пойти. Но я не пойду. Я уже сейчас выше на голову своих одноклассников и
сильнее любого из них. Они теперь боятся со мной связываться. И в глаза
меня никто не обзывает. Но стоит отвернуться...
переменках, а учителя орут на нас на уроках, а в городе очереди и
комендантский час, так что совсем плохо стало летать по ночам, опасно. Я
уже слышал крики снизу: "Диверсант!" - и в меня стреляли из автомата.
перегрызть плюгавому солдату в болтающейся на его дебильной голове каске
горло, но не стал этого делать. Отец бы мне не простил.
как мы. Он вырос среди людей, он будет таким, как они. Из-за одного этого
стоило приехать сюда.
словам. У нее были прекрасные острые когти, она подстригала их по людскому
обычаю и покрывала лаком. Сегодня я возьму мамин лак и тоже покрашу свои
когти. Пусть они будут красными, как кровь.
удобнее носить сетки с продуктами", - шутила она. Но я-то понимал, что она
перестала ухаживать за руками не из-за этого. Я все чаще замечал в ее
глазах такой же сухой нездоровый блеск, какой вижу сейчас, подходя к
зеркалу.
пикником. Возьмем еды и отдохнем где-нибудь у речки.
заросшего камышами озера. Мы развели костер и напекли картошки. Отец
всегда говорил, что печеная картошка - настоящая человеческая еда. И еще у
нас было молоко, и зелень, и вареные яйца. Отец предусмотрел все, но
забыл, что в этот день открывается охотничий сезон.
мы освободили от ремешков свои большие черные крылья, но отец сказал, что
надо еще вскипятить чай. Он взял маленькое желтое пластмассовое ведро и
полетел на середину озера, ведь рядом никого не было, а там вода чище, и
тут загремели выстрелы.
дальним концом озера поднялся сизый дымок.
преграду, а потом выпустил ведерко из рук и оно упало в воду и закачалось
ярким поплавком.
люди поплыли бы за ним, а мы сидели недалеко от берега и наши крылья не
были спрятаны под одежду. Поэтому он сумел еще каким-то чудом развернуться
в воздухе и упал сбоку от озера, на опушке леса.
с ружьями в руках. Они стояли над телом отца и зло переговаривались,
оглядываясь по сторонам.
телогрейки тельняшке. - С ума сошел!
сапога на спину, но этому мешали отцовские огромные крылья, сломанные от
удара о землю. - Ты же видишь, это не человек.
уплыли в своей вертлявой резиновой лодке, а мы еще долго не решались
выбраться из кустов и подойти к могиле.
стола, но напрасно. Наскреб чуть-чуть пшенной крупы, но совсем нет масла.
И молоко без талонов больше не продают. Вчера мне без талонов не продали
хлеб, а когда я сказал продавщице, что очень хочу есть, она сердито
посмотрела на меня и пообещала позвать милиционера.
талонов, забирает с собой. Потому что талоны должны быть у всех, кто
работает, а кто не работает, тот - саботажник.
таком случае талоны должны быть у моих родителей. А что я могу сказать
людям про них?
постели, а вышел на крышу. У нас очень удачно расположена квартира, на
последнем этаже, прямо над нами чердак.
соседней улице прогрохотали танки, они теперь ездят по городу чуть не
каждую ночь. В доме напротив заплакал ребенок. Он плакал долго, но свет
все не зажигали, и я решился.
бояться темноты и одиночества.
всегда, подхватили меня. Я подлетел к распахнутому настежь окну и даже
зацепился когтями за деревянный подоконник, и тут дверь в комнату
открылась, но свет не зажгли, а я оцепенело остался на месте, не успев от
неожиданности отлететь в сторону. Но никто в квартире меня не заметил.
косяк и отчаянно кричала, а мужчина, настигший ее у входа в детскую, бил
ее по голове и телу, всюду, куда доставали его тяжелые кулаки, и грязно
ругался. Даже на улице я почувствовал, как от него разит перегаром.
Ребенок закричал еще громче, а женщина упала, сбитая мужским кулаком, у
самой кроватки. И дверь с треском захлопнулась. Снизу послышались
возмущенные голоса соседей, но никто не покинул своей квартиры.
тогда я с ужасом заметил, что мои когти полностью ушли в дерево, пронзив
его, словно стальными гвоздями, на всю их длину.
взмыл над домами, чувствуя на языке привкус собственной крови из
прокушенных губ.
казались ущельями, но даже здесь, высоко над крышами, все еще был слышен
захлебывающийся детский плач.
и сложил свои крылья, чтобы камнем упасть к освещенному окну кухни, у
которого, бессмысленно раскачиваясь и глядя пустыми глазами в темноту,
стоял мужчина с зажатой во рту папиросой.
от ужаса, а лишь пронесся бесшумным призраком мимо и, вытянув руку,
чиркнул своим отросшим и острым, как бритва, когтем по открытому горлу.
свобода, говорил он, если ты только и можешь, что парить в ночном небе над
саванной, высматривая дремлющих антилоп. Это не свобода, если во всем и
всегда ты можешь положиться только на себя, а для того, чтобы умереть от
такой свободы, много ума не надо. Надо научиться быть свободным, живя
среди других. Нас поэтому и осталось так мало, говорил отец, что мы всегда
полагались только на себя, поэтому у нас нет будущего.
работу. Он был хорошим механиком. Ему не мешали копаться в моторах даже
его быстро отрастающие когти. И он стойко переносил насмешки людей,
насмешки любого подвыпившего заморыша, которого он мог убить одним ударом
своего крыла. Но его убили самого.
поэтому сегодня ночью начнется моя настоящая охота.
они, когда мои когти и так красны от крови?