металлической мошкары. Не задержись они на переправе, живым бы не ушел
никто.
россыпью осколков, в дебрях сушняка выл и трещал огонь, а Седой зверь -
единственный - остался лежать, дрожа и закатывая в ужасе лиловый глаз. Из
жесткой длинной шерсти на спине торчал кусок металла, вонзившийся острым
концом в жировой горб.
смотреть, что Чага подошла к Седому, раздвинула шерсть и извлекла осколок.
Голыми руками.
кровью сталь и двинулась, оскаленная, прямо к попятившейся Матери.
ненавистное, смятое глубокими морщинами лицо. - Ты уже не чуешь металл! Ты
не слышишь, когда он идет на нас!..
торопливо наматывала на руку сыромятный ремень кистеня. Чага шла на нее
безоружная, и никто не решался встать между двумя женщинами. К счастью,
Чага и сама сообразила, что не стоит доводить Мать до крайности, и,
остановившись, продолжала осыпать ее оскорблениями издали.
Чагу следовало изгнать, но изгнать ее сейчас?.. Нет. Слишком уж дорого
обошелся семейству Седой зверь, и слишком уж велика была вина самой
Матери...
закатное солнце падало за неровный облачный бруствер, когда к Чаге подошел
Стрый - мрачный, как разоренная степь.
погубит, все семейство, вот увидишь...
равновесии, и медленно по-особому сжал кулак.
птицы не падали, никто о них и не слышал... - Он помолчал и повернул к
Чаге изуродованное лицо. - Я скажу мужчинам, а они уговорят жен. Матерью
семейства будешь ты.
сверху, а он бьет... Когда шли через разоренную степь, нашел я старое
укрытие, в нем осколков больше, чем костей...
нарушает закон, значит и я нарушу... Матерью семейства будешь ты.
хрустнув, сломалась у него в кулаке...
только не Стрыю тягаться с Матерью в хитрости... И все-таки поверила.
перечила Матери. А та уступала ей во всем. Уступала и терпеливо ждала
случая. Видела: власть ударила девчонке в голову, девчонка неминуемо
должна оступиться...
вычесанной шерсти крупинку металла. По закону шерсть надлежало немедленно
сжечь, а тому, кто сжигал, пройти очищение. Но, то ли уверовав в
собственную безнаказанность, то ли просто машинально, Чага, повторяя
преступление, на глазах у женщин взяла двумя пальцами сверкнувший
осколочек и отбросила в сторону.
поразит преступницу немедля. На самом деле блистающая смерть могла годами
щадить изгнанника, разя взамен невинных и правых. И в этом был глубокий
смысл: указывая металлу, что ему следует делать, люди могли возгордиться.
Поэтому при встрече с таким отверженным самого его надлежало убить, а
зверя и скарб взять себе в награду за доброе дело. В том, что дело это
именно доброе, сомнений быть не могло - изгоняли редко и лишь в двух
случаях: за убийство сородича и за прикосновение к металлу.
молодой и здоровый. Стариков и калек тоже оставляли в степи, но к ним,
конечно, отношение было иное - всякий понимал, что рано или поздно ему
суждено то же самое...
который вместо того, чтобы достойно умереть в бою, попытался прикинуться
калекой - говорил, что у него одна нога совсем не ходит. Пленника раздели
и, осмотрев, проделали с ним такое, от чего нога мигом пошла. Мужчины
сломали ему пальцы и отдали его женщинам. Те, посмеиваясь, увели бледного,
как кость, изгнанника за холм, а Колченогая обернулась и крикнула:
вечером все-таки вышла за холм и, отогнав пятнистых хищников, посмотрела.
Трудно уже было сказать, что с ним сделали женщины, а что - хищники...
всадник. Это качнул спутанной желто-зеленой макушкой попади-в-меня -
невероятно цепкий и живучий кустарник, растущий, как правило, на самых
опасных местах. Металл терзал его и расшвыривал, но каждая срубленная
ветка тут же запускала в землю корень, и рассеваемый таким образом
кустарник быстро захватывал целые склоны...
не касался подживающей раны на горбу. Ведя обоих зверей в поводу (Рыжая
заметно хромала), изгнанница пробиралась длинной неизвестно куда ведущей
низинкой и все никак не решалась выйти на холм и осмотреться. Оба склона
были уставлены живыми столбиками - зверьки стояли довольно далеко от нор и
безбоязненно провожали Чагу глазами...
семейства. Чага была ребенком, когда на охоту за этим таинственным и
страшным человеком поднялась вся степь. Его сбили с седла и изломали
где-то чуть ли не у самых Солончаков. Потом рассказывали, что обе женщины,
которых он когда-то украл и сделал своими женами, дрались вместе с ним до
последнего. Странно. Уж их-то бы не тронули...
намотала ремень на руку. Если ей повезет и первыми на нее наткнутся не
мужчины, а женщины с такими же вот кистенями, то все решится очень просто.
Главное - вовремя подставить висок. Она вспомнила, какое лицо было у
пленника, когда женщины вели его за холм, и стиснула зубы. Что угодно,
только не это...
Зверьков не было.
еще одна. А секунду спустя в высоте словно лопнула огромная тугая тетива,
и неодолимый ужас, заставляющий судорожно сократиться каждую мышцу,
обрушился на Чагу с севера. Там, за покатым лбом поросшего желто-зеленым
кустарником холма, стремительно пробуждалась блистающая смерть.
о том, что на свете есть еще и металл.
на бугор и задохнулась. Небо на севере было накрест исчеркано мгновенными
сверкающими царапинами, а тоскливый лишающий сил ужас наваливался теперь с
трех сторон - такого Чага еще не чувствовала никогда.
вообще не следовало уже ни над чем раздумывать. Пока не закрылась брешь на
юго-востоке - бежать!.. Правда у Седого еще не поджила спина, а Рыжая
хромает... Но выхода нет, Седому придется потерпеть...
животным, как вдруг новая плотная волна страха пришла из степи, толкнула в
грудь... Это сомкнулась брешь на юго-востоке. Металл шел отовсюду.
она скатилась вниз и, поймав за повод сначала Седого, потом Рыжую,
потащила их по низинке. Сейчас здесь будет не менее опасно, чем на вершине
холма. Уходя из-под удара металл частенько использовал такие ложбины; он
пролетал по ним, стелясь над самой землей, и горе путнику, решившему
переждать там стальную метель!
могла. Какая разница: погибнуть самой или погубить животных? Все равно
пешком от металла не уйдешь...
Воздух запел, задрожал. Огромные тугие тетивы лопались в высоте одна за