наполняя воздух сырой колючей пылью. Люди, и в особенности дети,
страдали от хронических бронхитов, астмы, пневмонии, туберкулеза,
страшной аллергии, многие умирали от странных, неведомых болезней,
ставивших в тупик местных врачей и заезжих светил медицины.
тщедушном теле, подтачивая организм, сокращая и без того безрадостные и
скучные дни мальчика.
картинками, впервые наткнулся на изображение солнца.
оранжевый шар в углу страницы. От шара во все стороны исходили прямые
оранжевые стрелы-лучи.
невразумительное и ушел от ответа. Мама, слышавшая вопрос маленького
сына, в тот вечер тихо плакала, запершись на кухне.
Отец не желал создавать себе лишние проблемы.
каких обстоятельствах не упоминать в разговорах с детьми о солнце, дабы
не подвергать их неустойчивую и еще не сложившуюся психику ненужным
потрясениям и стрессам. Солнце было вычеркнуто из их жизни, как были
вычеркнуты голубое небо, зеленая трава, пение птиц, летняя гроза,
шумный прибой океана, и еще многое, многое другое. Даже в школе учителя
старались избегать запретных тем, а география, природоведение и
астрономия сводились к перечислению полезных ископаемых, добываемых в
той или иной точке планеты, тщательному вызубриванию законов Кеплера и
умению переводить парсеки в световые годы и обратно. О Копернике и
Джордано Бруно не упоминалось вовсе: слишком тесно их судьбы связаны
были с солнцем.
так, просто оба, и отец, и мать занимали ответственные должности в
исследовательском центре и целиком, без остатка, отдавали себя работе,
суткам пропадая в лаборатории, забывая порой и о сне, и о еде, и о
собственном сыне. По мере своих сил и возможностей они заботились о
нем, в мечтах своих лелея надежду на то, что когда-нибудь, лет этак
через пятнадцать, их единственный сын вырастет и станет известным
ученым, которому суждено будет продолжить дело своих родителей. И, вне
всяких сомнений, он останется работать в "пятьдесят восьмом". Работать
на благо государства и во имя процветания оборонной промышленности. По
крайней мере, в этом открытых разногласий у них не было. Впрочем...
для подрастающего сына. Пусть будет кем угодно -- ученым, как того
хотел отец, артистом, сапожником, барменом в валютной забегаловке (а
почему бы и нет?) -- лишь бы не в этом проклятом городе. Сердце матери
чувствовало: этот город убьет его. Убьет наверняка, еще прежде, чем
мальчик встанет на ноги. Как два года назад убил соседскую девочку Машу
-- ей было тогда десять лет, -- с которой Игорь дружил едва ли не с
пеленок.
-- ни сыну, ни немногим друзьям, ни даже супругу. В первую очередь
супругу. Слишком фанатично относился к своей работе отец Игоря. Он бы
просто не понял ее и посоветовал бы обратиться к психиатру.
требовалось), в котором месяцами крутили одни и те же фильмы. Раз в
месяц в городском клубе устраивались дискотеки, но и те часто срывались
из-за вето, накладываемого городскими властями: нечего, мол, нашей
молодежи трясти задами под ихний заграничный пилеж и скулеж. И тогда в
пустом клубе вместо долгожданных дискотек всю ночь напролет пыхтел и
надрывался сводный духовой оркестр, наполняя сонную атмосферу городка
бравурными маршами и классикой советского песнепроизводства. Иных
развлечений в городе не имелось.
из них никогда не включался. Город жил под своего рода экранирующим
куполом, и пробиться сквозь него не могла ни одна, даже самая мощная
телепередающая станция. Кое-как, с грехом пополам, еще работали
радиоприемники и допотопные радиолы, но и те больше боролись с
радиопомехами, нежели передавали что-нибудь вразумительное и
членораздельное.
немного, а с тех пор, как от астмы умерла соседская девочка Маша, его
единственная подруга, он вообще перестал знаться со своими
сверстниками. Учился он кое-как, подолгу пропускал занятия в школе в
связи с бесконечной чередой повторяющихся болезней, редко выходил во
двор, чтобы поиграть с другими детьми или покататься на велосипеде, и
почти никогда не ходил в кино.
