Севодняев придержал шаг, чтобы взглянуть на часы. Не мог он отказать себе
в удовольствии определить время в полной темноте.
басок.
и денег у него с собой не было. Происходившее напоминало игру, и Севодняев
игру поддержал.
фоне подворотне фигуре и тут же получил ответную плюху в лоб. Севодняев
покачнулся и впечатался затылком во что-то мягкое. Стоявший сзади взвыл от
боли, выпустил левую руку Севодняева и наугад ткнул кулаком. Это уже не
был грабеж, в подворотне происходила глупая мальчишеская драка, в которую
зачем-то втянули взрослого человека.
почувствовал, как стал просторным тугой ремешок часов, и часы, в которые
он уже почти поверил и к которым почти привык, уклонившись от судорожно
сжавшихся пальцев, скользнули вниз.
был таким неожиданным, что трое юнцов, карауливших среди мусорных баков
более смирную добычу, в панике бежали.
часы. Найдя он осторожно поднял беглеца, вынес к свету, осмотрел. Часы
показывали нечто несусветное. Менялись не только секунды, но и число,
показывающее час тоже непрерывно мигало, словно его бил нервный тик.
Севодняев бегом кинулся к ближайшей мастерской. Ему казалось, что он
слышит скрип и скрежет, доносящийся из электронного тела часов, мнилось,
будто каждая вспышка доламывает их окончательно.
усмехнулся, ткнул утопленную кнопку кончиком шариковой ручки, привычно
сверился по казенным часам, поколдовал еще немного, и Севодняев получил
свою драгоценность обратно.
вообще-то, бить не следует. Вам повезло, ваши в порядке, а то эти
электрошки иной раз так чудят, что не знаешь, смеяться или плакать...
развлечься, принялся рассказывать одну историю за другой, а Севодняев
стоял, с нежностью наблюдая за бегом секунд. И вдруг ему показалось, что
как-то по особому дрогнули мерно снующие цифры. Вроде бы ничего не
изменилось, но Севодняев мог поклясться, что часы с напряженным интересом
прислушиваются к очередной байке мастера. Севодняев поспешно втянул
браслет в рукав, зажал его перчаткой, но все же продолжал чувствовать
дрожащие толчки, словно второй пульс проснулся в предплечье.
шел привычным ровным шагом и... опоздал на двадцать минут. И ровно на
двадцать минут отстали часы на руке Севодняева.
Весь рабочий день часы мчались как угорелые, и вслед за ними лихорадочно
торопился Севодняев. За день Севодняев подготовил к согласованию нормы
расхода пара на единицу продукции, а часы вернули себе славу точного
инструмента.
и не очень понятная связь. Часы уже не вихлялись на ремешке, не старались
незаметно потеряться, они сидели как влитые. Кроме того, больше Севодняев
никуда не опаздывал, в ответственные минуты часы были точны, как хорошо
вышколенный секретарь. И все же Севодняев знал, что с часами не ладно.
вместе с часами впадал в спячку и их владелец. В такие моменты Севодняеву
казалось, что весь мир, взбесившись, галопирует куда-то, и догнать его нет
никакой возможности.
человеком среди всеобщей летаргии. В недолгие периоды просветления
Севодняев узнавал, что его видели стремительно несущимся куда-то.
вести, как собирался, активную жизнь, перестал поддерживать какие бы то ни
было контакты с другими людьми и остался один. Теперь Севодняев подолгу
сидел за столом, наблюдая, как часы откусывают от настоящего одну секунду
за другой, превращая их в прошлое. Серый экранчик двадцать на десять
миллиметров заменил ему и немногих друзей, и развлечения, и даже
телевизор. Иногда Севодняев вспоминал, что надо бы сходить к бабушка,
поздравить ее с приближающимся новым годом, но наплывала ленивая истома, и
Севодняев оставался за столом.
музыка, в окнах дома напротив разноцветно мигали елки и голубели пятна
включенных телевизоров. В комнате разливался полумрак, цифры на экране
различались с трудом. В последний момент Севодняев врубил подсветку.
Двадцать три часа, пятьдесят девять минут, пятьдесят девять секунд... Еще
чуть-чуть, и перед Севодняевым выстроился ряд нолей. Вот и весь Новый год.
Сменилось число, передвинулся месяц. Время идет, оно уходит даже если
непрерывно смотришь на часы, стараясь поймать его.
в часах январь. Ему нравилось манипулировать с часами, сам себе он казался
в эти мгновения пианистом или оператором изысканно-сложной машины.
Тридцать второе декабря.
минуты и годы. Опять мечтать, что вот попадутся хорошие часы, и время
перестанет исчезать впустую, и жизнь наладится. Опять...
просто надо подвести месяц, как это делал мастер. А еще лучше, второго
числа с утра сбегать в мастерскую, пусть часы переведут специалисты.
шампанского.
поинтересовался месяцем. Тлела внутри надежда, что все исправится само.
поджарил яичницу и допил выдохшееся шампанское. Делать было нечего, и
Севодняев снова завалился в смятую постель. Завтра на работу. Время там
тоже уходит безнадежно, но все же рядом люди, присутствие которых
разбавляет пустоту.
Севодняев не смотрел. Он ждал утра.
Неспешно прошелся пустынной улицей, зная, что все равно не опоздает. Ведь
ему лишь кажется, что он идет не спеша, потом скажут, что он несся как на
пожар.
перед собой листы прошлогоднего отчета, чтобы еще до начала рабочего дня
создать на столе деятельный беспорядок.
обязательно сострит, что год новый, а отчет у меня старый. А я отвечу, что
и год у меня тоже еще старый."
отдел был по-прежнему пуст. Севодняев вышел в коридор, нервно выкурил
сигарету. Прошло еще пять минут, никто не появился. Севодняев схватил
пальто, выбежал на территорию.
он уже ждал подобного. В проходной - никого, на улице - пусто, магазины
закрыты, транспорта нет. Звонки в квартирах, которые отчаянно нажимал
Севодняев, ударяли гонгом или залихватски дребезжали, но ни в одной из
квартир в ответ на звонок не раздались шаги хозяина.
Гулко отзывался на шаги вестибюль, в круглосуточном буфете покрывались
пылью жаренные цыплята, в киоске "Союзпечати" пестрели обложки
нераспроданных осенних журналов. Табло прибытия и отправления поездов были
погашены, лишь на самом верху желтые лампочки образовывали короткую
надпись: число и месяц. Тридцать третье декабря.
не делись, они просто живут в новом году, а он остался здесь. Ему всегда
не хватало времени, он мечтал задержать прошлое, и вот - задержал. Вернее,
прошлое задержало его. Теперь времени хоть отбавляй, оно никуда не
денется, вслед за тридцать третьим декабря придет тридцать четвертое,
потом тридцать пятое, тридцать шестое...
горла и тут же умер, не пробудив чуткого вокзального эха.
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Трубников Александр
Каргалов Вадим