Чтение 2–й страницы книги ~Пятеро в лодке, не считая Седьмых~

Если уж гребное устройство вызвало у капитана Седьмых определенные
сомнения, то что говорить об устройстве с мотором!

- Но отрапортовать в письменном виде! - вскричал Намазов. - И
немедля, сейчас!..

Тут же и отрапортовали. В том смысле, что, мол, и впредь готовы
служить пропаганде гребного спорта. Чертослепов не возражал. Бумага
представлялась ему совершенно безвредной. В крайнем случае, в верхах
недоуменно пожмут плечами.

Поэтому, когда машинистка принесла ему перепечатанный рапорт, он дал
ему ход, не читая. А зря. То ли загляделась на кого-то машинистка, то ли
заговорилась, но только, печатая время прибытия гребного устройства к
пристани Баклужино, она отбила совершенно нелепую цифру - 1237. Тот самый
год, когда победоносные тумены Батыя форсировали великую реку Итиль.

И в этом-то страшном виде, снабженная подписью директора, печатью и
порядковым номером, бумага пошла в верха.

Впоследствии электрик Альбастров будет клясться и целовать крест на
том, что видел капитана Седьмых в толпе машущих платочками, но никто ему,
конечно, не поверит.

Истово, хотя и вразброд шлепали весла. В осенней волжской воде
шуршали и брякали льдышки, именуемые шугой.

- Раз-два, взяли!.. - вполголоса, интимно приговаривал Шерхебель. -
Выгребем за косу, а там нас возьмут на буксир из рыбнадзора, я уже с ними
договорился...

Командор Чертослепов уронил мотнувшиеся в уключинах весла и схватился
за сердце.

- Вы с ума сошли! - зашипел на него Намазов. - Гребите, на нас
смотрят!..

С превеликим трудом они перегребли стрежень и, заслоненные от города
песчаной косой, в изнеможении бросили весла.

- Черт с тобой... - слабым голосом проговорил одумавшийся к тому
времени Чертослепов. - Где он, этот твой буксир?

- Йех! - изумленно пробасил Афанасий, единственный не задохнувшийся
член экипажа. - Впереди-то что делается!

Все оглянулись. Навстречу лодке и навстречу течению по левому рукаву
великой реки вздымался, громоздился и наплывал знаменитый волжский туман.
Берега подернуло мутью, впереди клубилось сплошное молоко.

- Кранты вашему буксиру! - бестактный, как и все электрики, подытожил
Альбастров. - В такую погоду не то что рыбнадзор - браконьера на стрежень
не выгонишь!

- Так а я могу грести! - обрадованно предложил Афанасий.

Он в самом деле взялся за весла и десятком богатырских гребков
окончательно загнал лодку в туман.

- Афоня, прекрати! - закричал Чертослепов. - Не дай бог перевернемся!

Вдоль бортов шуршала шуга, вокруг беззвучно вздувались и опадали
белые полупрозрачные холмы. Слева туман напоминал кисею, справа -
простыню.

- Как бы нам Баклужино не просмотреть... - озабоченно пробормотал
Шерхебель. - Унесет в Каспий...

Командор Чертослепов издал странный звук - словно его ударили под
дых. В многослойной марле тумана ему померещилось нежное бежевое пятно, и
воображение командора мгновенно дорисовало страшную картину: по воде, аки
посуху, пристально поглядывая на гребное устройство, шествует с блокнотом
наготове капитан Седьмых... Но такого, конечно, быть никак не могло, и
дальнейшие события покажут это со всей очевидностью.

- Хватит рассиживаться, товарищи! - нервно приказал Чертослепов. -
Выгребаем к берегу!

- К какому берегу? Где вы видите берег?

- А вот выгребем - тогда и увидим!

Кисея слева становилась все прозрачнее, и вскоре там проглянула
полоска земли.

- Странно, - всматриваясь, сказал Намазов. - Конная милиция. Откуда?
Вроде бы не сезон...

- Кого-то ловят, наверное, - предположил Шерхебель.

- Да прекратите вы ваши шуточки! - взвизгнул Чертослепов - и осекся.
Кисея взметнулась, явив с исключительной резкостью берег и остановившихся
при виде лодки всадников. Кривые сабли, кожаные панцири, хворостяные
щиты... Темные, косо подпертые крепкими скулами глаза с интересом смотрели
на приближающееся гребное устройство.

