил ее -
именно при этом пожаре и пропало кольцо, которое я держал на ладони. Тогда
я посчитал что все, чего я лишился, сгинуло в пламени - как оказалось, я
ошибался.