Чтение 2–й страницы книги ~Священный месяц ринь~

Отец Дионисий сделал неопределенный жест.

- Обратимся к Мрецкху. Да и, Бог даст, отец Афанасий вот-вот на него
поднимется.

- Настоящая эпидемия, - сказал Юл. - Отец Афанасий, Боноски, Селеш,
Хомерики, теперь вот - Кэтрин... Остались Ким и я.

- Что и доказывает. Юлий Владимирович, что вы такой же переводчик,
как я - онейроп, - отец Дионисий широко улыбнулся и пояснил: - Шучу.

- Вы не знаете, в таком случае, чей именно я агент? - прищурился Юл.
- Омска, Ростова или, может быть, Петербурга?

- Я приношу вам самые искренние извинения, - сказал отец Дионисий. -
Я глупо пошутил. Простите меня.

- Дело в том, - сказал Юл, - что я слышу эту шутку уже не в первый
раз.

- Вы имеете в виду тот инцидент с отцом Александром?

- И его тоже.

- Что поделаешь... Вы должны простить нас: россиянам трудно
расстаться с представлением, что каждый подданный Конфедерации просто
обязан быть шпионом.

- Да уж... - неопределенно хмыкнул Юл. Это он знал не понаслышке: во
все свои приезды в Москву он ощущал плотный и наглый, на грани фола,
прессинг во всем диапазоне: от примитивного уличного топтания и обысков в
номере в его отсутствие до попыток тотального эхосканирования - так что
приходилось постоянно, не снимая, носить на голове обруч охранителя. Все
впечатления о Москве были приправлены головной болью и зудом от плотно
сидящего обруча. Гаррота, вспомнил Юл нужное слово.

- Так я пойду, встречу Петрова, - сказал он, вставая.

- Да, пожалуйста, - сказал отец Дионисий. - И если у него окажутся
лишние вещи - оставьте их в своей комнате, хорошо?

Юл вышел из здания в тот самый момент, когда в ворота въезжал
кремового цвета лимузин - изготовленная на Земле имитация здешней марки
"Золотое дерево". Не успела машина остановиться, как из нее выкатился
кругленький, упругий, дочерна загорелый человечек в белой безрукавке и
шортах.

- О! - сказал он. - Ну и жарища тут у вас! Это с вами я говорил по
телефону?

- Со мной, - сказал Юл. - Где ваш багаж?

Ночь здесь всегда, в любое время года, наступала мгновенно. По
серпантину взбирались в полной темноте. Шофер Цуха, из "детей дождя" - так
назывались подкидыши к воротам Дворца, очень интересная социальная группа,
имевшая даже свой язык, впрочем, похожий на Понго; их воспитывали так, что
ни солгать, ни подвести хоть в малом они просто не могли; они работали или
служили там, где эти качества были необходимы, а на карьеру рассчитывать
не приходилось, - Цуха вел машину медленно, всматриваясь в сверкающее, как
река на восходе, полотно дороги; с некоторых пор все дороги, ведущие к
Священным Рощам, два-три раза в год посыпали битым стеклом, дабы босые
паломники...

- Камень, - сказал Цуха.

Камень - толстенная плита размером с письменный стол отца Дионисия -
лежал посредине дороги. Весу в нем было никак не меньше тонны. Пока Юл
скреб подбородок, размышляя, что делать, Цуха снял с крыши кабины щит из
досок, и втроем они положили щит так, чтобы получился пандус. По этому
пандусу Цуха провел грузовик. Доски похрустывали и поскрипывали, но
выдержали пятнадцатитонную машину.

- Крепкое дерево, - с уважением сказал Петров.

- Что он говорит? - спросил Цуха.

- Он говорит, что крепкое дерево, - перевел Юл.

- Да, - сказал Цуха. - Очень крепкое. Серое дерево очень крепкое.
Очень крепкое и очень дорогое. Скажи ему.

- Дюймовая доска из этого дерева не пропускает пистолетную пулю, -
сказал Юл. - Раньше из него делали латы, щиты...

- Опять камень, - сказал Цуха.

- На этот раз не пришлось выходить из машины: камень лежал на краю
дороги, и можно было протиснуться. Цуха прижал грузовик к скале, стал
медленно, по сантиметру, проводить его мимо камня - и вдруг газанул, с
ревом и скрежетом продрался на свободу, погасил огни и вслепую, наугад
проехал метров сто.

- Что с тобой? - спросил Юл.

- Сейчас, - сказал Цуха. - Шевельнулась земля...

Позади раздался короткий обвальный гул, удар. Грузовик подпрыгнул.

- Боже мой, - прошептал Петров. - Что это?

- Змея Гакхайе, - сказал Юл. - Под этой дорогой погребена великая
змея Гакхайе. Когда начинается ночь, змея вспоминает, что пора идти на
охоту...

