рыбу и съел ее на глазах у восхищенных братьев Зау.
разгоняя ряску и путаясь в толстых стеблях кувшинок. Можно было доставать
улиток с самой глубины, ловить мальков и головастиков.
меньше, чем вначале, и приходилось порой повозиться, чтобы раздобыть себе
обед. К тому же, Зау подрос и ему уже не хватало обычных трех-четырех
улиток. Все чаще малыши жаловались по ночам беседующим взрослым, что они
голодны.
улитку. Такой огромной улитки никто из братьев Зау не видывал. Завернутая
спиралью раковина казалась целым холмом, а длинные щупальца улитки свисали
до земли, даже когда взрослый поднял улитку на вытянутых руках.
упругое серое мясо. Давно он так не пировал. Но радость была омрачена
неожиданным открытием. Он вдруг заметил, как мало осталось их на берегу.
Некоторые, самые нетерпеливые, ушли в дальние заросли, где было много
травы и мелкой живности, но где попадались звери, не понимавшие или не
слушавшие приказов, поэтому оттуда почти никто не возвращался. Многие
братья Зау уродились слабее остальных, а потом не сумели выправиться. Они
чахли и умирали один за другим. Но самый большой урон нанес ночной страх.
заставляет засыпать живущих, один лишь молочник не подчиняется ему и
выходит на охоту. Еще дважды с момента рождения Зау молочник ухитрялся
преодолеть ловушки, поставленные взрослыми, и устроить на берегу побоище.
двигаться ночью. Правда, через несколько секунд непослушные конечности
замирали, и Зау засыпал так крепко, что не слышал ночных разговоров,
которые любил больше всего на свете. Поэтому запас энергии Зау берег,
чтобы лежа в полной неподвижности, беседовать с маленькими и взрослыми,
далекими и близкими братьями. Многого в разноголосом хоре он не понимал,
многое забывал к утру, но приходила новая ночь, и Зау снова учился.
были далеко, вскочил и побежал. Он не знал, что запаса дневной силы хватит
ему лишь на десять шагов, а молочник видит в темноте и неутомим в беге.
Просто крошечное тельце не желало быть съеденным, и Зау спасался. Сослепу
он влетел в воду, а молочник, которому хватало добычи на берегу, не полез
за ним.
медленнее песка. В теплой воде способность двигаться не покидала его, и
Зау на ночь стал забираться в воду. Другие малыши последовали за ним, но
потом случилась очень холодная ночь, вода на мелководье выстыла, и
несколько братьев утонуло.
берегу стояла скучная, не было молодых побегов. Выросли и пропали
головастики. Если бы не помощь взрослых, в береговой колонии начался бы
голод. Взрослые, беседуя между собой, называли случившееся бедствие
"зимой". Самих взрослых зима не пугала, у них было что-то под названием
"дом", в котором было тепло даже зимой. Взрослые строили дом из деревьев,
и Зау тоже решил построить дом. Насобирал палок и воткнул их во влажный
песок. Бегать между торчащими палками было очень интересно, но от ночного
холода они не помогали.
мокрокожие зарылись в ил и не всплывали даже, чтобы глотнуть воздуха. Одни
молочники любили зиму. Это было их время.
Когда ночью он услышал тяжелый удар, а потом резкий незнакомый визг, он не
подумал о молочнике. Молочник ходит в тишине, лишь пофыркивание выдает
его. Утром Зау побежал смотреть, что произошло за холмом, где стояли
западни, настороженные взрослыми.
зверь. Он был невелик, лишь немного больше изрядно подросшего Зау, но вид
зверя был чудовищно отвратителен: вытянутое тело покрывали какие-то нити,
словно убитый успел прорасти небывалой травой или покрыться мерзкой черной
плесенью. Хвост, слишком длинный и тонкий, чтобы помогать при ходьбе,
тянулся нелепым червяком. В раскрытой пасти белели длинные тонкие зубы, а
глаза, так страшно сверкавшие во тьме, теперь были почти неразличимы. Зау
никогда не видел молочника, но сразу понял, что это он и есть. Только
молочник мог быть столь беспредельно гадок. Длинные нити на кончике морды
- ведь это они касались Зау в первую ночь его жизни! - обвисли, в ноздрях
запеклась густая кровь. Молочник был мертв, раздавлен упавшим сверху
толстым куском бревна.
