понимающим существом в Племени. Длоту Оппант уважал, прислушивался к ее
мнению, но ради Уммы готов был выбежать из Купола и сражаться со всеми
хищниками Вселенной. Конечно, такие грезы достойны разве что безмозглого
панцирника, однако, разум при виде Уммы молчал, вместо него кричали и пели
все шесть эмоциональных и довольно безалаберных сердец.
слов. У нее аккуратная голова, от которой словно бы исходит золотое
сияние, внимательные ласковые глаза, которые словно бы гладят его
невидимыми сяжками, а сами сяжки грациозно колышутся над ее глазами,
приветствуя весь мир, радуясь жизни.
оглядывались даже белые термики, которым еще линять и линять, пока начнут
постигать начала прекрасного.
момент Основательницу, если бы та состарилась или погибла. Однако после
Второго Осознания царский титул терял значимость. Если раньше каждый из
дублеров мечтал занять место в царских покоях, то сейчас все больше
молодежи высших стазов отдавали себя науке, философии, миропознанию,
строительству, уходили в образователи молодняка... Конечно, желающих на
место царицы еще много, но Умма ни за что не согласится превратиться в
разжиревшую самку, постоянно откладывающую яйца. К счастью, в их мире, где
достаточно одной Основательницы для Племени, понижение рождаемости не
грозит.
с предмета на предмет. У нее ганглий меньше, чем у Оппанта, но к его
удивлению она преуспевала за счет неиссякаемой энергии и жизнелюбия. Сам
Оппант, утомившись за день, заползал в нишу, мечтал отоспаться, а она еще
прыгала, вертелась, ходила на голове, верещала и приставала с расспросами.
откладывающий яйца, а нежная, жадно мыслящая, полная идей, хоть и
нелепейших, жаждущая перестроить жизнь Племени, улучшить, дать всем
счастье, решить разом все проблемы.
стазов, к которому принадлежала Умма, слабо владеют богатейшим
идеомоторным языком, - как ты здесь оказалась?
первые из женщин в почетной страже, но не последние!
ноостерам, здесь нечего делать. Зачем отбивать корм у воинов?.. Ладно,
оставим эти проблемы мудрецам Совета. Ты что делаешь после стражи?
такое...
огромная литая голова повернулась из стороны в сторону. Маленькие глазки,
укрытые прочными пластинами, прошлись сперва по Умме, затем по Оппанту. На
Оппанте он остановил очень долгий взгляд, и Оппант присел, не в силах
смотреть в лютое лицо. Голова панцирника была огромная, крохотные глазки
прятались в узеньких щелях, страшные жвалы почти в половину роста Оппанта.
Даже туловище, мягкое и незащищенное у других термов, у панцирника укрыто
прочным хитином. Это был лютый зверь, легко приходивший в ярость, злобный
и подозрительный. Однако панцирники в последние тысячи лет обрели первую
форму разума... Совет же предоставил всем стазам равные права. Нет ли и
здесь ошибки? Не поспешили ли?
не скоро сотрутся различия между стазами. Мир будет иным, и горы будут
другими.
нас.
речь для них все еще недостижима... из-за сложности.
всматриваясь в лица. Ему приходилось то наклоняться, то задирать голову,
ибо здесь стояли рабочие, разведчики, строители колодцев, техники,
учителя... все разного роста, сложения. И напыщенно-серьезный Юваннап
выглядел нелепо.
замерла, лицо ее светилось подлинным восторгом. Оппант полагал, что
польщенный Юваннап кивнет и довольно проплывет, качаясь на хромой ноге, но
начальник почетной стражи остановился перед Оппантом. Ему явно льстило,
что под его началом оказался терм двадцатого стаза, того самого, который
никому не подчинялся, а сам руководил жизнью Племени.
наставительно, - ровнее сяжки... Вот теперь хорошо!
негодования, быстро отодвинулся к соседнему стражу - землекопу с
лопатовидными лапами. Тот тянулся, трепетал от почтительности всеми
могучими мускулами.
Даже не верится, что он из стаза, близкого к нашему.
боюсь!
Куполом бояться абсолютно нечего...
ударил тяжелый запах, Оппант в страхе услышал на языке феромонов:
опускаться. Рабочий беспокойно шевелился, таращил глаза. Оппант с трудом
удерживал панику под контролем. Панцирник стоял всего в двух шагах, и
Оппанту казалось, что он нависает, как одна из колонн, поддерживающих
Купол.
не пойму... Он нам представляется?
на схватку?
обомлел, ибо услышал свирепое притязание на Умму и угрозу всем, кто
общается с нею!
сам собой вырвался ответ на этом же примитивном языке запахов:
делом.
разомкнулись. Оппант едва успел отпрыгнуть и прижаться к полу, как прямо
над головой жутко хрустнуло. Панцирник быстро опустил голову, снова
разводя жвалы, но Оппант уже шмыгнул за спину рабочего, который застыл в
страхе.
Все на свои места! Как посмели в зале Священной Основательницы...
напуганный Юваннап. Панцирник поколебался, все еще угрожающе разводя
страшные челюсти, способные рассечь терма пополам, затем неохотно шагнул
на свое место. От него еще шел запах, уже едва уловимый, затихающий:
рядом с панцирником:
неразбериха...
рехнулся? Он бросился на меня!
появляешься, там обязательно что-то случается! Буду настаивать в Совете,
чтобы вас перевели из двадцатого стаза куда-нибудь пониже. Тем более, что
вы только наполовину ноостер.
Оппант. - Каждый должен быть на своем месте, заниматься своим делом. А чем
занимаемся мы?
теперь на него поглядывает с тревогой не только Юваннап. Его многие
считали переходной формой между девятнадцатым стазом разведчиков, изредка
покидавших Купол, и двадцатым, потому что только термы двадцатого стаза
владели сложнейшим языком жестов. Оппант владел идеографическим языком,
недоступным термам других стазов, однако у него вместо хрупкого тела
Мыслителя был прочный скелет, неплохие мышцы, и он любил бывать в опасных
дальних туннелях и даже подниматься к выходам из Купола.
то девятнадцатого, не то вообще неизвестно какого. Стоит, боясь бросить
взгляд в сторону Уммы. Ее по-прежнему заслонял Трэнг, крепкохитиновый
зверь-убийца, который с угрожающим видом следит за каждым движением
Оппанта.