взялись искаженные хари на нынешних картинах. Не умеют рисовать, взяли бы
фотографию да перевели на холст.
него наготове был другой способ, доступный лишь инженеру, конструктору -
короче, образованному человеку.
рейсшину и штангенциркуль, расчертил белый фон на квадраты и принялся
замерять и переносить на холст свои размеры. К вечеру рисунок был готов.
Точнее, не рисунок, а чертеж. Человеческое лицо, вроде бы совершенно
правильное, смотрело мимо Валерия Александровича бельмами рыбьих глаз и не
выражало ничего.
смотренного телесериала.
штангенциркуля и рейсшины можно было бы создавать портреты, то овчинка не
стоила бы выделки, всякий техник лепил бы шедевры. А Валерий Александрович
был уверен, что такое под силу только инженеру.
Александрович вновь отправился в библиотеку. Сделал он это тем охотнее,
что нежно любил тушеную печень и надеялся вновь получить ее на обед.
нашлось. Библиограф справочного отдела сбилась с ног, таская ящики с
карточками. Книги, записанные на них, явно не могли научить, каким образом
не только сделать изображение живым, но и показать характер человека.
цель своих поисков, признался, что ему надо связать внешность с характером
человека. Библиограф просветлела лицом и принесла запыленную коробку, в
которой хранились карточки на сочинения, посвященные всевозможным
лженаукам, начиная с хиромантии и кончая графологией. Названия этих книг
обещали все, что угодно, и воодушевленный Валерий Александрович выписал
кучу книг, самоновейшие из которых были отпечатаны во времена нэпа.
хиромантию он справедливо счел мошенничеством. Заинтересовался было
антропометрией, но автор быстро свел разговор к поимке преступников, и
Валерий Александрович отложил и эту книгу. Немало его позабавила
краниметрия по Галлю. Читая, Валерий Александрович то и дело ощупывал свою
голову, выискивая различные шишки. Шишек оказалось на удивление мало, одна
лишь слуховая память, если верить пособию, была у Валерия Александровича
хорошо развита. Не было ни религиозности, ни коварства, с чем Валерий
Александрович согласился, не было и чувства прекрасного, что показалось
обидным. Но самое главное, у Валерия Александровича полностью
отсутствовала математическая шишка, а значит и способности. Это уже
представлялось откровенной неправдой, ибо Валерий Александрович
высчитывал, сколько ему полагается сдачи, быстрее любого кассира. Но все
же, книжка была любопытной, и кое-что Валерий Александрович выписал в
учетный гроссбух рядом с несостоявшимися воспоминаниями.
люди, интеллектуалы даже, выйдя на пенсию, опускаются, просиживают время у
телевизора, рубятся в домино, а он занимается искусством, сам создает его,
а сейчас, вот, возвращается из библиотеки, где повышал культурный уровень.
отражение в стекле вагона, прикидывал, как он будет выглядеть на картине.
Получалось хорошо, полушубинское отражение смотрело из темноты туннеля
благосклонным взглядом, и даже змеящиеся полосы кабелей не портили
внешности.
Когда Валерий Александрович попытался обвести краской изготовленный
чертеж, вместо лица образовалось глупое розовое пятно. Даже отдаленное
сходство с человеком исчезло.
дверцами хранилось великое множество нужных и полезных вещей, разными
путями доставшихся Полушубину. Туда же должен был отправиться и ящик с
красками, но вместо того, он обосновался на столе и потянул вниз остальные
спрятанные богатства.
происходящем как бы объяснения, зачем ему много лет назад потребовалась та
или иная вещь. Сколько времени лежал без движения кривой
циркуль-измеритель, вынесенный Валерием Александровичем из
инструментального участка, а все-таки потребовался - и вот он,
целехонький, ни разу не использованный! И так во всем. Ни одна вещь, если,
конечно, это настоящая вещь, никогда не пропадет втуне. Рано или поздно -
про нее вспомнят.
