увидев, куда забежал, увлеченный погоней. Впереди, не было ни одного
тэсэга, оройхон там кончался, а дальше насколько хватало глаз,
расстилалась бледная гладь далайна. Далайн казался живым, он дышал, по
липкой тягучей влаге медленно пробегала дрожь. Временами на поверхности
вздувался бугор, он бесцельно двигался пока не опадал или не ударялся о
край оройхона. Тогда на камне оставалась шевелящаяся груда поделенных на
сегменты тел, извивающихся щупалец, каких-то спутанных волос. Влага
растекалась по сторонам, загустевала, превращаясь в нойт.
слышал, потом повернулся и бегом бросился назад. Он, никогда прежде не
видавший далайна, отлично знал, что его глубины могут выпустить смерть.
Житель далайна, страшный Ёроол-Гуй выбрасывался на берег и цепкими руками
тащил к себе всех, до кого успевал дотянуться. А рук Ёроол-Гуй имел много
и мог дотянуться до любого места в оройхоне. В такую минуту люди бежали к
границе и вжавшись между палящими аварами, пережидали беду. Последний раз
такое случилось два года назад, когда Шооран был совсем маленьким. Он
запомнил лишь темноту и отчаянный шепот матери: "Не смотри! Не смотри!.."
А что он мог видеть, если мама с головой укутала его в свой жанч и так
крепко держала, что при одном воспоминании о том дне, у него начинают
болеть кости? И все же именно тогда он понял, почему мама требует, чтобы
он не отходил далеко от границы. Ведь только на узкой полоске между
всесжигающими аварами и кромкой оройхона удавалось быть в безопасности.
Жаль, что прокормиться на этой полосе не смогла бы и тукка, поэтому всем,
даже детям, каждый день приходилось отправляться на загаженный нойтом
оройхон, и Шооран, несмотря на предупреждения матери, постепенно уходил
все дальше от безопасной границы, пока, наконец, не достиг далайна.
Шооран знал, что это неправда, и потому бежал, не пытаясь скрыть страх. Но
через пару минут начало болеть под ложечкой, Шооран задохнулся и перешел
на шаг. Далайн был уже не виден, страх отпустил, и вновь стала радовать
тукка, затянутая в узел и даже не пытающаяся выбраться на волю. Такая
огромная тукка! За ее шкуру можно получить все, что угодно. Из шкуры тукки
шьют башмаки, которые носят знатные цэрэги, живущие на сухих оройхонах, и
даже сам царственный ван. Там, в сухих краях есть много чудесных вещей, но
тукки там нет... тем более такой большой. Из нее одной получится целый
башмак. А если шить башмаки поменьше, то можно выкроить и два. Шооран
представил свои ноги не в бесформенных буйях, а в башмаках из кожи тукки с
иглами в носке и на пятке, чтобы удобнее было драться, и проникся
гордостью за свой подвиг. А мясо тукки, говорят, очень вкусное... он
никогда не пробовал его.
знакомых местах. В отличие от простых, мелких тэсэгов, разбросанных
повсюду словно бородавки, восемь суурь-тэсэгов располагались квадратами,
они были высоки, и по ним удавалось легко найти дорогу. Шооран снова
припустил бегом, но вдруг остановился. Навстречу ему из-за кривобокого
тэсэга вышел Бутач.
еду даже у взрослых женщин. Просто так он никого не трогал, но пройти мимо
маленького мальчика да еще с тугим узлом в руках, не мог.
"ничего", то тебе его не жалко. Так ведь?
внутренне был готов к ней, и даже согласен, что так и должно быть, но...
только не сейчас. То есть, пусть будет какая угодно взбучка, но тукку он
не отдаст. Он поймал тукку сам... это его тукка...
надеясь, что упоминание самого сильного из мужчин остановит грабителя.
Однако, на Бутача слова действовали слабо. Он протянул руку намереваясь
вырвать узел из ослабевших пальцев, но Шооран дернулся назад и резко, без
размаха хлестнул Бутача узлом по лицу. Очнувшаяся тукка разом выпустила
все свои иглы, щека Бутача мгновенно вспухла и окрасилась кровью. Узел
развязался, тукка выпала. Еще в воздухе она извернулась, чтобы
приземлиться на ноги, и, ни секунды не мешкая, кинулась наутек. Шооран
метнул вслед жанч, но промахнулся. Может быть, он попал бы и на этот раз,
если бы не Бутач. В первый миг тот замер, захлебнувшись криком - ядовитые
иглы обожгли нестерпимой болью - но потом, увидев тукку, пересилил себя и,
сбив с ног Шоорана, ринулся вдогонку.
дрожали губы. Жизнь, только что казавшаяся замечательной, погибла
безвозвратно. Тукка сбежала, и неважно, поймает ее Бутач или нет: он
теперь раздет, и руки болят, и неясно, что сказать маме, а Бутач, когда
вернется, попросту убьет его. Такого не прощают никому и никогда - рубцы
от игл останутся на лице Бутача на всю жизнь, так что Шоорану теперь лучше
сразу и самому прыгать в далайн.
