Уходи. Нам не о чем говорить.
важно! Дело уже не в тебе...
страхом лицо, в эти жаждущие глаза.
Ничего, - сказал он, - когда-нибудь ты заплатишь. А это я оставляю тебе.
Думай.
отвернулся к стене. Легко не выдать тайну, которой не знаешь. А любопытно
бы знать, подумал он.
пересохшие губы.
качалось над головой, виляло туда и сюда, цеплялось за черные крыши.
листвою, с пожухшей травою, с безмолвной, угрюмой толпой, окружающей нас.
И те же молящие, ждущие, жадные взгляды - они обжигали сильней, чем
удушливый воздух, давили на плечи, как низкое, душное небо - да будьте вы
прокляты, что я вам должен?
ярость. Значит, Энраса кто-то любит. Хоть его...
его, но почему-то сейчас это было приятно. Так одиноко было идти сквозь
толпу в этом высасывающем, удушающем ожидании.
колесо! Не очень приятно, но тоже не в первый раз...
так. Нет! Потому, что стражники тоже молчат, ни слова за всю дорогу. Он
глянул и сразу отвел глаза. Все то же. Мольба и страх. И когда он возник
на верху, толпа не ответила ревом. Просто лица поднялись вверх, просто рты
приоткрылись в беззвучном вопле. Да или нет? Скажи!
палящий сгусток огня... Так вот оно что! И тут все то, что он говорил,
словесные игры этой ночи, сложились в такую отличную шутку, что он
засмеялся им в скопище лиц. Нет, дурачье, я промолчу! Скоро вы все узнаете
сами! Ну, Энрас, хоть ты меня и подставил, но спасибо за эту минуту
веселья!
боли? Только скрип колеса, стук топора, мерзкий хруст разрубаемой кости...
бесконечная ночь, иногда многолюдная, иногда - пустая. Свет погас, и все в
ней погасло в тот день; не было мыслей, не было даже надежды. Только
какой-то инстинкт, какая-то безысходная хитрость...
нее, закутанной в драное покрывало, не узнавая, ходили те, что искали ее.
охране, и она торопливо совала в их руки то кольцо, то браслет, и они
отводили глаза от безумных пылающих глаз, обещали, не обещали, но не гнали
ее от тюрьмы. Ела ли она хоть раз за все эти дни? Спала ли хоть миг за все
эти ночи? Только жгучая черная боль, только жаждущая пустота...
подарил ей Энрас, и она берегла его до конца. - Уходи, - сказал тюремщик,
- никто ему не нужен.
глубокой нише, и ее лохмотья слились со стеной. Там, за этой стеной, еще
билось его сердце. Когда оно перестанет биться, она умрет.
людей, но она не видела их. Бешеной кошкой она продиралась в толпе,
яростная и бесстыдная, словно горе.
Искалеченного, едва бредущего человека с изуродованным лицом. Нет, всей
душой своей, всей силой своей любви увидала она его - красивого и
большого, самого лучшего, единственного на свете. И она рванулась к нему -
сквозь толпу, сквозь охрану, сквозь... и его глаза скользнули по ней.
глазах. _Н_е_п_р_о_г_л_я_д_н_а_я _т_в_е_р_д_а_я_ темнота и угрюмая гордая
сила.
И она, спотыкаясь, слепо пошла прочь, пока не наткнулась на что-то и не
упала. И поняла, что незачем больше вставать. Энраса нет. Все.
ней. Только жгучая, горькая пустота все росла и росла, разрывая ей грудь.
И когда пустота стала такой большой, что проглотила весь мир, что-то мягко
и сильно ударило изнутри. Позабытое дитя напомнила о себе, и впервые за
все эти дни в ней шевельнулась мысль. Нет, не мысль - долг. Если я умру -
умрет и оно. Последнее, что осталось от Энраса, умрет во мне. Я не должна
умирать...
отвела с лица покрывало. И она увидела: это те, что в черном. Черные
отыскали ее, и она умрет. Умрет - когда не должна умирать. И она
взмолилась - не Небу и не Земле, а кому-нибудь, кто может ее услышать:
Много людей в серых плащах, лица их были закрыты и что-то блестело в
руках. Никто ничего не сказал. Тишина задрожала от лязга мечей, и черных
не стало. Люди в сером взяли ее на руки и унесли от тюрьмы.
дом. Теперь у нее не осталось дома. Она не вернется в дом отца, потому что
отец выдал Энраса черным.
поднялась с постели. Ей дали платье и чистое покрывало, и люди в сером
куда-то ее повели.
на площадь. Площадь была пуста, и помост уже разобрали. Она не знала, что
был помост. Она только поняла: здесь умер Энрас. Она легла на истоптанный
грязный камень, раскинула руки, прижалась к нему лицом. И всей душой
своей, всей силой своей любви она воззвала к Энрасу: любимый, где ты?
Ответь, отзовись, я не могу без тебя!
не его кровь. Он успел уйти, не изведав ни мук, ни позора, и кто - другой
умер здесь вместо него. И острая, как кинжал, благородная жалость
вонзилась в нее и исторгла слезы на глаза. О брат мой! Неведомый мой,
несчастный брат! Спасибо тебе за то, что ты сделал. Демон ты или
наказанный бог, или лишенная тела душа, но пусть кто-нибудь пожалеет тебя
и дарует тебе покой!
ней.
того, кто был послан спасти людей. Теперь он недобрый бог, он покинул нас
в гневе, и смеялся над нами, когда уходил. Если хоть что-нибудь на земле,
что способно смягчить его гнев?
сдернул с лица повязку. У него было сильное худое лицо и глаза, золотые,
словно у хищной птицы.
повозке, и мир был тускл и бесполезен, как жизнь. А на третий день она
увидала Такему. Дом Вастаса стоял на высокой горе, а селение облепило ее
подножье.
ее стан, темнота сомкнулась над ней.
потом - впервые - к ней пришел этот сон.
рядом. Неощутимые, недоступные взгляду, но они были рядом, и он не пуст
для нее был мрак. Но жестокий свет возник впереди, колесо из звезд, колесо
из огня, оно мчалось к ней, рассыпая пламя, и под ним задыхалась и
корчилась тьма.
но огромный яростный человек с телом Энраса, но не Энрас, вдруг схватил ее
за руку и приказал:
колесо прошло по нему...