клубни - на семя. И не тяжела работа, а к земле гнет.
Солнце падает к западу.
кабачков вынесу. Кабачки у меня родились - загляденье.
стофунтовка была вкачена в ожидании будущей каши. Прежде чем поставить
банку, отхлебнул молока. "Жили-были дед да баба, ели кашу с молоком", - не
про него сказано. Выбрал самонаилучшие кабачки и патисонину добавил
большую, килограмма на полтора. Вышел на улицу. Анюты у забора не было,
видать не дождалась и уплелась в свою избу. Ну ничего, попозже сам отнесу.
А сейчас, покуда солнце еще над лесом, дела справить надо.
лунки. следом пошла свекла: круглая "бордо" и чуть приплюснутая "красная
пуля". Мылкие на ощупь корни пастернака не желали вылезать на свет, их
пришлось выкапывать. Петрушка и поздний сельдерей шли в сушку вместе с
зеленью. Вилки белокочанной капусты покорно склонялись под нож. Змеей
извивались корни хрена. Последним дождался уборки тапинамбур: его желтые
цветы понуро висели, тронутые морозом.
небом, где снова сыпала мелкая, нудная морось. Затопить печку, разложить
все по местам, слазать в подпол - накрепко укупорить семенной засек. Не по
годам заботы. Хорошо руки сами делают привычное дело, не нуждаясь в слепых
глазах. Высохший лук собрать в вязки, чеснок в косы, бобы ссыпать в
полотняный мешочек, так с ними ничего не станется, мыши бобов не едят.
смятыми простынями. Надо бы поужинать, но неохота. Да и поздно - спать
пора. Влас снял с печки горячий утюг, завернул во фланелевое одеяльце,
уложил в ногах. так-то теплее будет. Взял керосиновую лампу, вышел в сени.
На улице тонко подвывал ветер. Из-под неплотной внешней двери дразнился
узкий снежный язык. Холодно там на дворе и тьма египетская. Если и
остались какие недоделки, то уж бог с ними...