него было более чем достаточно -- были книги. Он читал запоем, взахлеб,
проглатывал одну книгу за другой, коротал в одиночестве
долгие-предолгие вечера. Нет, он не был одинок, с ним вместе, в их
двухкомнатной клетушке со всеми удобствами, жили персонажи чудесных
произведений: отважные рыцари и прекрасные дамы, сошедшие со страниц
романов Вальтера Скотта и Дюма, быстроногие и коварные индейцы,
рожденные воображением Фенимора Купера и Майна Рида, герои поэм
Шекспира, Гете, Шиллера. Он читал Достоевского, Пушкина, Сервантеса,
Бальзака; "Консуэло" прочитал дважды, а "Хронику Амбера", зачитанную
буквально до дыр, целых четыре раза. Он читал все, что попадалось под
руку в городской библиотеке, благо, что библиотека в городе
действительно была хорошей. Мальчик жил в вымышленном мире полюбившихся
героев, а мысли его, всегда светлые, солнечные, переполненные
романтическими грезами, витали где-то там, в далеких тропических
странах, на берегах бурных морей, во дворцах восточных раджей и
средневековых замках королей-рыцарей. Там, где светило солнце.
своей страницей, каждой строчкой, и никакие умолчания взрослых, никакие
запреты отца (который очень недоброжелательно относился к его увлечению
"пустыми книжонками", твердо убежденный в их негативном влиянии на ум
сына), -- ничто не могло скрыть от мальчика правду. Он никогда не видел
солнца, это так, но знал, что где-то оно все-таки есть. И страстно
мечтал взглянуть на него хоть одним глазком.
смел предположить, что мечте его суждено будет сбыться, и очень скоро.
вскоре название "желтого облака", пришла в город по каналу
правительственной связи. По прогнозам метеорологов, ровно через две
недели, день в день, облако накроет город. Никто из горожан облака не
видел, но слышали о нем уже все -- слухи, подобно отраженной волне,
намного опережали само явление. Страх закрадывался в сердца людей,
сгоняя с их и без того невеселых лиц скупые улыбки и лишая покоя. Но
когда у бетонных стен, увенчанных сигнальной проволокой, появились
первые мутанты, городом овладела паника.
пять-тридцать градусов -- весна в этом году явно запаздывала. Весть о
срочной эвакуации города обрушилась на людей внезапно и в первый момент
вызвала нечто вроде шока. Покидать благоустроенные квартиры и ехать
неведомо куда, с одной стороны, никому не хотелось, но с другой... в
самых потаенных уголках души, куда не было доступа никому, люди питали
отчаянную надежду когда-нибудь вырваться из ненавистного "пятьдесят
восьмого" и навсегда вычеркнуть его из памяти, как кошмарный сон.
Теперь, похоже, надежды становились реальностью.
бежать из обреченного города -- ведь город стоял на пути "желтого
облака", несущего смерть, безумие и безнадежную, беспросветную
желтизну.
они по городским окрестностям, оглашая близлежащие холмы и мусорные
горы диким воем и леденящим душу хохотом. Пораженные неведомым недугом,
они повсюду оставляли желтые следы, и смельчаки, отважившиеся выйти за
пределы города, не раз натыкались на цепочки этих жутких отпечатков,
отчетливо желтевших на свежевыпавшем снегу. Но после несчастного
случая, когда один из горожан не вернулся вечером в город, а спустя
двое суток был обнаружен бездыханным, замерзшим и абсолютно желтым в
трех километрах от бетонной стены, городские власти запретили жителям
покидать город под страхом суровой кары.
и огромными слоновьими ушами. Их постоянно колотили судороги
неудержимого хохота, рвавшегося наружу из недр пораженных ядовитой
желтизной грудных клеток, при этом жалкие подобия лиц морщились в
уродливых гримасах. Они были безумны, безумны и абсолютно желты.
увозя в неизвестность людей, оборудование и материальные ценности.
Работники секретных объектов, составляющие подавляющее большинство
населения города, подлежали эвакуации вместе с заводом и
исследовательским центром. У этих людей не было выбора, специфика их
работы и строжайшая дисциплина требовали от них беспрекословного
подчинения вышестоящему руководству. Вместе с ними покидали город и их
семьи.