только знал.
тому, что он уже сделал? Ничто не могло ни исправить беды, ни сделать ему
еще хуже. Шооран медленно поплелся к дому. Здесь уже было много людей:
женщины тонкими палочками разгребали жидкую грязь, выискивая съедобную
чавгу, малыши играли в кашу-малашу, а те, кто постарше - в запретную, но
вечную игру "Мышка, мышка, засоси!". Шооран не видел никого. Больше всего
ему хотелось, чтобы весь оройхон провалился сейчас в глубины, и пусть, раз
мир так несправедлив, не останется вообще ничего, лишь тягучая влага и
безмолвные твари далайна скверные на вид.
донеслось в ответ на его судорожный всхлип. Сосущий чмокающий звук
прокатился над приземистыми тэсэгами, заглянул в беспросветные недра
шавара, вернувшись оттуда усиленным, и завершился бесконечно сильным
мокрым шлепком, гулко отдавшимся в раскаленном аду приграничных аваров.
закричали, началась паника. Испугались даже те, кто по малолетству не мог
помнить этого звука: страх был безусловен, его воспитала память предков,
погибавших под шумный хлюпающий вздох. Люди похватали кто что мог: грудных
детей, оставленных на верхушке тэсэга, где посуше, мешки с чавгой и сырым
харвахом, палки из хохиура и настоящего дерева, еще какой-то скарб -
бросать нельзя ничего! - и кинулись к огненной границе на узкую полосу,
свободную и от огня и от влаги. Дети бежали вместе со взрослыми - кто-то
сбивал их с ног и, не оглянувшись, бежал дальше, кто-то задерживал шаг и
подхватывал на руки. Бежали трехлетки, размешивавшие "кашу-малашу", сдуло
игроков в "мышку": лишь один - чемпион, кого неведомая "мышка" засосала
особенно глубоко, бессильно дергался, пытаясь освободить увязшие ноги, и
отрывисто, вскриками плакал.
вонючую грязь и перепрыгивая через камни. В усталые ноги словно вошла
новая жизнь, иначе бы он ни за что не сумел добежать. Перебираясь через
россыпь рыхлых камней, он оглянулся и увидел, как за ближними тэсэгами
бугрится, отблескивая полупрозрачная студенистая масса, она ползет,
разрастаясь, настигая бегущих. Оттуда в воздух взлетали плети щупалец с
присосками, роговыми когтями или смертельно-жгучей бахромой; щупальца
отсекали дорогу и тащили извивающихся, кричащих людей. Другие руки -
тонкие и гибкие ныряли в шавар, выволакивали на свет то, что пряталось
там. Тысячи отростков ощупывали каждую пядь суши, не пропуская и не щадя
никого - великий Ёроол-Гуй хотел есть.
каждый из которых был похож на многоногого жирха, но Шооран, взбежав на
полуразрушенный тэсэг, сумел перепрыгнуть ее, не коснувшись отростков.
Кто-то мчался впереди, кто-то кричал сзади, Шооран ничего не разбирал и
лишь вскрикнул, почувствовав, как его крепко ухватило за плечо, разом
остановив. Шооран завизжал, повалился на землю, пытаясь высвободиться и
бежать дальше, но неожиданно услышал негромкий и оттого особенно
невозможный в эту минуту человеческий голос:
поскорей?
когда перескочил невысокий каменный поребрик, ограничивающий мокрый
оройхон, и теперь у него под ногами была сухая твердая земля пограничного
оройхона. Противоположный, огненный конец этого острова упирался в край
мира, но здесь было даже не очень жарко и, главное, совершенно безопасно.
За плечо Шоорана держал хромой Хулгал, на которого Шооран налетел сослепу,
когда не разбирая дороги, несся к огненным грудам аваров. Те из людей, кто
успел скрыться в пограничном оройхоне, подобно Шоорану не могли
остановиться и рвались вглубь, в самое пекло. Огонь, боль от ожогов,
казались не так страшны, как тяжело ворочающийся всего в нескольких шагах
Ёроол-Гуй. Было невозможно представить, что узенький поребрик, разделяющий
оройхоны, неодолим для могучего гиганта. Ведь сами люди каждый день, не
замечая, переступали эту преграду. Только Хулгал и остановленный им Шооран
остались на краю, в нескольких шагах от смертельной зоны.
Хулгал.
совсем рядом щупалец: бесконечно длинный и тонкий как нитка.
может. Я его хорошо знаю - везет мне на встречи. Раньше тоже бегал от
него, отворачивался, а теперь - не боюсь. Но-но, место знай, тварь! -
крикнул он и ударил палкой по кончику даже не щупальца, а словно бы уса
Флинт Эрик
Посняков Андрей
Василенко Иван
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Распопов Дмитрий