пополз, толкая перед собой фонарик. Метра два дыра шла вдоль плиты, потом
поворачивала в сторону туннеля - и в этом месте он застрял. Сначала это
было даже смешно, потом пришел страх. Ведь - не вылезти. И не похудеть,
что я вам, Винни-Пух? Он дернулся, попытался повернуться на бок. Не вышло,
застрял еще сильнее. Тогда - уперся руками, оттолкнулся от какого-то
выступа... ни фига: куртка завернулась, и он застрял опять. Ни вперед, ни
назад.
спину, сел, отдышался.
мелькнули. Через минуту раздалось: - Все путем! Тут туннель, рельсы,
тепловоз стоит! Сега, давай сюда!
шнура, понял? Если я подергаю - бегом назад. Ветка, проследишь.
слышишь? А ты сидишь в туннеле и леску держишь. Чуть что не так -
дергаешь.
слушаться, как меня. Фрукт, слышал? Ветка за старшего, ясно?
оглянулся, будто хотел что-то сказать, но не сказал.
- и даже шелест стекающего с катушки шнура, казалось, создает эхо.
Отчетливо капала в двух местах вода: близко и медленно: блоп. Блоп. Блоп.
И - далеко и быстро: ляп-ляп-ляп-ляп-ляп... Воздух, текущий за решеткой,
создавал не звук, а вибрацию, которую воспринимали не столько уши, сколько
все лицо. И камень вокруг тоже беззвучно подрагивал, как будто где-то
недалеко шли поезда.
железнодорожной станции, до Тарасовки, еще пятнадцать.
лагерь развернули в Лукошкином логу, при поливных полях. Отпластавшись на
прополке три дня подряд, звено Артема заработало дополнительный выходной.
И теперь в лагере были уверены, что они укатили домой, дома об этом,
понятно, ничего не знали, да и не заботились особо... Родители были
убеждены, что Леонидополь - самое безопасное место в мире. Они так и
говорили друг другу: на все плевать, главное, что дети здесь в
безопасности.
ничего. И оставлять двери открытыми. И открывать на любой стук и звонок,
не спрашивая, кто там. Полицейскую службу несли две сорокалетние тетки,
тетя Маруся и тетя Клава. Тетя Маруся на маленьком японском мотороллере
объезжала иногда город, интересуясь, у кого какие проблемы, а тетя Клава
сидела у телефона и вязала.
колонной, машина с мигалкой впереди, все уступали дорогу, а потом головной
автобус, в котором сидел и он с родителями, остановился на крутом берегу
над обрывом и загудел, и остальные автобусы сбились в тесное стадо и тоже
загудели. Под обрывом была река, а за рекой, на том берегу, стоял
настоящий город. Красные и желтые небольшие дома в центре, несколько белых
многоэтажек по окраинам, а в отдалении - квадраты пятиэтажных серых,
розовых и голубых коробок. Огромное количество деревьев и кустов, и даже
местами на крышах и в окнах росли деревья. Артем знал, что отец с друзьями
больше года приводили в порядок те дома, в которых им предстояло жить.
пользоваться в нем моторным транспортом позволялось лишь полиции. Даже
бургомистр ездил в двуколке.
Петровск-69. Настоящий Петровск стоял почти в тысяче километров отсюда.
Весь город работал на чем-то, что называлось Комплекс. В девяносто седьмом
году Комплекс закрыли, что можно было вывезти - вывезли. Потом - взорвали
входы, а воронки залили бетоном. За три года город опустел - и стоял
пустой больше десяти лет, пока на него не положили глаз Артемов отец с
друзьями. У них уже тогда возник план: уехать из больших городов и
где-нибудь в глуши основать сельскохозяйственную коммуну. Они напечатали
об этом статью, и отозвалось почти сто тысяч человек! Все хотели уехать,
всем надоело дышать угаром, все устали от воров и бандитов. Но отец и его
друзья написали еще одну статью, где объясняли, что в коммуне будут очень
строгие порядки и что нарушение этих порядков будет караться изгнанием -
сразу и беспрекословно. Артем однажды оказался невольным свидетелем такого
изгнания: отец еще был бургомистром, он пришел к нему на работу по
какому-то делу - и случайно через незакрытую дверь услышал, как выгоняют
одну женщину. Он не слишком понял, за что именно ее выгоняют, но слышал,
как она кричала: "И куда я там пойду? На панель? И дочку за собой на
панель потащу?!" И ей отвечали, что она была предупреждена, когда
записывалась, что все имущество теперь общее, городское, она внесла свой
пай, но забрать его права не имеет, а получит, как все уходящие, денежный
эквивалент полугодового содержания и два комплекта одежды для себя и для
ребенка... Артем тогда подумал, что это неправильно, несправедливо, но
когда попытался заговорить на эту тему с отцом - получил такую взбучку (не
ремнем, конечно, отец его и пальцем ни разу не тронул), что зарекся
навсегда... Но все это было потом, а тогда - тогда автобусы стояли и
гудели, и люди высыпали из них и кричали что-то, и размахивали руками, и
обнимались, и говорили, что теперь-то начнется настоящая жизнь.
"Там вдали, за рекой, уж погасли огни, в небе ясном заря догорала..."
Непонятно почему, но эта песня стала как бы гимном города. Каждый год
шестнадцатого августа, в годовщину основания, вот так же собираются люди
на берегу, жгут костры, пекут картошку и жарят мясо, пьют пиво и яблочное
вино - и поют песни, и обязательно эту.
рабочих..."
смотался, он вытащил из-под последних витков хвостик и привязал к нему
хорошим встречным узлом конец второго шнура. Двести и двести - четыреста
метров. А может, там ничего и нет? Тот же Васька Плющ рассказывал, что
где-то в окрестностях его родного города есть такое странное место:
ниоткуда, посреди чистого поля, вдруг начинается отличное широкое шоссе,
идет-идет-идет - и так же внезапно обрывается. И такая же из ниоткуда в
никуда железная дорога со стрелками и платформой...
них - дети.
можно было видеть все вокруг. И шевельнувшуюся в дальнем конце пещеры тень
Артем хоть и краем глаза, да заметил.
медленно обхватил его пальцами. И одновременно: повернул голову - и
направил луч туда, в угол, сжимая его до узкого, почти игольчатого,
пучка...
провода... Десять человек могло спрятаться за всем этим, и никто бы их не
нашел.
холодно в этом каменном мешке. Холода Артем не выносил, это все знали, это
не было стыдно. Стыдно было трусить, а мерзнуть - это уже от организма
зависит. Кубинцы, говорят, при двадцати пяти в толстых свитерах ходят...
на велосипедах. И так же, как там: недовольных не держим-с. Хотите жить
по-нашему - живите. Не хотите - вот вам Бог, а вот порог. И все, и не
будет иначе.
ручку, в левой у него был фонарь, и он сделал несколько шагов туда, где
все громоздилось и где опять мелькнуло что-то на границе светового пятна.
Крысы, сказал он себе. Кто же еще, кроме крыс? Про подземных жителей -
сказки...
дальше. Не шли, и все. Это было просто смешно. Будто отсидел. Мурашки. Не
слушаются. Он попытался сделать шаг, шажок... и тут за спиной раздался
громкий прерывистый шорох!
бесконечно долго не мог обернуться. Все страшные истории про жителей
подземного города внезапно оказались втиснуты в этот шорох за спиной.
полу, и шнур слетал с нее быстрыми рывками.
боятся. Артем упал на катушку - и буквально в последний миг успел
остановить ее, не дать уйти последним метрам шнура. Катушка рвалась, шнур
натягивался и пружинил - как-то не в такт: будто несколько человек