позади зачерствевших лент к пишущим машинкам и ручного скрепкосшивателя
обнаружился футляр с портативным спектроскопом. Элегантная вещь: чуть
больше театрального бинокля, и с виду похож, но нужен не театралам, а
металлургам. Направляешь бинокль на какой-нибудь предмет, вращаешь
верньер, словно на резкость наводишь, а вторым глазом видишь ряд цифр:
длины волн и интенсивность. Удобная вещь: заглянешь через нее в летку и
видишь, готова ли сталь, а если не готова, то какие добавки в нее следует
внести. Досталась она Валерию Александровичу, когда тот, еще до КБ работал
мастером в цеху. Валерий Александрович справедливо рассудил, что
спектроскоп прибор тонкий, неумелыми руками недолго его и загубить, а
опытный сталевар и без спектроскопа на глазок готовность стали определит.
Решил он тогда прибор от греха прибрать, целее будет - и оказался прав.
непокорными красками. Ясно, что это под силу только инженеру.
мольбертом. Почти сразу он определил, что в зависимости от освещения,
разительно меняются оптические характеристики его лица. Тогда Валерий
Александрович завесил окна глухими шторами, отгородившись от наступающей
весны, и начал работать при электричестве, гарантирующем постоянство
условий.
на своей физиономии места им соответствующие и закрасил на восстановленном
чертеже первые квадратные миллиметры поверхности. Затем он начал смешивать
краски, подолгу изучая через спектроскоп выдавленную на палитру массу,
медленно, с трудом подбирая нужные оттенки.
Накладываясь друг на друга, мазки не сливались, каждый был отдельно от
других. Что-то подобное Валерий Александрович видал на иллюстрациях к
учебнику живописи. Он даже вспомнил похожее на ругательство слово
"пуантилизм". Первым побуждением было немедленно замазать весь
"пуантилизм", но потом Валерий Александрович пришел к выводу, что это
необходимый этап, поскольку все равно надо учиться подбирать оттенок.
Рябая, в цветных точках морда целый месяц украшала квартиру.
по делу. Вспомнил вдруг, что приближается день рождения сына. И, кажется,
кругла дата - тридцать пять лет. Сына Валерий Александрович не видел лет
пятнадцать или даже больше. Первые годы после развода и размена квартиры
Валерий Александрович регулярно раз в месяц навещал бывшую супругу и водил
сына гулять. Но потом парень все чаще стал где-то пропадать, и Валерий
Александрович, которому надоело зря кататься через весь город, бросил
ездить.
подарок повез пенсионный спиннинг. Ехал с хорошим добрым чувством, как и
полагается работнику искусств, а получилось, что напрасно ехал. Открыла
дверь незнакомая гражданка и сообщила, что Полушубины здесь давно не
живут. Сын, оказывается, успел жениться, даже ребенок есть - девочка или
мальчик Валерий Александрович не поинтересовался. Вот и переехали.
Обидно было, что не предупредили его ни о женитьбе сына, ни о рождении
внука (или внучки, неважно, в конце концов!), ни о переезде. Вот она
благодарность! И это за все, что он делал для них! Ведь ни разу ни на один
день не задержал выплаты алиментов. Действительно, добрые дела не остаются
безнаказанными.
в живопись. Он закрасил пестрый холст и начал все заново. Теперь у него
был опыт. Пользуясь таблицами, составленными в эпоху "пуантилизма",
Валерий Александрович довольно быстро подбирал нужные сочетания, а не
наносил краски наугад, пятная полотно в разных местах. Теперь он начал с
волос и постепенно спускался вниз, не оставляя непроработанным ни единого
квадратного миллиметра.
старался не думать о ней, потому что не знал, как с ней справиться.
Спектроскоп при работе закрывал брови, переносицу, часть лба и оба глаза.
Прямо посреди портрета неизбежно должно было получиться белое пятно.
Слегка сдвинув прибор, морщась и искажая лицо, можно рассмотреть часть
закрытой зоны, например, брови, но глаза всегда оставались скрыты. Самую
ответственную часть работы предстояло делать вслепую.
выкрасок (память о службе на текстильной фабрике) провел перед зеркалом,
разглядывая свои глаза и пытаясь угадать длину волны, чтобы передать
колер. Остановился на двух композициях, с виду совершенно одинаковых, хотя
прибор утверждал, что в одну из них луч света проникает значительно
глубже.
томах по физиогномике. Он достал автобиографический гроссбух и вскоре
отыскал выписанное на всякий случай утверждение: "Ежели у кого глаза
бывают прозрачны, таковой человек характером добросердечен". Валерий