медленно, не сводя с меня удивленно распахнутых глазенок. Слева кто-то
закричал, но я быстро его успокоил, переключив автомат на одиночный. И тут
же приложился к милицейской фляге.
всех встречных собираюсь меткими выстрелами положить. Идиотов каких-то
учат в этих милициях - сами под пули лезут. И смотрят так удивленно, с
интересом, словно прислушиваясь к последним движениям своих внезапно
слабеющих организмов. Перед самым мостом попалась какая-то мелкая совсем,
лет четырнадцати, а все туда же. Я ей прямо в лоб ее прыщавенький
засандалил - полчерепа снесло, она ножками загребла так смешно и прямо в
грязь повалилась. Только что был агент - и вот уже грязная куча
остывающего мяса, словно сигарету в лужу бросили - и она уже бычок,
грязный и безусловно отвратительный.
немного - откуда им здесь-то взяться, я ж ни единого свидетеля не
оставил... Очередую в стекло лобовое, не глядя, они тормозами взвизжали и
на парапет - верно, зашиб рулевого. Спокойно так из фляжки глотнул. И тут
как долбанет в плечо...
кричит: Брось, кричит, автомат. Руки, кричит, вверх! Вот так.
выпустил. И как он только из машины вылез?
фляжку я потерял. Там оставалось совсем немного. Поднял пистолет этой
гниды и бегом, бегом через мост моля бога, чтоб не взяли до другого
берега.
себе записывают! На старуху я даже патрона не потратил - наставил пистолет
и закричал, чтобы тут же вниз прыгала. Послушалась, сволочь, начала
перелазить, но так неловко! Я подбежал и начал ее ногами молотить в тощую
задницу, изо всей силы, как мог. Перевалилась. Я даже не посмотрел, слышал
только, как об лед ударилась...
Странно, почему же они меня почти не ловят? Уважают? Как же пить
хочется... Левая рука вся в крови, больно, пить хочется, в крови, больно,
пить, крейсер вот уже, на курсанта хватает одного патрона. Сколько еще
осталось? Двое выбежали на шум - зря, милые мои, сидеть бы вам по домам,
но не теперь... Одного ногами скинул в воду с трапа, на другого плюнул и
на палубу взбежал. Притаился за углом - пока они вылезать не начнут.
дверь справа, подбежал, толкнул - поддалась. И ввалился внутрь, по
лестнице крутой и железной вниз пролетел.
тусклая...
Незыблема фланирующая легкость. И руки ее, опутавшие тощую поездную
подушку - постоянны. Слова естественны и несложны. Я вижу и закрываю глаза
в боязни слепоты. Все как и было, нет переменных, нет уравнений - железные
числа, большие серые камни красивы своей неприступностью, древностью и
ненужностью. Границ не видно - просторы, степи и леса, все нехожено, все
ново, сколько ходить еще? Бесконечно. Не отступая, потому что преград не
видно. Я становлюсь спокоен. Я стал спокоен. Мои пальцы не испытывают
ничего нового.
тяжелым колотят.
или непонятно. Темно все равно. Пытаюсь подняться, но схватиться не за
что. И почти уже нечем.
Здесь свет. Тусклый, подпотолочный, пыльный.
ряда у дальней стены. И маленькая строгая табличка: "Руководители
Советского государства". А чуть пониже и чуть помельче: "Ответственный за
сохранность и внешний вид мумий мичман Сацкевич".
стука в дверь.
Зыков Виталий
Херберт Фрэнк
Суворов Виктор
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Смоленский Вадим