Цуха, открыв дверцу и встав на сиденье, всматривался поверх кузова в
то, что происходит сзади. Потом сел, завел мотор, включил фары и повел
машину быстро, как только мог. Лицо его блестело от пота.

- Вам вольно шутить, - начал было Петров и оборвал себя: сзади опять
донесся - теперь далекий - обвальный грохот.

- Успели, хвала Создателю, - прошептал Цуха на языке "детей дождя": с
артиклями и редуцированными гласными; та же самая фраза на Понго могла
привести прямиком в петлю, так как означала бы: "Мы вздрючили Создателя".

- Они сами падают? - спросил Петров.

- Иногда сами, - ответил Юл.

- А у меня окошко разбилось, - пожаловался Петров. - Я его локтем
задел, а оно выпало.

Только сейчас Юл почувствовал, что кабина полна свежего холодного
воздуха.

- Ничего, - сказал он. - Скоро приедем. Не замерзнете?

- Какое там, - сказал Петров. - А скажите, пожалуйста, вот когда мы
выезжали из города, справа был такой длинный парапет...

- Это нижняя стена Дворца.

- Да какая стена - мы вдоль этой штуки почти час ехали.

- Размеры дворца - сорок пять на пятнадцать километров, - сказал Юл.
- Вот, смотрите, - он пальцем на ветровом стекле нарисовал вытянутый овал.
- Это дворец, а это - столица, - он обвел кружком нижнюю треть овала. -
Такие вот тут масштабы власти.

- Да-а, - сказал Петров. - Это должно впечатлять.

- Это и впечатляет, - сказал Юл. - А вы разве, когда ехали из порта,
не обратили внимания на дворец? Из центра города - очень красивый вид.
Холм, стена, шпили - глазурь, золото...

- Не обратил, - сказал Петров. - Я все как-то на близлежащее...

- Ну, и?..

Петров пожал плечами.

- Так ведь - из окна машины.

- А все-таки?

- Тревожно, - подумав, сказал Петров.

Юл молча кивнул.

На перевале остановились отдохнуть. Цуха открыл капот, обошел машину,
попинал скаты. Потом сел на землю, скрестив ноги и упершись локтями в
колени, и замер. "Дети дождя" владели многими секретами, в том числе и
методикой быстрого отдыха; пятнадцать минут в такой позе заменяли им часов
шесть крепкого сна.

- Ну и небо, - сказал Петров сипло. - Ну и небо же...

- Вон - Солнце, - показал ему Юл. - Видите: квадрат из ярких звезд, и
прямо над ними...

- Маленькое, - сказал Петров. - Невзрачненькое... Вы давно здесь?

- С перерывами - шесть лет. Земных. Местных - пять.

- И - только переводчик?

- Поначалу - только. Потом увлекся... Вообще-то здесь трудно не
увлечься чем-нибудь - интересно же неимоверно. И людей не хватает: квота.
Сто сорок четыре землянина максимум, а кого, мол, и сколько - сами
решайте. И тут уж начинаются протекции и прочие выкручивания рук. И в
результате в российском представительстве сорок девять человек,
церковников - пятьдесят семь, а в посольстве Земли - двадцать. В
торгпредствах - по одному, редко по два человека. Чтобы вас принять,
Филдинг кого-то из своих отправил на "Европу"... и ничего же не сделаешь.
Дворец недосягаем...

- Да, Филдинг писал, что обстановка здесь сложная.

- Сложная - не то слово. Непонятная - и нет информации. Смотрите: на
планете три материка и чертова прорва островов, все это площадью с
Евразию. Природные условия восхитительные. Но зона цивилизации ограничена
каким-то магическим кругом: девятьсот-тысяча километров от столицы, не
более. Вне этого круга - покинутые города. Пятьсот лет назад покинутые,
тысячу лет... Смотрите - "Европа".

Прямо над ними медленно плыла неровная цепочка ярких звезд.
Перевалила зенит, засветилась красным и померкла.

- Вошла в тень, - сказал Юл. - Вам хоть показали планету сверху?

- Нет, - сказал Петров. - Сразу сунули в какую-то летучую жестянку...

- Жаль. Сверху все это очень красиво. Атмосфера здесь на слишком
плотная, но богатая кислородом, магнитное поле сильное - полярные области
светятся, как неоновые лампы. Мы, к сожалению, почти на экваторе, а уже с
сорок пятого градуса широты такие полярные сияния - о-о!.. Да, я отвлекся.
Население все этнически однородно, а языков насчитывается восемь. Ну,
Понго - всеобщий. Потом - мужской и женский, причем считается, что перевод
с одного на другой невозможен. Язык "детей дождя". Два языка монахов
Терксхьюм - детский и взрослый. Детский у них общий с языком Служителей