уставился на Персткова.
посмотрел на хлебный нож, лезвие которого пустило в стол граненые
металлические отростки, на странный предмет, представляющий собой помесь
пивной кружки с песочными часами, - и затряс профилями.
в стене зиял пролом, что тоже, несомненно, было обманом зрения, и Николай
в этом очень быстро убедился, бросившись следом и налетев на косяк.
везде так?
лба.
Часть лица, примыкающая к его левому профилю, выражала изумление и даже
любопытство.
нормально было! А подсек!..
шагов это нагромождение нелепостей преображалось. Наклоненный подобно
шлагбауму шест со скворечником над коттеджем N_8 внезапно выпрямился, но
зато сам скворечник превратился в розовую витую раковину, насквозь
просаженную мощным шипом. От раковины во все стороны мгновенно и беззвучно
прокатилась волна изменений, перекашивая небо и деревья, разворачивая
домики, заново искажая перспективу.
не глядел под ноги. Николай предпочитал держаться справа, потому что левый
профиль Григория доверия не внушал - это был профиль авантюриста.
говорил на пугающих низах. - Ну странное что-то стряслось... Но не
смертельное же!..
чугунную решетку.
"Другорядь", теперь не выйдет - это как? А чего мне стоило пробить первый
сборник - знаешь?.. Не смертельное... Ты посмотри, что с миром делается!
Может, теперь вообще ничего не будет - ни литературы, ни театра!..
последние слова Николая. - Театр - вечен.
ломать пора. Особенно в нашем ТЮЗе...
трения! А я?.. А мне?..
погибшем сборнике терзала его. Ах, "Другорядь", "Другорядь"... "Моих берез
лебяжьи груди..." Какие, к черту, лебяжьи! Где вы видели розовых
лебедей?.. Да и не в лебедях дело! Будь они хоть в клеточку - кто теперь
станет заниматься сборником стихов Николая Персткова?! Сколько потрачено
времени, сил, обаяния!.. Пять лет налаживал знакомства, два года Верку
охмурял, одних денег на поездки в Москву ухнул... положительная рецензия -
аж от самого Михаила Архангела!..
двумя профилями Григорий Чуский был неотразим. Узкие загадочные глаза на
гибких ветвях влажно мерцали, алые уста змеились в стыдливых улыбках.
пристает...
ощупывать свое лицо. Подержался за один нос, за другой. - Почему же два? -
возразил он. - Один.
прилично выгляжу!..
внешность поэта.
конечно... Особенно поначалу... Но знаешь, - поколебавшись, добавил
Григорий, - мне вот уже кажется, что ты всегда такой был...
говоря, и на домик-то не походил, забулькал электроорган и кто-то
задушевно, по складам запел:
искажено. Неубранная постель, скомканные простыни из гипса, в подушке -
глубокий подробный оттиск круглой сидоровской физиономии с открытыми
глазами.
неприятно шевелились какие-то фосфоресцирующие клешни.
банка. Судя по всему, это и был тразистор.
продолжаются... Значит, в городе все по-прежнему...
Григорий.
Потапова, диктора местного радио, и замолчала. Опять, видно, что-то там
внутри расконтачилось...
задрапированной картине в углу и сорвал простынку.
распластанным коттеджем N_8 розовел скворечник, похожий на витую раковину.
где он видел уже и произрастающие в изобилии глаза, и развертки домов, и
лиловые асимметричные лица на портретах... Мир изменился по Сидорову? Что
за чушь!
черт его дери?..
белоснежный обрезок ватмана, на котором фломастером было начертано:
"Гриша! Я на пленэре. Если проснешься и будешь меня искать, ищи за
территорией".
Сидорова.
Поэт и актер спрыгнули на лиловый бережок и выбрались за территорию
турбазы.
пыталась вылезти на песок маленькая трехголовая рептилия.
массивную длань в сторону озера. - Авангардист доморощенный! Его манера...
- Он еще раз посмотрел на беспомощно барахтающуюся рептилию и ворчливо
заметил: - А ящерицу он у Босха спер...
что у кого спер - Сидоров у какого-то Босха или Босх у Сидорова.
Несомненно, они приближались к эпицентру. Окрестность обновлялась с каждым
шагом, пейзажи так и листались. Вскоре путники почувствовали
головокружение, вынуждены были замедлить шаг, а затем и вовсе
остановиться.
заблудишься! Ну-ка!..
вспыхивали и меркли, предметы гримасничали. Перстков не выдержал и
зажмурился. Шагов пять Григорий тащил его за руку, потом бросил. Николай
открыл глаза. Пейзаж был устойчив. Они находились в эпицентре.
вполне узнаваемый Федор Сидоров. Хищное пронзительное око художника
стремилось то к изображаемому объекту, то к холсту, увлекая за собой скулу