Туман над великой рекой Итиль истаял. Не знающий поражений
полководец, несколько скособочась (последствия давнего ранения в
позвоночник), сидел в высоком седле и одним глазом следил за ходом
переправы. Другого у него не было - вытек лет двадцать назад от сабельного
удара. Правая рука полководца с перерубленным еще в юности сухожилием была
скрючена и не разгибалась.

Прибежал толмач и доложил, что захватили какую-то странную ладью с
какими-то странными гребцами. Привести? Не знающий поражений полководец
утвердительно наклонил неоднократно пробитую в боях голову.

Пленников заставили проползти до полководца на коленях. Руки у членов
экипажа были связаны за спиной сыромятными ремнями, а рты заткнуты их же
собственными головными уборами.

Полководец шевельнул обрубком мизинца, и толмач, поколебавшись, с
кого начать, выдернул кляп изо рта Намазова.

- Мин татарча! Мин татарча! - отчаянно закричал врио завРИО, резко
подаваясь головой к копытам отпрянувшего иноходца.

Татары удивленно уставились на пленника, потом - вопросительно - на
предводителя.

- Помощником толмача, - определил тот, презрительно скривив рваную
сызмальства пасть.

Дрожащего Намазова развязали, подняли на ноги и в знак милости
набросили ему на плечи совсем худой халатишко.

Затем решили выслушать Чертослепова.

- Граждане каскадеры! - в бешенстве завопил замдиректора, безуспешно
пытаясь подняться с колен. - Имейте в виду, даром вам это не пройдет! Вы
все на этом погорите!

Озадаченный толмач снова заправил кляп в рот Чертослепова и почесал в
затылке. Услышанное сильно напоминало непереводимую игру слов. Он все-таки
попробовал перевести и, видимо, сделал это не лучшим образом, ибо
единственный глаз полководца свирепо вытаращился, а сабельный шрам поперек
лица налился кровью.

- Кто? Я погорю? - прохрипел полководец, оскалив остатки зубов,
оставшиеся после прямого попадания из пращи. - Это вы у меня в два счета
погорите, морды славянские!

Воины спешились и побежали за хворостом. Лодку бросили в хворост,
пленников - в лодку. Галопом прискакал татарин с факелом, и костер
задымил. Однако дрова были сырые, разгорались плохо.

- Выньте у них кляпы, и пусть раздувают огонь сами! - приказал
полководец.

Но садистское это распоряжение так и не было выполнено, потому что со
дна гребного устройства поднялся вдруг представительный хмурый мужчина в
бежевом плаще. Татары, издав вопль изумления и ужаса, попятились. Перед
тем, как бросить лодку в хворост, они обшарили ее тщательнейшим образом.
Спрятаться там было негде.

- Я, собственно... - ни на кого не глядя, недовольно проговорил
мужчина, - оказался здесь по чистой случайности... Прилег, знаете,
вздремнуть под скамьей, ну и не заметил, как лодка отчалила...

Он перенес ногу через борт, и татары, суеверно перешептываясь,
расступились. Отойдя подальше, капитан Седьмых (ибо это был он) оглянулся
и, отыскав в толпе Намазова, уже успевшего нахлобучить рваную татарскую
шапчонку, неодобрительно покачал головой.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БЫСТЬ НЕКАЯ ЗИМА

Нагрянул декабрь. Батый осадил Рязань. Помилованных до особого
распоряжения пленников возили за войском на большом сером верблюде в
четырех связанных попарно корзинах. Подобно большинству изувеченных жизнью
людей не знающий поражений полководец любил всевозможные отклонения от
нормы.

Над татарским лагерем пушил декабрьский снежок. Замдиректора
Чертослепов - обросший, оборванный - сидел на корточках и отогревал
связанными руками посиневшую лысину.

- Хорошо хоть руки спереди связывать стали, - без радости заметил он.

Ему не ответили. Было очень холодно.

- Смотрите, Намазов идет, - сказал Шерхебель и, вынув что-то из-за
пазухи, сунул в снег.