раскачиваясь и размахивая руками.
больше не придет ночью, никогда не раздастся шорох, красные глаза больше
не засветятся! Молочник умер!..
смотрели, раскачивались на хвостах, подпрыгивали и пели:
труп и начал приводить ловушку в порядок.
еще рано жить самим.
может быть молочник. И все же это была правда. Через несколько ночей
молочник пришел и загрыз одного из братьев. А потом и этот молочник попал
в капкан и был раздавлен. Зау смотрел, как взрослый вытаскивает убитого
убийцу, и вдруг понял, что больше не может бояться.
деревяшку и убью его. Я прямо сейчас возьму деревяшку, найду молочника и
убью его.
копошащихся у его ног:
Поэтому они так часто попадаются. Но если вы встретитесь со старым
молочником, деревяшка не поможет.
поувесистей и клал теперь ее рядом с собой, чтобы ударить молочника, когда
тот придет за ним.
было. Струи воды впивались в землю, разбрызгивали песок, секли траву,
сшибали с веток старые листья. Случись подобное полгода назад, когда Зау
только родился, он был бы убит - с такой силой падала с неба вода. Зато
сразу после дождя отовсюду полезла трава, деревья украсились свежими
побегами. Зима кончилась. Не только днем стало тепло, но и после заката
Зау мог долго бродить по берегу. Правда, он почти не видел в темноте, но и
просто осознавать себя хозяином собственного тела было приятно. К тому же
он мог теперь сколько угодно беседовать по ночам - и Зау непрерывно
учился, узнавая тысячи новых вещей.
образы, возникавшие в голове, были столь подробны, что Зау казалось, будто
он знает все о мире, раскинувшимся за пределами болота и песчаного
пляжика. Этот мир манил и отпугивал одновременно. Но Зау догадывался, что
скоро желание видеть и делать пересилит страх.
таскал с собой палку и часто, воинственно взвизгивая, врубался с нею в
камыши, круша их направо и налево и представляя, что вместо смирных
растений перед ним злобный молочник. Однако, когда молочник пришел на
самом деле, палка оказалась забытой.
чем молочник кинулся на него, Зау прыгнул сам. Он понимал, что бежать
некуда, и на этот раз смерть не обойдет его стороной. Челюсти Зау,
привыкшие дробить ракушки и перемалывать стебли, сомкнулись на холке не
ожидавшего нападения хищника. Молочник издал скрежещущий визг, зубы его
полоснули Зау по руке. Целой рукой Зау судорожно искал палку, но ее не
было, а сила убывала, движения становились все слабее, медленнее. Острые
как осколок раковины, резцы молочника вновь рванули по пальцам, но Зау не
почувствовал боли. Расход энергии был слишком велик, Зау засыпал в самый
неподходящий для этого момент. Он не чувствовал, как кривые когти дерут
чешуйки на его животе, как извивается и верещит зажатый молочник.
Последняя мысль, с которой Зау провалился в темноту, была: "Только бы не
разжать зубы..."
толпились братья, а рядом на песке валялся задушенный молочник. Молочника
подцепили на палку - она лежала совсем близко! - и потащили к границе
участка. Зау поплелся следом. Искалеченная рука безвольно висела, мышцы
были разорваны, два пальца словно сострижены начисто. Самое печальное, что
молочник отгрыз мизинец, и Зау, глядя на болтающуюся руку, подумал, что
больше он ничего не сможет ею схватить.
и помазал раны Зау. Услышав смятение в мыслях детеныша, сказал:
молодой, рука заживет. К осени вырастут новые пальцы.