снаряды для больших баллист и котлы, из которых в первые месяцы осады лили
на головы штурмующих кипящий жир, опустели. Хоронить мертвых было некому.
У тех, кто еще оставался в живых, не хватало на это сил.
не будет. А тем временем злобные тролли, предчувствуя победу, ликовали.
Когда же из темных джингахарских лесов на подмогу к ним явились
вооруженные кривыми, тяжелыми мечами, в латах из кожи саламандр гоблины,
тролли стали готовиться к последнему штурму.
лишь нескольких часовых, защитники крепости собрались на совет. На исходе
ночи, когда большая кровавая луна Темисо поднялась на свой небесный трон,
маленькая, голубая, по имени Джамиран стыдливо, как и каждую ночь,
спрятала свое лицо за горизонтом, встал верховный жрец бога Гипноса.
спастись от лютой смерти. Но он придумал, как ускользнуть из крепости и
обмануть кровожадных троллей. Для этого надо уйти в странный и загадочный
мир снов. Правда, - добавил он, заканчивая свою речь, - вернуться из мира
снов обратно будет уже невозможно.
стороны лагеря осаждающих скрип и стук. Это сколачивались штурмовые
лестницы и щиты, чтобы защищаться от стрел.
каждый вспомнил о могилах славных предков. Но выхода не было. Мало кому
хотелось умереть и никто не желал зла своим женам и детям.
верховный жрец бога Гипноса пропел заклинание и возникла дверь в мир
снов...
аквамариновым цветом покрытые жемчужными раковинами крыши домов города
дайнов.
крепость и не обнаружили в ней ни одного человека. Все защитники исчезли
неизвестно куда. Остались лишь покинутые дома и то имущество, которое
дайны не смогли унести с собой.
Каждый винил в неудаче другого. Наконец, собрав то, что осталось, а надо
сказать, что дайны прихватили с собой наиболее ценные вещи, тролли и
гоблины с позором вернулись, одни в свои джингахарские леса, другие в
мрачные теснины кромпонских гор. С тех пор отношения между этими двумя
племенами испортились и редко когда какой-нибудь гоблин, встретив на
глухой лесной тропе тролля, отказывал себе в удовольствии вонзить ему
кинжал в спину. Если в подобной ситуации оказывался гоблин, то тролль
поступал точно также.
в других племенах не мог определить куда они исчезли. И только временами,
жрецы бога Гипноса, когда при них начинали обсуждать этот загадочный
случай понимающе переглядывались и едва заметно усмехались.
поначалу погибли, поскольку не знали как в этом мире жить и добывать себе
пропитание. Если бы им не помогал верховный жрец бога Гипноса, они бы
погибли все. А так уцелело несколько сотен самых сильных и умных.
безумцы, пытавшиеся искать путь обратно, в тот мир, из которого пришли.
Ничего у них не вышло.
мире и мир снов стал для дайнов родным. Те, кто в нем родился, не могли
уже представить как можно жить в другом мире и каким он может быть, этот
другой мир. Даже тогда, когда дайны подружились с птицами-лоцманами и
научились не только путешествовать по снам, но и находить выходы в
статичные миры, никто уже не мог определить какой из них является их
родным. Да и ни к чему это было. Потому, что мир снов стал для них родным.
всегда поступали по справедливости, а также не щадя живота боролись со
всякой, в изобилии населяющей сны нечистью: со зморами, паразитами снов,
темными порождениями кошмаров и, конечно же, с черными магами-их прозвали
инспекторами снов. Неизвестно, из какого языка было взято это слово, но
для многих жителей мира снов оно имело значение и воспринималось не только
как имя.
без следа птичка-врушка об одном крыле. Гунлауг кинул в огонь еще одну
ветку. Взлетел рой золотистых ос и там, в бездонной синеве, медленно и
беззвучно погас.
реального мира в мир снов, могли производить странное действие - спать. С
каждым новым поколением это искусство встречалось все реже, пока и вовсе
не утратилось. А жаль. Судя по всему, с помощью этого искусства первые
дайны могли создавать сны. Если бы мы смогли вернуть это забытое
искусство, то значительно бы увеличили свою власть.
сигарету, швырнул обратно.
она любит взимать дань, плату. И, как правило, всегда берет больше, чем
дает. Так уж получается, такова жизнь, и ничего тут не поделаешь. Видимо с
дайнами произошло то же самое. За то, что попали в мир снов, они заплатили
тем, что утратили дар эти сны видеть.
чтобы это определить, мне надо хотя бы один раз умудриться не провалиться
в безвременье, а заснуть.
например: кто скажет, сколько стоят те пять минут, когда ты летом стоишь у
окна, куришь и вдруг понимаешь, что вся вселенная, все окружающее вошло с
тобой в странную мимолетную гармонию и ощущаешь великий, безграничный,
неописуемый покой? И стоит ли за эти пять минут заплатить несколькими
седыми волосками? Кто знает? Кто определит? Кто оценит?
если позволит великий Гипнос, выйдет действительно что-то стоящее...
было снова не рухнул на асфальт, но удержался и даже попытался сесть. Как
ни странно, это мне удалось.
смахнул, приставший к щеке окурок.
у меня висел огромный, раза в два больше, чем солнце, огненный шар. В его
безжалостном свете медленно плавились унылые кирпичные трехэтажные дома с
выбитыми стеклами. Они закрывали горизонт, но я знал, что в мире зморы до
него недалеко - километров пять, не больше.
здоровенный стервятник и смотрел на меня неподвижными, похожими на
оловянные пуговицы, глазами. Вот он разочарованно покрутил головой и,
развернув огромные крылья, с противным криком улетел.
не подохла от голода?
мелом, вытер их о штаны.
монотонный вой. Он звучал все громче и громче, пока не стал таким, что мне
показалось, будто у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки. Я хотел было
заткнуть уши пальцами, но тут вой смолк. На мгновение воцарилась
неестественная тишина, но вот в одном из полуразрушенных домов что-то
скрипнуло, потом оттуда послышался грохот, словно по паркету прокатили
большой булыжник.
за это время не изменился.
путь.
моих ботинок гулко шлепали по потрескавшемуся асфальту.
возле стены высокого, со множеством мраморных колонн и просевшей крышей,
дома кучи золота. Мне показалось, что с тех пор, как я был здесь последний
раз, их стало больше.
ветку. Заинтересовавшись, я подошел ближе и всмотрелся.
пальце виднелось кольцо с печаткой в форме странного, рунического знака.
двинулся дальше.
становилась все длиннее. Солнце уже не жарило так безжалостно и даже подул
легкий ветерок. Под подошвами похрустывали черепки глиняной посуды,