Соколов понял, почему неутомимый реформатор для подтверждения своих теорий
так часто обращается к чужим исследованиям. В маленькой, бедно
обставленной частной лаборатории Жерара не нашлось свободных мест, и
потому все практические работы в течение двух парижских лет выполнялись
Соколовым в музее минералогии и относились к измерениям кристаллов и
получению искусственных минералов.
планировал поездку на железоделательные заводы Лотарингии, а в скором
времени ожидал места в лаборатории Жерара, но сбыться планам было не
суждено. Высшая политика вмешалась в его жизнь - вместе с другими русскими
Соколова выслали из Франции, не дав ни собраться, ни попрощаться с
Жераром, ни предупредить друзей.
начавшемся конфликте, и потому на всякий случай, русских переправили
дальше - на родину.
русский химик, приобретший уже некоторую известность своими работами,
прежде срока вернулся домой, вооруженный передовой научной мыслью и
горячим желанием работать на благо России...
подняться наверх, войти в квартиру и затворить за собой двери кабинета.
было тихо, Мария, верно, спала, а детей еще на неделе отвезли к тестю.
Старик-генерал был недоволен, однако, внуков принял.
хрипом выдыхая воздух.
лучше, кашель наконец унялся, и крови в мокроте почти нет. День назад
никто просто не поверил бы, что у него достанет энергии уйти с больничной
койки. Значит, еще не все кончено, и нужно поберечь себя.
мысли в такт порывам ветра торопливо сменяли друг друга. Ветер налетает со
свистом, молодые дубки под окнами дружно всплескивают листьями. Дубки
высажены несколько лет назад еще при Энгельгардте, сразу после того, как
Саша закончил перестройку этого здания - расширение химической
лаборатории. И через сто лет дубы будут стоять, превратятся в могучие
деревья. Лаборатория тоже останется, и кто может знать, во что она
вырастет, если не найдется и на дубы, и на институт хищного топора, вроде
того, что скосил самого Энгельгардта.
Пожалуй, в пятьдесят пятом году...
полузабытую атмосферу чиновного Петербурга. Зарубежных выученников
встречали приветно, награждали чинами и степенями, назначали на должности
почетные, хотя частенько никоей стороной не относящиеся до былой
специальности, и, убаюканный сознанием своей значимости, мертво засыпал
талант за подписыванием казенных отношений и преферансом по пятачку с
виста.
поры жила Русь постарому завету: "Братие, не высокоумствуйте, но в
смирении пребывайте, по сему и прочая разумевайте. Аще кто ти речет: веси
ли всю философию? И ты ему рцы: еллинских борзостей не текох, ни риторских
астроном не читах, ни с мудрыми философами не бывах - учуся книгам
благодатного закона". Но "благодатный закон" слабо помогал от нарезной
винтовки системы Шапсо, и пришлось сражающейся под Севастополем России
спешно обучаться "еллинским борзостям".
так что никто даже особо не удивился, когда кандидат Соколов отказался от
звания консерватора императорского минералогического музея и напросился на
пустующее место младшего лаборанта в лаборатории Департамента горных и
соляных дел, с небогатым годовым окладом в восемьсот рублей. Как-никак,
Горный Департамент более имел отношения к обороне отечества, нежели музей.
инспектировал уральские металлургические заводы. Впрочем, никаких особых
полномочий у него не было, так что хотя его всюду пускали, но не слишком
боялись, а значит, и обхаживали.
еще насмотрелся на пропившихся вицмундирных мздоимцев, на заводчиков,
желающих невыделанный чугун продать за пушечную сталь, и на изработавшихся
мастеровых, истово ждущих нового Емельку.
редких минералов, обогативших купленную еще в Германии и Франции
коллекцию. Но больше всего привез образцов шлака от чугунного,
сталелитейного и медного производств.
лили пушки из уральского металла. Там-то и познакомился Соколов с
подпоручиком Александром Николаевичем Энгельгардтом. - Сашей
Энгельгардтом. Сначала делились общими впечатлениями об Урале -
Энгельгардт был там на год раньше - а потом заговорили о химии.
николаевского палочного заведения так много замечательных химиков:
Энгельгардт, Лачинов, Шуляченко, Лугинин. Они-то и составили то, что в
Петербурге было известно как химический кружок Соколова. Если бы не этот
кружок, то и самого Соколова постигла бы судьба тех русских, что подавали
некогда надежды сделаться изрядными химиками, да почему-то перестали
работать. Николай Николаевич преподавал минералогию в Горном корпусе, и в
Академии наук был известен лишь как знаток кристаллов.
было работ, произведенных в России. Чаще эксперимент производился во время
практики в заграничных лабораториях. Немало крови стоили Соколову анализы
всего лишь нескольких образцов перидота. Крошечная комнатушка, носившая
громкое имя "Лаборатория Департамента горных и соляных дел", была
совершенно неприспособлена для работы. В комнате они теснились вдвоем:
Соколов и старший лаборант Федор Савченков - горный инженер и редкостный
любитель старинных текстов. Манускрипты его интересовали исключительно
химического содержания, и он готов был часами сидеть, разбирая смутную
варварскую латынь, выискивая среди многозначительных аллегорий
зашифрованные химические сведения. В службе же этот мечтатель был
прямолинеен, исполнителен и требовал от Соколова безусловного повиновения.
начальства присылаемы были с курьером образцы для анализа: куски
позолоченного свинца, изъятые у фальшивых монетчиков, пробы бронз со
скульптур Исаакия, образцы руд медных, железных и золотоносных; сланцы,
угли, фосфориты, колумбит, поднятый на Ильмень-озере, и один бог знает,
что еще.
глинием. Глиний, или, как его порой называют на нерусский манер -
аллюминий, металл не редкий, но дорогой чрезвычайно. Во всяком комке грязи
его можно найти, но добыть удается лишь из исландского криолита, сначала
обработав хлором, а вслед за тем сплавив с металлическим натрием. Такой
продукт выходит много дороже серебра.
но зато обещавшие глинию блестящую будущность. И потому, когда Велер
сообщил, что этот металл удобно извлекать также из каолина, министерством
национальных имуществ повелено было проверить сие и донести. И хотя
простой рассчет показывал, что при использовании дорогих натрия и хлора
дешевый продукт сфабриковать не можно, все же Соколову пришлось отрываться
от научных занятий и обратиться к глинию.
проявляло недовольство, а Соколов на всю жизнь возненавидел глиний и
всюду, где только мог, доказывал никчемность этого элемента. Утешало лишь,
что не заставили его готовить глиний методом Птижана. Савченков - большой
поклонник белого металла - хотя и поместил в "Горном журнале" реферат об
изысканиях француза, но доводам Соклова внял, и работы были свернуты.
на все преграды, сумел в полгода диссертацию закончить. За ее скучноватым
названием скрывалась работа скорее философская, нежели технологическая.
таинственные силы - и давно отвергнутый флогистон, и жизненную силу, у
которой еще находилось довольно сторонников. Даже к мировому эфиру
относился он с подозрением, почитая его умозрительной теорией, годной,
пока на смену ей не пришло ничего более положительного.
Кажется, всякому мыслящему человеку ясно, что разница между минералом и
чистым, из колбы, веществом только в сложности и непостоянстве состава
природного камня. Однако, находились все же дремучие деятели,
утверждающие, что "химия может лишь разлагать минералы на их составные
части, но что при образовании минералов участвовали такие таинственные
силы природы, которые искусство человека никогда не в состоянии будет
воспроизвести".
кристаллический шлак "перидот" и вполне природные, таинственно
образовавшиеся оливины есть одно и то же тело. Не повезло силе
минералогической. То ли нет ее вовсе, то ли она покорно действует в домне,
выращинвая минералы на поверхности выгоревшей лещади и, значит, вполне
человеку подвластна.